Парод
Где света край?
Великие ахейские герои
Истратили всю жизнь
На поиски границы мира.
Но сколь не велика Эллада,
Света край
Сокрыт в неведомой дали.
Ведь воля богов на то.
«Но есть ли он, край света?» –
Вопросом задавались герои
Избороздившие, пожалуй,
Все моря.
«Мир бесконечен» –
Рекли философы.
«Все, имеющье начало,
Имеет и конец, –
Софисты возражали им. –
Если Афины – центр Эллады,
То непременно света край
Быть должен.
Ручья впадают в реки,
А реки все в моря.
Но бесконечны океаны
Быть не могут –
Подобясь всей земной воде,
Должны куда-то течь.
Куда ж? –
Конечно за край света!».
О, сколь же правы
Софисты оказались!
Эписодий первый
Обрыв…
У него остановился мальчик, согнувшись и тяжело дыша после бега. Отдышавшись, он гордо выпрямился и устремил вперед взгляд.
В неведомые дали.
Мальчику, одетому в богатую одежду, было года четыре, но уже сейчас он не расставался с деревянным мечом. Вырезанным, стоит отметить, им самим.
Склон перед ногами обрывался в бездну. Именно бездну – светлая дымка вдали указывала: внизу земли нет.
Потому как это граница мира.
Мальчик мечтательно смотрел туда, где непременно должен быть горизонт, но вместо него оказалась пустота небосвода. Лишь облака вдали медленно проплывали по голубой бесконечности. Смотря в неизвестность, мальчику казалось: он отрастил крылья, стал птицей и отправился в ласкающий прохладным ветерком эфир.
За край света.
– Лакин! – мальчик услышал голос отца. – Отойди от обрыва!
Лакин недовольно нахмурился, но подчинился. Подошел к отцу.
– Я хочу туда, – Лакин указал на слившуюся с горизонтом бездну. – За край света.
– Еще не время, – отец похлопал мальчика по плечу.
– Но когда это время настанет, обязательно отправлюсь туда, – уверенно произнес Лакин.
Отец довольно улыбнулся. Мальчик посмотрел на бесконечное небо. Не так далеко от обрыва, ловя легкий ветер, парили голуби.
– Я буду как птица, – сказал мальчик. – Улечу за границу мира.
– Конечно, улетишь. Но… что же там? – завороженным голосом прошептал отец. – Неужто… не край света? Мир бесконечен?
– Телемах! – прозвучал молодой голос Онейнанта. – Пора!
Отец Лакина, вздохнув, медленно направился к юноше. Мальчик последовал за отцом.
– Все уже готово, – Онейнант поднял брови. – Давно тебя ждем.
Телемах, смотря на землю, задумчиво кивнул. Потом, будто придя в себя, внимательно взглянул юному Онейнанту в глаза:
– Как считаешь, что там?
– За краем света? – нахмурился Онейнант. – Должно быть… ммм…
– Пустота?
– Не думаю… – юноша напряженно посмотрел на обрыв. – Может… может, иные миры? – Он с интересом взглянул на Телемаха.
– Да, – уверенно ответил мужчина. – Именно другие земли. Такие же, как наша – казалось бы бескрайняя – Эллада.
– Да… Но… ладно! – Онейнант будто спохватился. – Уже давно пора!
Юноша быстрым шагом направился к причалу.
Телемах мгновенье молча постоял и:
– Лакин, – взял он за плечи сына, заглянул в глаза. – Ты же знаешь… прекрасно знаешь… – Телемах хотел сказать что-то теплое, мудрое. Наставление, запоминающееся на года. Но не смог подобрать слова. Только произнес: – Прощай, сын.
Мальчик ничего не ответил. Конечно же, он все понимал. Лакин знал: отец поступает мудро; он – герой. Стремится за славой, вписывает свое имя в свитки истории Эллады.
Телемах помаялся еще пару мгновений и пошел прочь. Вбежал на борт корабля.
Мальчик с трепетом посмотрел на летучую триеру . Двухмачтовое судно длиною в шестьдесят локтей с высоким заостренным книзу носом-тараном. На борту нарисованы стремительно глядящие вперед глаза. А гигантские обтянутые парусиной крылья (похожие на пчелиные, только неимоверных размеров) – по три с каждого бока – прорезали воздух: спереди и ниже всех крыло среднего размера, посередине и повыше – большое, а сзади, ближе всего к краю борта, – маленькое.
Огромное судно по меркам летучих триер. Корабль, способный ответить на вопрос Телемаха: «Что там?». Корабль, триерархом которого вскоре станет Лакин. Мальчик несмотря ни на что громко скажет себе, отцу и всем элладцам: «Я видел, что там».
Взгляд, пронзенный восхищеньем.
Эписодий второй
Излучающий решимость взор.
Мужчина целеустремленно глядел из-под густых бровей на летучую триеру с надписью на борту: «Дафна». Нахмурившись, Лакин провел ладонью по короткой, с седыми пятнами, бороде. И хрипло произнес:
– Приветствую, Дафна. Любимая, мы снова отправимся в путь. Я знаю, старушка, жизнь тебя изрядно потрепала. Но – видят боги – это последнее путешествие.
Он взобрался на борт корабля. Нежно погладил постаревшие доски, шепча:
– Мы столько с тобой пережили! Куда, Дафна, нас только не заносило!.. Но сейчас… – Лакин оглядел безоблачное небо. – Сейчас иной путь.
