Нет, это не Бардухана! Это какая-то хитрая девчонка. Что ей надо от меня?
– А ты не хочешь познакомиться с моим папочкой? – прищурила глазки эта юная особа.
Впрочем, некоторое сходство с Принцессой всё же наблюдалось.
– С кем? – я вздохнул, какой ещё папа?
Вообще, что происходит? Я ведь куда-то собирался. Куда-то далеко. Кажется, в столицу Бардухании… Нет, ещё дальше… Но куда? Совсем память отшибло…
Я сидел в кресле-качалке, потягивал сок прямо из кокоса и разглядывал пальмовые перья над головой.
На одной из самых широких метёлок раскачивалась крохотная обезьянка и корчила мне рожи.
– Уф, – вздохнул я. – Ну веди своего папу… А он кто?
– Сейчас сам и спросишь! – бросила Бардухана (или не Бардухана) и слишком громко позвала:
– Папулечка! Выходи! Хватит прятаться!
На колодце приподнялась крышка, и из-под неё показалась совершенно лысая голова с огромными острыми ушами.
– Кавоявижу! – не разделяя слов, произнесла голова. – Зятёкдарагой!
– Вы кто? – спросил я.
– Еёпапа! – человек ткнул в девушку пальцем.
– Она – Бардухана? – спросил я.
– Ончтодурачок? – человек вылез из колодца и подошёл к девушке.
– Как ты можешь, папа? Это знаменитый философ и математик… э-э… Синдабул Всезнающий!
– Да? Сматринанего? – человек достал из кармана чётки и быстро стал их перебирать. – Сколькабудет стомиллионовтриставасемнадцать памноженноенаодин?
– Пять, – отвечал я.
– Сматринанего! – удивился человек и пожал мне обе руки. – Маладец, зятёкджан! Дарютибеполцарства.
– А мне?! – Бардухана (или не Бардухана) надула губки.
– Тебетоже! Асамухожукморю! Надаеливымне! Рыбачитьбуду!
– Ну и скатертью дорога! – крикнула Бардухана.
Я её всё-таки узнал. Это она. По голосу узнал.
Женька дожевал яблоко и вдруг предложил:
– А хотите, я вам спою?
– Что? – засмеялся я. – Ты же не умеешь. У тебя голоса нет!
– А ты не смейся! – сказала Грета. – Пой, Женя!
– У меня голос нужный, – заявил этот болван.
– Ну-ну, – я взял второе яблоко.
И вдруг Женька изменился в лице. На самом деле. Стал очень серьёзным и объявил:
– Владимир Высоцкий «Банька по-белому».
И запел.
У меня, честно говоря, мурашки по коже побежали. Я и не знал, что Пузырь на такое способен.
Он пел спокойно, торжественно, и его хриплый голос очень подходил этой песне. У меня перехватило дыхание.
Когда он спел:
– Протопи ты мне баньку по-белому,
Чтоб я к белому свету привык, –
Угорю я – и мне, угорелому,
Ковш холодный развяжет язык.
Протопи!.. Не топи!.. Протопи!..
А потом замолчал, Грета подошла к Жене и поцеловала его в правую щеку.