Величие человеческой души
(сплошное непонимание…)
Друг друга они не знали. Точнее, дед знал министра и видел по телевизору, а вот министр о нём даже и не догадывался. Дед жил в глухой Смоленской деревне и был на пенсии, а министр энергетики командовал в столице распределением энергоресурсов.
Их ничего не объединяло, кроме электричества, которое под чутким руководством чиновника, зарождалось где-то там, в глубине разных ГРЭСов, ГЭСов и АЭСов, преобразовывалось в нужные вольты, герцы и амперы на всевозможных трансформаторных станциях и подстанциях, и по ЛЭПам и прочим проводам высокого напряжения веером рассредоточивалось по стране. От этой громадной лавины маленькая толика тока попадала и в хату деда Ивана, делая там своё нужное дело. В дедовой хате электроэнергия светила лампочку, возле которой старый иногда подолгу простаивал, смотря на неё как на диво и щурясь от яркого света, кипятила чай на электроплите, гудела холодильником, показывала по телевизору новости, фильмы и даже самого министра.
В своё время старче плохо учился в школе и, дотянув до старости, никак не мог понять, что же это такое – электричество? В особенности, как оно бежит по проводам. Но плоды силы тока были перед ним на лицо, электричество в его хате присутствовало. Хотя дед это видел, но душой не понимал, как так может быть? Но потом свыкся, с чем стал жить себе дальше. И всё было бы ничего, но старого больно сильно смущало колёсико электросчетчика, которое крутилось и тихо жужжало, от оборотов которого зависело, сколько ему платить за свет. Правда, старому всегда хотелось, что бы это колёсико крутилось в другую сторону, и так сильно хотелось, что не давало ему покоя, нервировало и утомляло его это колёсико.
Он в уме не один раз прикидывал, сколько денег задолжало бы ему государство, если бы колёсико крутилось в другую сторону.
- Да…, наверное, много… - смиренно зевая, чесал старче затылок.
За окном мерцало начало нового тысячелетия, это было время труда и настоящего счастья. Министр как в реку погружался в дела, а дед на дворе разводил и лохматил метлу, что бы была пушистее.
Человек с аналитическим складом ума обычно оценивает время по изменениям, которые происходят в обществе, а дед эти изменения оценивал по телевизору, по которому недавно показали фильм, как говорил дед – про вудралаков, от чего ему в последнее время стало страшно ночью ходить на улицу. Так дед и сидел в хате, когда ему не спалось, до тех пор, пока не заплещется в небесах алая полоска зари. А когда спалось, он смотрел сны.
Планета плыла в мире ночных огней, нити звёздных рек опутывали космос, а когда в небесном храме венчались звёзды, в дедовой голове проносились мысли, обрывки которых тяжело цепляли его сознание. Ему снились разные сны… Снилось, будто ходят все задом наперёд, и только передовики ходят передом, отсюда, наверное, и название у них - передовики. Снилась ночь, в лунном свете серебрящийся снег, куда-то струящаяся дорога, по ней впопыхах бегущей мужик… Снился батюшка в церкви, который крест грозился зацеловать до дыр, но больше всего во сне донимали его вурдалаки, те самые, которых намедни он насмотрелся по телевизору.
Глаза деда много повидали на своём веку, но приспособился он к жизни, поэтому и дотянул до старости, соблюдая нехитрое правило - вперёд не суйся, сзади не оставайся и в средине не болтайся.
Теперь его основная задача заключалась в том, что бы достойно прожить остаток жизни, как говорится, чтобы потом не было мучительно больно, так как снова жизнь прожить уже не получится. Он это понимал хорошо… Было время, когда его жизнь трещала, как застёжка на лифчике, но однако выстоял старый и на ногах удержался. В который раз он пытался убедиться в величии человеческой души, но у него из этого опять ничего не вышло. Много раз он попадал в такие ситуации, когда решения никакого принять не мог, от чего душой аки тоненькая осинка гнулся в разные стороны.
В отличие от Москвы, города убитых надежд, в деревне, где жил дед, было душевное приволье. Парное молоко там было с запахом разнотравья, тишину охраняли бабочки…
От вурдалаков дед стал загораживаться осиновыми коликами. Теперь вудралаков ему не было нужды бояться, так как осиновых колков у него было много. Он их везде, где мог понатыкал заострёнными концами кверху. Вурдалаки, по его мнению, теперь должны были дрожать от страха и молить всевышнего, что бы не напороться на осиновый кол.