Напряженный взгляд на сушу. Родная Эллада – земля, встретиться с которой после вот уже скорого расставанья Лакину, пожалуй, не суждено. Вот он, миг прощанья с землей, где вырос. Но откуда всегда мечтал сбежать, устремиться в неведомые дали. За край света. Добиться славы.
О, слава! Лакин улыбнулся. К ней триерарх уж давно привык. Мальчишечье желанье вписать свое имя в свитки истории увенчалось успехом. Ныне Лакин столь знаменит, как его отец, Телемах. И, пожалуй, даже как дед – великий герой, избороздивший все моря. Но Лакин махнул дальше – за пределы мира. В бесконечный эфир.
Слава теперь едина с триерархом. О, помогла б она остаться в Элладе! Нет, сама и гонит путешественника вдаль. Не будь славы… Лакин тяжело вздохнул. Ох, не будь славы, он бы остался на родной земле! С почтеньем встретил старость, а после переправился бы через реку Стикс в царство Аида. Но нет! – он со своими воздухоплавателями мчится в пучину бездны. Рок, похоже, желает, дабы Лакин канул в Лету.
– Поднять паруса! – заревел триерарх.
На палубе триеры тут же появилась суета. Воздухоплаватели сновали кто куда, натягивали тросы. Немного погодя флейтист начал играть, задавая ритм, а гребцы синхронно работать веслами. Вернее, рычагами – названия для удобства остались морские. По кораблю волной прошлась дрожь, а крылья задвигались. Сначала медленно, но скоро разогнались. Лакин не успел почувствовать первый ударивший в лицо поток ветра, как крылья стали загребать под борт летучей триеры воздух, уподобляясь величественному полету орла. Проснулось восхищенье от старого – пожалуй, прямо как сама старушка «Дафна», – но нисколько не забытого ощущения полета.
Закрыв глаза и чувствуя, как потоки ветра забираются под одежду и щекотят кожу, триерарх прошептал:
– Мы снова в пути.
– Как раньше, – седой голос Онейнанта заставил Лакина открыть глаза.
– Ты… – триерарх нахмурился, взглянув на старика. – Ты тоже здесь?
Онейнант кивнул.
– Но… ты же прекрасно знаешь, что это заключительное… – напряженно начал объяснять Лакин.
– Знаю, да. Это последнее путешествие – путь в один конец. Обратная дорога будет едва ли.
– Тогда зачем? – Лакин с непониманием глядел на хмурое морщинистое лицо. – Я еще понимаю воздухоплавателей, которые всю жизнь путешествуют со мной. Мы все сплотились, в каждой мелочи доверяем друг другу…
– А я прямо не всю жизнь с тобой летаю! – ухмыльнулся старик. – Ты говоришь так, будто мне не доверяешь.
– Да что ты! Я никак не хотел…
– Я был колейстом еще у твоего отца, – перебил Лакина Онейнант. – Работал помощником триерарха. Потом стал колейстом у тебя. Спрашиваешь, зачем сейчас отправился с тобой? Так вся моя жизнь связана с этим кораблем! Я, как и ты, стал частью «Дафны».
Онейнант печально посмотрел на надувшиеся паруса.
– Разве ты сможешь, – продолжил он, – обойтись другим помощником? – Тут старик озорно улыбнулся. Глядя на него, Лакин сам еле сдерживал улыбку. – Ты, дорогуша, просто так не избавишься от своего колейста!
Онейнант и Лакин дружно расхохотались. Триерарх приятельски хлопнул колейста по плечу:
– Старик, с возвращением на «Дафну»!
Дафну. Лакин от души посмеявшись, вздохнул. Дотронулся до медальона на груди. Знак власти над этим кораблем, подаренным Лакину отцом. Истраченные огромные деньги на постройку лучшего по тем временам летучего судна в подарок сыну не прошли для Телемаха зря. Лакин на борту «Дафны» добился невероятной славы. Ее сияние затмило даже Телемаха. Чей величественный блеск хранит память о первом муже, отправившемся за край света. А триера Лакина и по сей день считается одним из быстроходнейших летучих суден.
Лакин поднес медальон к глазам. Медный. Потому как медь считается любимым металлом Афродиты. А Афродиту Лакин почитает больше остальных богов. Поэтому никого не должна удивлять изображенная на медальоне пентаграмма – пятиконечная звезда, вписанная в круг, является знаком Афродиты.
Пройдясь по палубе, Лакин посмотрел на отдаляющуюся от корабля сушу. Огромный пласт земли медленно уплывал из взора. Целый мир с реками, озерами, морями и, конечно же, сотнями городов парил в воздухе. Будто сплющенная и во много раз увеличенная луна появилась среди ясного летнего дня.
Земля висела в бесконечном небе, что вполне естественно. Потому что рудные камни, находящиеся внизу летучего материка, настолько легче воздуха, насколько пушинка легче чугунной наковальни. Эти камни (прозванные эфирной рудой), стремясь ввысь, поддерживают гигантский пласт земли в воздухе как крылья – птицу. Только птицы (даже излюбленный Зевсом тучегонителем орел) не способны с такой естественностью и легкостью парить средь облаков. И летучая триера находится в небе лишь благодаря эфирной руде. Маленький, не больше яблока, камешек не дает тяжелому (настолько, что тот непременно потонул бы в воде) судну рухнуть в бездну.
Лакин вспоминал прошлое. Он как зачарованный глядел на летучий материк. Будто на воистину мощнейшую из существующих стихий – огонь. Огонь, властвующий над всем (в том числе и временем). Огонь-прародитель, огонь-разрушитель. И огонь-возродитель.
