Он – гость, и не впускать его неудобно.
Его не зовут, он приходит сам; не прогоняют, и он садится за стол. Он ненавязчив и деловит. Не косноязычен, но немногословен, и мало интересен как собеседник. Темы быстро исчерпываются, разговор затухает, и он достает из кармана колоду карт. Тридцать три листа: преферансный комплект и джокер.
Я не отказываюсь, он не настаивает – сыграть так сыграть, почему бы и нет? Ни шулерства, ни поддавков: сдача, еще…
Я не стараюсь, но я выигрываю.
Сдача, еще…
Наконец, он предлагает сыграть по-крупному.
- На что, например?
- На жизнь. – он смотрит на меня, почти не улыбаясь, - У тебя есть примеры еще чего-нибудь крупного?
- …Душа, - жму плечами я и начинаю сдавать.
- Брось! Ты что меня, за Фауста держишь? Еще!
- Свобода, наверное…
- Карту, говорю, еще. – нетерпеливо перебивает он и тут же вскрывается.
У него на руках три шестерки. Сика бы на этом закончилась, но мы не в сику, и это просто восемнадцать очей. Я показываю свои и торжествующе смотрю на него:
- Есть вопросы?
- Один. Сколько очков в твоем джокере?
Он серьезен. Не ироничен и не растерян, он просто спрашивает.
- Да сколько надо!
- Надо – кому? Я спрашиваю: сколько в твоем джокере очков. Это ведь твой джокер?
Джокер мой. И проблема, сколько в нем очков – моя. Проблема забирать его жизнь, замывать следы, избавляться от тела, а потом ждать новой игры.
Или сказать «шесть» и не проснуться уже сейчас.