Один из дней

Наталия Сорокопуд
Под ногами был серый асфальт. Кое-где на нем виднелись конфетные обертки, пробки от бутылок и растоптанные окурки. Размеренный стук собственных каблуков раздражал ее так же, как ярко светящее солнце и цветущий весной город. Медленно мелькал род ногами асфальт. Медленно двигались в голове мысли. Ведь жуткая вещь – сессия. Не так было бы обидно, если бы, как все нормальные студенты, весь год гуляла, а потом мучалась, сдавая экзамены. Самым обидным оказалось за все время учебы не пропустить ни одной пары, постоянно готовиться, все свое свободное время посвящать учебе, и, в конечном счете, ощутить себя полным ничтожеством в той науке, которой занималась. Вероятно, не только в науке… неприятно ощущать себя ничтожеством во всем, за что бы ни взялась.
Намного проще быть никем и ни к чему не стремиться, влачить свое ничтожное существование, никому не мешать, не быть никем замеченным. И ни на что не претендовать. Гораздо хуже иметь амбиции и завышенную самооценку. Или считать себя достаточно умной и способной на определенные достижения и в то же время понимать, что это мнение ошибочно и осознавать, что ничего не значишь. Самый болезненный удар – удар по самолюбию.
Каблуки стучали уже по каменным ступеням входа в метро. Пыльный воздух наполнял легкие с каждым вдохом. Так же, как пустую голову наполняли пустые мысли. Почему ничтожеству дана способность осознавать свое ничтожество? Но как же хочется что-то значить! Иметь хотя бы сколько-нибудь важное место в этом мире. Общеизвестная истина, что в любом человеке есть задатки огромных способностей, нужно только их развить. Только развивать их не получалось. Несмотря на все старания, успехи были весьма посредственными.
Мало того – было бы что развивать. Ведь должно быть что-то, что хорошо получается. Хотя бы что-нибудь, благодаря чему станешь полезной себе и окружающим. При всем том с самого детства не было ни одного дела, которое у нее увенчалось бы успехом, либо она элементарно довела бы его до конца. Да, она окончила школу и рассчитывала получить красный диплом в университете. Тем не менее, даже мало-мальски значимое количество полученных в этом заведении теоретических знаний применить на практике оказалось непосильной задачей. Вряд ли эта задача станет разрешимой впоследствии. Да и стоит ли пытаться, зная, что так или иначе все попытки закончатся провалом, как и предыдущие. Даже в отношениях со своими друзьями и со своей семьей на каждом шагу встречалось непонимание. И не потому, что все вокруг были врагами, а в силу того, что собственные куриные мозги никогда не выдавали правильного выхода из какой бы то ни было ситуации, не находили в нужный момент нужных аргументов и отстоять личную точку зрения никогда не получалось.
Каблуки стучали по платформе в такт пульсации в висках, в такт нашествию пессимистических мыслей. Покрасневшие глаза стали немного влажными, но грязный холодный воздух вокруг осушил их, и они просто болели, напоминая о том, что они все-таки есть. Она стояла возле края краю платформы и смотрела вниз на рельсы. Интересно, высокое напряжение на этих рельсах, которым постоянно пугает неприятный женский голос в динамике, убивает сразу? Говорят, что если прыгнуть в начале платформы, то поезд успеет затормозить и человека можно спасти – он не умрет, а только получит увечья. Зато если прыгнуть в конце платформы прямо перед поездом, то он затормозить не успеет и вероятность разбиться насмерть гораздо более высока.
А что если правда прыгнуть?
Интересно, будет ли кто-нибудь жалеть об этой ушедшей жизни? Будут ли горевать родственники, виня в этой смерти свои ошибки? Будут ли тосковать друзья, вспоминая весело проведенное вместе время и взаимовыгодную дружбу? Будут ли вспоминать преподаватели об этой способной, скромной и немного нервной студентке? Или работники метрополитена будут осыпать ругательствами глупую девчонку за то, что наградила их грязной и неприятной работой?
В тоннеле показался свет, и этот свет был не окончанием проблем и неприятностей, но приближающимся к станции поездом. Его гул заполнил и без того шумевшую платформу. С надписи, обозначавшей название станции, вспорхнули два испуганных воробья и полетели к противоположной стене.
Она шагнула к краю платформы. Гул стал еще громче. Освещение станции показалось таким знакомым и смертельно надоевшим.
Мгновение спустя перед ней открылась дверь вагона, и она вошла. Нужно будет сегодня лечь спать пораньше – завтра предстоит тяжелый день.