Огонь свечи игриво пожирал воск. Царь с довольной ухмылкой провел ладонью над пламенем.
– Знаешь, Лакин, – с интересом посмотрел он на триерарха. – Ты мне нравишься. Нет, правда, нравишься. Ты прославленный герой, мудрый муж. И любимчик богов. О да, это бесспорно! Ты же просто счастливчик! – царь со смехом похлопал себя по коленке. – Даже мне, служителю Зевсиона промыслителя, больно держать руку над свечой. А ты с легкостью вышел из пламени!
Царь расхохотался. Но тут же захлебнулся смехом и начал кашлять. Недовольно похлопав себя по спине, он посмотрел Лакину в глаза:
– Ты воистину подобен Ахиллесу.
Лакин недовольно отвел взгляд.
– Ничего подобного, – хрипло отрезал он. – Несколько слившихся случайностей не делают меня похожим на великого ахейского героя. Но насчет любимчика богов…
– О! – довольно хохотнул царь. – Вот с чем ты согласен!
– С этим не спорю, – нескромно сказал Лакин. – Потому что столько удачных случайностей просто так не появится. Фортуна явно дует в мои паруса; боги помощь.
Эписодий третий
– Триерарх, прямо по курсу Пламенеющие острова, – голос воздухоплавателя вытащил Лакина из воспоминаний. – Мы через несколько часов долетим до них.
Лакин сморщился. Надо слегка изменить курс, миновав летучие земли чуть южнее. Пламенеющие острова – давняя история. Именно благодаря ним триерарх заработал часть славы, и именно из-за них ему приходится лететь в Западные Пустоты.
Эти Пламенеющие острова… Что б их цербер растерзал!
– Пламенеющие острова, – игриво улыбнулся царь. – Как понимаю, ты не так давно оттуда.
Лакин кивнул. Царь только что вернулся с похода во вражеские земли (а таковые до сих пор сохранились на летучем материке). Поход был длинным – пол года после прибытия с Пламенеющих островов Лакин с волнением ожидал царя.
– Очень… ммм…жаркие острова. – Вымолвил триерарх. – Там много вулканов и ничуть не меньше лавы. Очень много, стоит отметить, не застывшей.
– Да-да, это уже слышал. Мне, – царь прищурился, – видишь ли, интересно другое…
– Понимаю, – Лакин внимательно наблюдал за реакцией царя. – Тебя интересует…
– Демоническая кифара, – протянул царь, сощурившись и следя за собеседником.
– Ну… – Лакин чувствовал напряжение в каждом мускуле. Этот разговор он ожидал пол года, опасаясь последствий и думая, как сказать владыке: – Кифара осталась на островах.
Царь крякнул.
– Почему? – поднял он брови.
Лакин, набрав полную грудь воздуха и сжав кулаки, ощущая уничтожающий взгляд царя, вымолвил:
– Мощь демонической кифары огромна. Пожалуй, слишком. Из смертных никто не может ей владеть. Даже такие герои как Ахиллес, Одиссей, Геракл. Только богам дозволенно касаться кифары.
Морщины на лбу царя увеличились, губы надулись.
– Так вот значит оно что… – выдохнул он.
Лакин ощутил, как по лбу потек пот.
Скулы царя напряглись, лицо покраснело. Он тут же посуровел. Подобной наглости от какого-то триерарха царь никак не ожидал.
Вдали (по правый борт летучей триеры) клубился дым. Он превращался в черно-серые облака и кружил по небу подобно воронам. Но тучи были столь далеки, что казалось, будто они, слившись воедино, никак не больше маленького облачка.
Лакин вздохнул. Царь изгнал его и его команду с родной страны и запретил появляться даже в колониях. Да, помимо гигантского элладского пласта земли в бесконечности витает еще множество иных миров (многие колонизированы). Но во вселенском небосводе помимо Эллады находятся лишь острова. Зато сколько! И какие разные: пепелические и лавовые, пустынные и цветущие. Населенные невиданным зверьем и безжизненные. Но сколько не было необычайных растений и животных, отсутствовало только одно.
Разум.
Как долго Лакин и другие путешественники не бороздили пустоты за краем света, никто так и не нашел ни одно напоминающее человека существо.
– Похоже, мы здесь одни, – тихо проговорил Лакин.
– Одни? – переспросил Онейнант.
– Да, одни. Во всем мире. Во всей бесконечности, что мы проплыли на «Дафне». Здесь нет, таких как мы.
– Людей?
– Людей, – прохрипел Лакин. – Такой огромный мир, а люди только на Элладе…
– Думаешь? – Онейнант внимательно посмотрел на Лакина.
– Боги создали только нас. Больше людей нет. Пустота без разума… – протянул триерарх.
– Ах, какая же ты гадина, Зевс промыслитель! – захохотал старик. – Решил, чтобы мы скучали в одиночестве. Не-е-ет, не дождешься, жалкий ты глупец. Мы, элладцы, никогда не одиноки!
Онейнант залился смехом. Лакин, смотря как старик, согнувшись, стучит по своей коленке, тоже начал нервно похихикивать.
– Вот тебе, громовержец Зевс! – старик, ухохатываясь, хлопнул себя по поднятой к небу ягодице. – Мы никогда не заскучаем! И ни за что не будем в мире одиноки! Даже когда разума больше нигде нет.
