.
.
.
– Сто пятнадцать, дама в четвёртом ряду, справа. Сто двадцать, господин в первом ряду, прямо. Сто двадцать пять, дама в четвёртом ряду, справа. Раз… два… три! Продано, дамы и господа.
Аукцион, на котором распродавались мужчины, шел полным ходом. Несколько первых лотов, представлявших собой красивых и молодых мужчин, ушли за большие деньги. Организаторы торгов радостно потирали руки, мысленно подсчитывая доход.
– Господин N., тридцать семь лет, сто семьдесят шесть, шестьдесят три, разведен, безработный, считает себя писателем, – выкрикнул очередной лот аукционист. – Начальная цена двадцать пять… Пожалуйста, выведите господина N., – обратился аукционист к своим помощникам. – Кто больше, дамы и господа?
На сцену вывели тощего, болезненного вида мужчину в стареньком свитере и потёртых джинсах. Его отстранённый взгляд не выказывал ничего иного, как полное безразличие к происходящему.
Аукционист посмотрел в зал и не нашел ни одной поднятой руки. Подождав еще минуту, он выкрикнул:
– Дамы и господа, цена опускается до двадцати. Кто желает приобрести, быть может, гениального писателя?
Собравшаяся в зале публика не реагировала на призывы аукциониста, не признавая в предлагаемом товаре гениального писателя. Большинство лишь презрительно усмехалось, глядя на представленный для продажи жалкий объект.
– Пятнадцать, дамы и господа. Вложите свои деньги в молодой талант и вы стократно окупите свои расходы на его содержание, – не унимался аукционист.
Однако покупатели, многие из которых уже прикупили здоровых и красивых молодцев, не желали тратиться на дохлого писаку.
– Десять, дамы и господа. Еще не старый мужчина, писатель, поэт, скрытый талант, – уже остывшим голосом призывал аукционист. – Пять, дамы и господа, почти даром. Никто не желает?
Он с надеждой посмотрел в зал, но ни одной руки так и не поднялось. Сам объект столь неудачных торгов спокойно стоял на сцене, сложив руки за спину и устремив взгляд на потолок. N., очевидно, сочинял очередной рассказ или, быть может, стихотворение, и ни на йоту не интересовался своей дальнейшей судьбой.
– Один, дамы и господа, всего один за нестарый талант и нераскрывшегося мужчину.
Но и за эту смешную цену не нашлось желающих приобрести безработного писателя.
– Бесплатно, дамы и господа, – обреченно выдавил аукционист, желая во что бы то ни стало избавиться от неходового товара. – Возьмите бесплатно, кто хочет.
И вновь ни одной поднятой руки. Никто не хотел повесить себе на шею лишнего едока и приобрести очевидную головную боль от общения с ним.
– Я возьму, – раздался сухой женский голос с последнего ряда.
Все головы повернулись в сторону голоса, и только N. не обратил на это внимание.
Публика начала недоуменно перешептываться…
– Подойдите, пожалуйста, сюда, – обратился аукционист к женщине, изъявившей желание забрать N., – возьмите ваш товар, теперь он принадлежит вам.
Когда аукционист рассмотрел женщину, которая медленно и торжественно приближалась к сцене, его всего передернуло. Бледные и растерянные покупатели вжимались в кресла, когда мимо них размеренно и величаво вышагивала эта женщина. Дамы падали в обморок… Ужас охватил всех присутствующих…
Высокая и худая женщина в белом плаще с капюшоном уверенно приблизилась к сцене. Маска, скрывавшая ее лицо, походила на облик окоченелого мертвеца с предсмертной судорожной улыбкой. Призрачная фигура вышла на сцену и нежно взяла писателя за руку. Тот рассеянно взглянул на неё, печально улыбнулся и поплелся за ней вслед.
На мгновенье женщина повернулась лицом к залу, откинула капюшон и продемонстрировала всем свою безобразную маску с застывшей, бросающей в дрожь, улыбкой. В зале раздались пронзительные крики… Покупатели, все как один, обезумев от страха, ринулись прочь… Джентльмены толкали друг друга и давили ногами упавших на пол дам…
И лишь двое сохраняли полное спокойствие: писатель, с умиротворенной улыбкой покидавший заскорузлый мир, и его спутница, уводившая за собой очередного, чуждого этому миру, человека.