Вечерело… За покосившимися окошками дедовой хаты южный ветер потихонечку наколдовывал весну. Деревенские петухи давно уже откукарекали вечернюю зорьку, местные пьяницы по прозвищу Гиря и Тесак давно отбазлали свои пьяные песни. Старый, внимательно просмотрев по телевизору очередной фильм ужасов страшно проникся, забрался на протопленную печку и завалился спать. Но этой ночью он долго что-то не мог уснуть, долго ворочался с боку на бок, прилаживаясь поудобнее и тяжело засыпая.
Ему снилось, он смотрит фильм ужасов по телевизору, и вот, в самой кульминации фильм неожиданно прерывается срочным сообщением вступительной речи министра энергетики. С экрана на деда Ивана смотрит министр, отчаянно жестикулируя руками, он начинает свою пламенную многообещающую речь. Словно угадывая мысли деда, министр размеренно и твёрдо, с каждым словом всё сильнее усиливает свою мысль…
- Я человек, или где…? – ударяет кулаком по столу большой человек в столице, от чего в дедовой хате разом подпрыгивают все иконы, вздрагивает лампадка и моргает электролампочка. Дед в предчувствие речи замирает как мамонт в вечной мерзлоте и даже забывает дышать. Белая ограда зубов, неожиданно дополняет выдавленную улыбку чиновника, после чего волна ярости накрывает его с головой…
- До каких пор мы будем поднимать цены!? – снова стучит он кулаком по столу. – До каких пор благосостояние жителей нашей страны будет потихонечку сокращаться?! Ну, сколько можно повышать цены?! Мне жалко смотреть на наших пенсионеров, когда я на них смотрю, сердце моё обливается кровью…! Скажите, куда нам столько денег?! С собой столько не унесёшь, разом на двух машинах не уедешь! Сколько можно делать вид, что население богатеет и богатеет, особенно на селе, я больше так жить не-мо-му…! До каких пор мы будем тратить деньги с необыкновенной лёгкостью?! Вон, какие хоромы настроили? Я предлагаю с завтрашнего дня понизить цены на электроэнергию и поднять пенсию, что бы старики хоть на старости лет пожили по че-ло-ве-чес-ки…! – с экрана телевизора ударил он таким вниманием и заботой, от чего в студии покраснел микрофон. Тут с его уст сорвалось крепкое слово…, дед на печи вдохновился, резко вскинул голову, больно ударился о перекладину… и проснулся.
Этот сон деду Ивану привиделся так ярко и образно, что он чуть было, не вообразил, что всё было на самом деле. Старый открыл глаза, но экран телевизора не светился, телевизор понуро и виновато молчал, затаясь в углу полумрака.
- Эх, старый я ветрогон… – слезая с печи, тяжело вздыхал дед. – А ведь и вправду поверил… - скрипя дверью, со страхом выходил он до ветра на улицу, освещая себе путь поминальной свечой с запахом лесной землянки, совсем позабыв про колья, им же расставленные на вурдалаков. Темнота перед ним стояла стеной сплошного непонимания.
- Стоит Русь, не шатается – сердито бубня под нос, заворачивал старый за угол.
Поминальная свеча светила и так плохо, а что бы от ветра совсем не потухла, деду приходилось её прикрывать ладошкой, что б не застыть в темноте и не напороться на колья.
В стремлении поскорее попасть в сортир дед запнулся за осиновый колик, вместо вудралака тут же сев на другой. Свеча из его рук выпала и погасла, оставив старого в темноте наедине с мыслями и обстоятельствами.
- Ух… Ё… твою мать…! – непроизвольно вырвалось из уст старого. – А ити его в душу так…!!! - от новизны ощущений тонким старческим фальцетом на всю деревню от дикой боли заголосил дед. – Всё из-за фильмов этих проклятых…! Насмотришься на ночь а потом всякая ерунда снится, на двор выйти боишься… Вот не было бы у меня электричества и телевизера б окаянного не было, и спал бы я сейчас крепко, ведь раньше на святой Руси именно так и было, а теперь мука одна… А ведь какой сон снился, какое в нём было… величие человеческой души… - снимаясь с колика досадно кряхтел дед, шаря по земле руками в поисках свечки.
Андрей Днепровский – Безбашенный.
15 марта 2007г