– Это точно… – отсмеявшись, протянул Лакин. – Хоть мы одни, но никак не будем одиноки. Тем более, когда боги создали нас, чтобы жилось веселее. Особенно, – триерарх с улыбкой посмотрел на Онейнанта, – с такими чудаками, как ты.
– Хе-хе, вот как ты стариков почитаешь, – проговорил Онейнант со все неутихающим смехом. – Чудаками их называешь.
Лакин широко улыбнулся. Снова посмотрел на дым, клубящийся вдали. Онейнант перестал смеяться и тихо проговорил:
– Помнишь, как мы там…
– Да… – Лакин закрыл глаза. Он вспомнил, как пол года назад летучая триера проплывала над Пламенеющими островами…
Эписодий четвертый
…Летучая триера проплывала над Пламенеющими островами. Тень судна и шести огромных полупрозрачных крыльев стелилась по покрытым пеплом скалам. Между ними буро-алой сочностью струились лавовые реки, над которыми поднимался дым. Корабль проскальзывал (а иногда и утопал) в серо-черных дымных тучах. Они витали везде: и близ высоких каменистых подъемов, и над выплевывающими огненно-горячую воду с паром гейзерами. Паруса время от времени пропадали в них, а солнце надолго исчезало за клубами дыма. Гигантская тень от туч беспокойными порывами ветра холодила воздухоплавателей.
Триерарх сурово оглядел землю внизу. Кинул беглый взгляд на гребцов и отдал приказ:
– Сбавить ход! Остановить первые и третьи крылья!
– Скоро то место? – спросил у него юный Гета.
– Да, – кивнул Лакин. – Мы слишком сильно разогнались. Сбавим ход и спустимся. Еще чуть-чуть – и доберемся до нашей пещеры.
Лакин стал разглядывать скалы внизу. Он, казалось, внимательно изучал каждый камень. Сверял с пергаментом карты проплывающий под кораблем пепел и застывшую лаву.
– У тех скал снизиться, – приказал триерарх.
Гета кивнул и спустился в трюм. Туда, где хранится эфирный камень. Достаточно лишь погрузить его в воду – и летучие свойства эфирной руды ослабнут. Корабль пойдет на снижение.
Несколько отданных воздухоплавателям команд – и паруса убрали.
Медленно опускаясь, судно погрузилось в черное облако, но тут же вышло из него. Порыв ветра пронизывающим холодом въелся в кожу. По триере прошлась вибрирующая волна. Еще чуть-чуть – и корабль завис в воздухе – эфирный камень наполовину достали из воды.
Воздухоплаватели скинули веревочные лестницы за покрытый копотью борт. Группа во главе с Лакином спустилась на непохожую на Элладу землю. Пепельную почву пламенеющих островов. Островов, отличных от морских, коих полно в Элладе.
Эта земля подобна множеству остальных – будто рассыпанных щедрой рукой – летучих островов. Она лишена жизни (а уж разумной – тем более).
Команда отправилась к темнеющему входу в пещеру и вскоре воздухоплаватели ступали мимо облепленных сажей каменных стен. Лакин, освещая факелом путь, вел за собой шестерых человек. Одежда каждого успела стать отчего-то черной, а лица покрыться копотью.
Пройдя, пригнув голову, под очередным низким коридором, Лакин вывел команду в большой зал. Свод пещеры, сужаясь, вытягивался локтей до ста пятидесяти и завершался узким проходом наверху. Туда устремлялся дым, исходящий от лавы. Она, разлитая широким озером, кипела, выплевывая буро-алые брызги.
Непроизвольно сжав скулы, Лакин устремил вперед алчный взор. На той стороне озера, искажаясь от трепещущего жаром воздуха, лежала кифара. Над ней как по волшебству плясали огоньки; семь струн, казалось, были раскалены докрасна. Этот инструмент столь величественен, что достоин не царей – богов. Кифара создана будто для самого Аполлона!
Вот она, желанная цель!
Тяжело вздохнув, Лакин ощутил текущий по телу пот. Сработает ли это? – сурово подумал он. Впрочем, какая разница? Не имеет значения, что из всего этого вытечет. Как завершится начатое, зависит только от воли богов. И если Лакину рок задумал смерть, триерарх никак не сможет избежать ее. Не важно, каким образом все завершится, но важно насколько много сил будет отдано попытке достичь цели. А как уж вознаградить (или покарать) героя – решать богам.
Главное – попытаться, – утвердился Лакин.
Из команды никто ничего не говорил. Все понимали: в этом случае лучше молчать. Пусть триерарх решается сам. Верить ли легендам, верить ли пророчеству, верить ли богам – вот что выпало на долю Лакина.
Сурово глянув на демоническую кифару, Лакин с алмазной твердостью посмел забыть о человеческих страхах. Он уверенно разделся догола. Сжал в кулаке медный медальон с пентаграммой. Триерарх отдался року и вознадеялся на фортуну.
Он прыгнул в лаву.
Эписодий пятый
– Помню, конечно помню, – хрипло сказал Лакин. – Огонь… его не забудешь…
– Огонь… Что это все-таки такое? – тихо спросил Онейнант.
– Это великая стихия. Во многом похожа на Феникса. Огонь – одновременно прародитель, разрушитель и возродитель. Если… если в огне и погибнет наша цивилизация, она из пепла же и воскреснет. Старик, спрашиваешь, что такое огонь? – Лакин усмехнулся. – Огонь – это то, что может даровать жизнь. Или забрать ее. Это источник безграничной власти. Власти, способной ни много, ни мало – вершить судьбы миров.
– Я хотел узнать… ммм… Какого в пламене? – старик с интересом сощурился. – Что чувствуешь, когда он не просто повсюду, но когда ты в нем?
– Это… удивительные ощущения, – Лакин заглянул в пустоту. – Удивительные… В тебе сгорают низшие чувства. Ты уже не испытываешь к чему бы то не было ненависть. Не хочешь не то что, не враждовать – исчезает всякое желание антипатии. У тебя пропадают страсти. Все съедается пламенем. И когда эта человеческая низость сгорает, сгорают иллюзии. Ты начинаешь видеть не свое мнение насчет вещей, но истинную сущность вещей.
– Не совсем понимаю… – протянул старик.
– Все низшие эмоции, – пояснил триерарх, – все страсти (будь то ярость или просто возжелание девы) и страхи закрывают нам глаза. И когда смотришь, скажем, на яблоко, видишь его красоту. Вспоминаешь вкус. Но неужели в эти моменты задумываешься, что символизирует яблоко? Разве замечаешь его суть? Связь плода с яблоней? С природой? Хранящееся в нем семя жизни?
А когда думаешь о любимой, помимо трепета в сердце замечаешь ли смысл существования любви?
Человек всегда видит лишь одну правду, – Лакин поднял брови. – Когда кто-то совершает плохой поступок, этого человека осуждают. Но кто-нибудь задумывается, почему он так поступил? Неужели из-за корысти? А ведь по своим меркам наверняка оправдывает себя, насколько нехороший поступок не был бы совершен.
Понимаешь, старик, у каждого своя истина. И именно поэтому каждый слеп. Но достаточно только сжечь страсти – что создают перед глазами черную пелену, – и увидишь истину. Нет, не свою. И не чужую. А ту, что посередине – золотую.
Настоящую.
Лакин сжал медальон. Почувствовал: пентаграмма отпечатывается на ладони. Прошептал:
– Пламя очищает…
Лакин, переплыв через пламенеющее озеро, вылез на другом берегу. Он заметил, что от тела исходит пар, будто от бурлящей воды. С Лакином после плавания в лаве ничего не сталось; он лишь ощущал жар.
Триерарх с триумфом воскликнул:
– Как я только мог не поверить пророчеству?! Посмел усомниться в истинности слов Афродиты! Саламандра… ее кровь… Она защищает от всего порождения огня. Воистину, выпив кровь саламандры, можно купаться в лаве и нежиться в пламени. Афродита, покарай меня сейчас же, если считаешь, что я недостоин поклонения тебе, раз не доверился божественным словам!
Но Афродита не вылила на героя гнева Олимпа. Лишь вдали – с другой стороны пламенеющего озера – донеслось ликование воздухоплавателей. Появившаяся улыбка Лакина начала излучать свет. Как огонь – жар. Триерарху почудилось: тело от триумфа воспарило над землей. Оно само подплыло к кифаре. Лакин коснулся демонического инструмента и почувствовал обжигающее тепло.
– Ни единый муж еще не смог сего добиться, – послышался странный голос. – Великой доблестью, отвагою и волей к победе герою надо обладать, – казалось, прекраснейшая дева поет дивную мелодию. – Тысячелетьями ждала я, когда сей муж появится. И вот, случилось то мгновение, что предначертала мне судьба, – Лакин был убежден – он слышит идеальный голос. – Промолви мне герой, как твое имя?
На кифару, взмахнув крыльями, грациозно уселась птица. Она напоминала орла – была столь же величественна и прекрасна. Перья сверкали огненным окрасом.
Триерарх с непониманием взглянул на птицу. Неуверенно произнес:
– Я Лакин Телемахид. Но кто ты?
– Лакин, Телемаха сын, я – порождение огня, – промолвила птица. – Я та, что в пламене возникла и та, что в пламени умрет. Герой, зови меня ты Фениксом.
Птица с почтением глядела на триерарха.
– Почему… почему ты меня ждала? – Лакин напрягся. – Да и меня ли… – тихо добавил.
– Героя ожидала я, способного сею кифарою владеть. Ведь будет он исторью ту вершить, что тысячи потомков запомнят на века веков.
– Историю? Да это… – Лакин усмехнулся. – Это невозможно! Я же всего лишь простой путешественник!..
– Слова твои, о Лакин, Телемаха сын, естественны для тех, от мановенья чьей руки вершиться будут судьбы миров. Поверь герой: ты тот, кто нужен мне… и тысячам мужей.
– Неужели! Это… для чего? Чтоб «вершить судьбы миров»?! Да не смеши меня! – с гневом выплюнул Лакин.
Затем сел на камни и обхватил руками колени. От земли потянуло холодом, что пробежался легкой дрожью по телу.
– «Кто нужен мне… и тысячам мужей», – зачарованно повторил триерарх опустошенным голосом.
– Герой, не стоит в безмолвное ничто свою душу погружать. Встань, Лакин Телемахид, ибо сейчас решиться должен ты.
– На что? – Лакин с ухмылкой встал. – Вершить судьбу мира? Да иди ты к церберу в вонючую пасть!
Лакин подошел к кифаре и схватил инструмент. Феникс недовольно вспорхнула с демонического артефакта. Триерарх, взяв его под мышку, пошел прочь.
– Еще не хватало обращать внимание на твои скверные слова! – злорадно оскалился он. – Кифара моя! – Хмыкнул: – Отдам ее царю, выполню свою миссию. Получу кучу денег – и дело с концом! Еще не хватало «вершить судьбы миров»!
– А ведомо ль тебе, герой, на что способна сия кифара? Как думаешь, какой же силой она владеет? Для чего ж нужна царю? – Феникс подлетела к Лакину и, махая крыльями, зависла у его лица.
Лакин остановился. Посмотрел на птицу.
– Какой силой? – осторожно прозвучал его хриплый голос.
– О, кифара способна песнею своей отправить мир сей бренный во пламенеющее царство, – глаза Феникса сверкнули огнем. – Сыграв на этом инструменте, ты не увидишь боле ту округу, где музыка ее звучала. Но учти – сия мелодия способна поветру порхать летучих кораблей быстрее.
Над Фениксом разгорелось высокое – явно в человеческий рост – пламя. Не выпей Лакин крови саламандры, наверняка б загорелся. Птица стала напоминать адское отродье.
Триерарх посмотрел из-под бровей в горящие глаза Феникса. Он заглянул в них.
– Тогда зачем царю кифара нужна? – тихо спросил.
Ответа не последовало.
Лакин отвернулся, закрыл глаза, поигрывая скулами.
– Вот, Телемахид, твой выбор. В сей час вершишь судьбы миров ты.
Вершишь судьбы миров! – с презрением подумал Лакин. – Еще чего не хватало! Триерарх вершит судьбу только своего судна, – какой уж тут мир! Может, Лакин и герой, но никак не властитель человеческих судеб. Ему тяжело делать выбор на «Дафне», отвечая за воздухоплавателей – а тут решать за всю цивилизацию! Смешно даже подумать! Почему бы Фениксу – волшебному созданию и более мудрому, нежели человек, существу – не решить за Лакина? Или, что еще лучше, – богам? Зевс промыслитель, отец смертных и бессмертных, разве не может сделать выбор за жалкого мужа? Чем особенен Лакин?!
Но…
Лакин встрепенулся. Конечно, Феникс права! Все сложилось так, что выбор настал за ним! Нет, Лакин не особенен. Просто текущие друг за другом события привели к выбору именно его. Как поступит триерарх: возьмет кифару или оставит? Выполнит приказ царя? Если да, то…
Лакина передернуло.
Нет! – никто из смертных не может получить мощь, способную погрузить мир в огненный хаос. Даже владыка Эллады. И уж тем более Лакин. Пусть боги вершат судьбы миров – человек еще не дорос до этого. Слишком глуп.
Лакин положил кифару. Сжав кулаки, подошел к лаве. Задумчиво глянул сквозь дым и дрожащий воздух на далекие силуэты воздухоплавателей. Услышал:
– Все же поверь мне, Лакин. Лишь людям дозволенно решать судьбу того клочка земли, где они живут. Богам на эту землю все равно. Советом лишь иль помощью какой вмешаться могут. Ибо рок над олимпийцами тоже имеет власть, – Феникс издала звук, напоминающий вздох. – Ну что ж, прощай герой!
Из лавы по пояс вышел демон огня. Раскаленная докрасна чешуя обтягивала атлетические мускулы. Тело порождения пламени горело как вознесшийся до небес погребальный костер. Демон протянул Лакину руку. Триерарх коснулся ее и погрузился в лаву.
В это мгновенье очистительное пламя поцелуем демона изменило сущность Лакина.
Эписодий шестой
Лакин непроизвольно сжал медальон. Напрягся. Воспоминания язычками пламени танцевали перед глазами.
– У меня для тебя подарок, – затушил огонь воспоминаний Онейнант. Морщинистый голос унес пепел прошлого.
Лакин с интересом глянул на старика. Тот, довольно улыбаясь, протянул триерарху какую-то аккуратно сложенную ткань. В груди Лакина зародился новый огонек – любопытство. Лакин развернул подарок.
Это знамя. На ткани была изображена пентаграмма.
Лакин широко улыбнулся:
– Даже и не знаю, что сказать…
– Разве что только благодарность, – хохотнул старик.
– О… Я… конечно благодарю тебя! – демон пламени напустил огонь радости в душу Лакина и заставил триерарха обнять колейста.
– Уверен, уже не важно, под каким мы флагом, – пояснил старик, высвобождаясь из объятий триерарха. – Как только были изгнаны, лишились права идти под флагом Эллады. Мы уже не принадлежим своей родине.
– Так почему бы не пойти под знаменем Афродиты? – закончил за Онейнанта Лакин. – Пусть пентаграмма станет не символом моей власти над «Дафной», но символом «Дафны». Пускай корабль будет вольным!
Знамя не долго водружали на верхушку мачты летучей триеры. И вот: пятиконечная звезда, вписанная в круг, начала танцевать в паре с дующим в паруса ветром. То Афродита играется со своим символом как клубочек ниток с котенком.
Афродита… Почитаемая Лакином богиня. А ее символ – знак любви. Двойка – первое женское число, тройка – мужское. Если эти цифры сложением слить воедино, получится пятерка. Число любви между мужчиной и женщиной. Именно поэтому пятиконечная звезда, вписанная в круг – символ любви.
А любовь рождает жизнь, – так что, пентаграмма еще знак жизни. И здоровья. Мало того – символ Афродиты защищает от злых демонов. Коих, стоит сказать, в мире полно.
Демонов-то, – подумал Лакин, – и полно. А как насчет людей? Нет, не только элладцев, а вообще.
– Может, мы не одни? – прошептал он сам себе. – Может быть, все-таки существуют другие люди в этом мире?
– Думаешь? – тихо спросил Онейнант. – Думаешь, мы с ними просто еще не встретились?
– Кто знает? Очень даже вероятно…
– Тогда кто эти люди? – Онейнант посмотрел на Лакина. – Они похожи на нас? Может, выглядят совсем иначе? А нравы никак уж не смахивают на элладские. А вдруг эти люди так же разнятся с нами, как рыбы с птицами? Тогда… что будет при нашей с ними встрече?
– Если еще встретимся… Очень большая вероятность, что их вовсе не существует. А эта бесконечность наполнена разумом только на нашем летучем материке.
– Знаешь, как-то хочется не верить в это одиночество.
– Одиночество, – усмехнулся Лакин, – никогда не нравилось людям. И уж тем более во вселенском масштабе… Но… Хех! Надежда, знаешь ли, умирает последней.
– Значит, будем верить в их существование?
Лакин, задумавшись, промолчал. Потом произнес:
– Не думаю, что мы одни имеем разум. Пожалуй, все-таки глупо не верить. Просто вспоминается Феникс.
– Но она же не человек. Просто волшебное существо, чем-то напоминающее демонов.
– Вот к чему я и клоню, – глаза Лакина блеснули. – О каком одиночестве может идти речь, когда помимо нас существуют боги? О, как огромна Олимпия! И как много низших божеств, злых и добрых демонов. В конце концов, просто волшебных существ. Взять тех же кентавров. Кто-то долго не верил в их существование. Пока, конечно же, не убедился воочию, что мифы говорят правду. А если на Элладе есть некто похожий на человека, но не являющийся им (а таких «людей» полным полно!), значит, есть где-то и на летучих островах. Богов много – они не могли все разом забыть о других землях. Не могли населить только Элладу. Я убежден: кто-то из разумных существ непременно есть в этой бесконечности!
Бесконечности. Лакин устремил взгляд во вселенскую даль. Дымка окутывала округу. Она обманывала: где-то должен быть горизонт. Но горизонта здесь не существует. Это все равно, что стоять на пляже и искать черту миров, скрывающуюся далеким дождем. Небо льется в море; царства Посейдона и Зевеса объединяются. А черта горизонта отправляется в никуда.
– Вот они, Западные Пустоты, – хрипло сказал Лакин.
– Да, славные места… – протянул Онейнант.
– Почему славные? – нахмурился триерарх.
– Потому что они могут подарить славу. Невероятную славу, – старик вздохнул. – Еще никто не отправлялся в те края. Они неисследованны. Это терра инкогнита.
– Это наша смерть, – мрачно заметил Лакин.
– Да, но славная смерть. Мы умрем как герои. Как отправившиеся прямо в чрево Аиду путешественники. Как мужчины, непобоявшиеся отдать все только ради мужественности.
Лакин закрыл глаза и прошептал:
– Это мое последнее путешествие. Заключительный путь Лакинеи.
– Приключения Лакина, – с улыбкой добавил старик. – Триерарха, всю жизнь отдавшего воздухоплаванию. – Онейнант задумался. Шепнул: – И героя, изгнанного из родины.
Лакин промолчал.
Ночь опускалась на мир медленно. Солнце, краснея, долго исчезало где-то в тумане. А луна вылезала из ниоткуда. Звезды – души умерших – свысока следили за жизнью живых. Тьма скрыла даль.
Лакин не мог уснуть. Он тупо смотрел в бесконечность, когда его окликнул Гета:
– Триерарх, на западе… – он запнулся. – На западе…
– Что? – недовольно прокряхтел Лакин.
– Там… там какие-то огни.
Лакин встрепенулся. Быстрым шагом направился к носовой части судна.
Там, где темнеет горизонт, замечалось тусклое мерцание. Ярче звезд были желтовато-красные огни. Они исходили от пламени: толи костров, толи факелов.
– Что это? – спросил Лакин у пустоты.
Иной разум, – донесся из-под сознания ответ, – это люди с других земель.
– О, боги, мы все ж не одиноки! – выдохнул триерарх. Некоторое время находился в ступоре. Но тут закричал: – Всех гребцов разбудить! Полный вперед! – Лакин зачарованно улыбнулся: – Следуем в Западные Пустоты…
К братьям по разуму.
Эписодий седьмой
Земля воистину бескрайня:
Воздушна бесконечность простирается
За те края, где горизонтова черта
Должна быть.
Но нет – куда она исчезла? –
Бывало даже, плывет триерую летучей
По воздуху,
Желая ту черту найти,
Но лишь туман далекий
Встречает путешественник.
Света края нет – вселена бесконечна.
И где-то наверху,
За небосводом дальним
Бессмертны существа
На тронах восседают.
То олимпийские бога,
Казалось бы, во чьих руках
Решать:
Будут ль их детища элладские
Цвести, со славою царя. Но нет:
Бессмертным лишь дано
Вершить за человека то,
Что сам он за себя решить
Неведомо из-за чего
Желанья не имеет.
Таким был Лакин Телемахид.
«Достиг того он,
Чего мы не хотели, –
Промолвил Зевс собранию бессмертных. –
Сложилось все у сего мужа
Таким путем необычайным,
Что все из взора моего
Вдруг ускользнуло.
О, Лакин смог пробраться
Чрез ту невидиму границу,
Что я установил элладцам.
Теперь сын Телемаха
Разрушит все божественные планы».
«Ха, вспыхнет
Очредная сеча!» –
Арес довольно усмехнулся.
«И эта сеча, – Зевс рек мрачно, –
Возьмет не только Лакина,
Беспечного героя,
Но целую Элладу захлестнет.
И бесконечность вся
Воздыбится пучинную войны
На мир возлюбленного нашего народа.
Решайте боги, как поступим мы?».
Тут ропот пронесся
По воздушному Олимпу.
«О, Зевс, отец бессмертных, –
Воскликнул Апполон. –
Я поражу врагов, настигших Лакина
Из Западных Пустот
С высот без промаха разящих стрел!».
На что Зевс промслитель прогремел:
«Однажды помог ты
Подло ранить
Парису стрелою ахейского владыку –
И как итог: сожжен великий город.
Я не желаю, дабы Эллада пала,
А вместе с нею развязалась
Божественна война.
Дать предлагаю Лакину
Решить все самому.
Пол года тому назад он сотворил
Мудрейший выбор: оставил
Кифару демоническую
У Феникса на островах летучих».
«О, правду говорит Зевес, –
Афродита подтвердила слова царя богов. –
Лакин, Телемаха сын способен
Истину вершить,
Мудрейший выбор сотворяет он,
Особенно когда исторьи мира
Дела касаются».
«Пусть снова Лакин
Как поступить решает:
Что будет со Элладой
После встречи триерарха
С мужами, живущими в иных землях.
Ибо у людей всегда есть выбор» –
Так рек владыка всех народов,
Зевс.
Эксод
– Господин, мы обнаружили вражеское судно, – зашел в покои владыки вестник.
– Вражеские судна? – без какой бы то не было доли заинтересованности, спросил император. Ему куда большее удовольствие доставляло рассматривать огонь свечи, бликами играющий в бокале вина. Оно было разбавлено водой и подогрето с фруктами и специями.
– Да, мой господин, – запыхавшись, ответил вестник. – Корабль шел с востока. Наши разведчики встретили их. У врагов было всего одно судно; нам не составило труда уничтожить его.
– Говоришь, корабль шел с востока? – меланхоличным голосом поинтересовался император. Он глотнул вина. Аромат глинтвейна горячими парами обнял язык.
– Да, господин. Они шли под знаме… – вестника перебил император:
– Постой, – лениво поднял он руку, сверкнувшую золотым перстнем. Задумчиво посмотрел на вино и положил в рот маленький кусочек ананаса. Медленно пожевал. Потом сморщил лоб: – Они прибыли из терра инкогниты?
Вестник облизал пересохшие губы:
– Да, мой гос…
– Как давно?! – вдруг воскликнул император. Он, казалось, пришел в себя после продолжительного сна.
– Пару дней назад, – отчеканил вестник.
– О, Единый Демиург! – император моляще посмотрел на натянутый на стене флаг Империи Единых: горизонтальная толстая линия посередине пересекала вертикальную, образуя квадрат. Это crux quadrata, квадратный крест. Знамя изображено так, что было будто вырезано из дерева. Впрочем, это естественно: деревянный крест символизирует устремление.
– Люди с востока однозначно носители зла, – вестник продолжил доклад. – Они демонопоклонники и шли под знаменем тьмы, мой господин. На их флаге была… – вестник запнулся. Он тупо посмотрел на ковер с изображением квадратного креста. – …была пентаграмма.
– О, Единый Демиург!.. – вылетело у императора. – Защити нас! – Но тут же сделал суровое лицо: – Пророчества сбываются; скоро начнется война. – Он глянул на вестника: – Что с врагами?
– Корабль уничтожен, несколько человек схвачено.
– Их допросили?
– Господин, они говорят на другом языке.
– Значит, ничего не расскажут, – промолвил император.
– Что с ними будет, господин?
– Мы их убьем… – владыка крепко сжал эфес императорского меча. Гарда священного клинка образовывала крест. – Убьем, конечно, – тихо повторил.
Лакин взглянул на перепачканного в засохшей крови Онейнанта. Тот, напрягшись, размотал бурую повязку на руке. Из лишившегося кисти темно-красного обрубка все еще слегка сочилась кровь. Лакин, недовольно нахмурившись, оглядел темницу. В живых осталось только три человека: он, флейтист и колейст Онейнант. Воздухоплаватели находились здесь больше часа. Сжав скулы, триерарх прохрипел:
– Нисколько не важно, захватят ли враги нашу страну.
– Почему? – опустошенным голосом спросил флейтист. Он печально сидел, облокотившись о каменную стену и обхватив руками колени.
– Потому что я достану кифару, – Лакин кинул яростный взгляд на свет, сочившийся из-за решетки. – Даже если меня убьют, выберусь из ада и несмотря ни на что доберусь до демонического артефакта. Испепелю весь этот скверный мир, – прорычал Лакин. – Мы как вечно перерождающийся Феникс. Очистимся в пламене и возродимся из пепла. Эллада бессмертна. А эпоха Возрождения неминуема. Потому что все неизбежно умирает, но после непременно воссоздается.
Онейнант, сжавшийся от все неутихающей из-за отрубленной кисти боли, готов был поклясться в увиденном: глаза Лакина вспыхнули пламенем.
Словарь терминов:
Триера – наиболее распространенный в Элладе летучий корабль
60 локтей равняется приблизительно 26 метрам
Триерарх – капитан триеры
Колейст – профессиональный воздухоплаватель. Он же помощник триерарха
1 локоть равен 0,444 метра
Артур Сухонин
декабрь 2006, Москва-Подмосковье