Мой возраст неумолимо приближался к пяти годам. Ласковое северо-кавказское солнце гладило июльскими лучами любопытного карапуза. Частенько мне удавалось погулять по нашему дворику без присмотра матери. Мать работала на грани отмеренных человеку ресурсов. Ей тяжело было содержать семью в одиночку. Отец, как водится, куда-то пропал. Редкий прохожий решался зайти на эту тихую горную улочку. Соседи почти все пропадали на дачах и морях. Дети в округе словно и не рождались, несмотря на демографический взрыв конца 80-х, я был практически лишён общения со сверстниками. Зато я дружил с собакой. Её звали Лёка, милая собачонка с чёрным пятнышком на розовом языке. Тогда она казалась огромной, хотя её рост не превышал 30 см. Наша дружба заключалась в следующем: я строил замки из песка специально для неё, но ей почему-то не нравилось жить в них. Она бегала вокруг меня, виляя хвостом, лизала в лицо липким языком. Я делился с ней бутербродами, она тоже была не прочь разделить со мной трапезу. Но в то время растущий организм предпочитал песок органической пище. Я лепил потрясающие рассыпчатые шарики, и с наслаждением слизывал песчинки. Они скрипели на зубах, слегка царапали горло, но в то время для меня не существовало лучшего лакомства. Я как раз заканчивал постройку, Лёка сидела рядом в тени и мелко-мелко дышала, лениво поглядывая на меня. Я делал домик с подвалом, где планировал устроить хранилище моего кушанья. Возведение главной башни близилось к концу. Оставалось поставить крышу. Остановившись передохнуть и поразмыслить, я положил в рот немного песка. В этот миг башня рассыпалась. Посреди руин нагло красовался футбольный мяч. Это было крайне обидно.
Потому что строительство отнимает кучу сил и времени, к тому же, если вы – 4.5 летний мальчуган, у вас не всегда всё получается. Что-то приходится изобретать, домысливать, проходить те этапы умственного развития, которые были пройдены предками в далёком прошлом. Строишь и думаешь, придёт кто-нибудь и скажет: «Вот это да! Какой красивый замок! Как он совершенен! Где тот волшебник – строитель, что подарил миру такое чудо?» И тут ты выходишь из тени, скромно смотришь в пол, и тихо произносишь: «Я этот волшебник». Сразу же раздаётся шум от аплодисментов тысяч людей, все они лезут на сцену с радостными криками, хотят пожать руку тебе и каждый думает: «Не может быть, ему всего 4 года!» Так мечтаешь, опрокидывая очередное ведёрко, огуливая его лопаткой. Совсем не хочется, чтобы с твоим творением поступали так.
Я встал и обернулся, сжимая красный пластмассовый совок. Это был 9ти летний Витька, хозяин Лёки. В штанах с лёгкой вентиляцией на коленях, весь перепачканный чёрной смазкой. Мать запрещала общаться с ним, перенимать словечки, манеры. И оттого он делался ещё более привлекательным другом. Так и хотелось учиться у него курить через выхлопную трубу мопеда и стрелять из рогатки. Казалось, что тогда я смогу стать вровень с ним, и он прокатит меня на мопеде, а если очень повезёт, то даст порулить.
Я сжал совок крепче и почувствовал в мышцах лица какое-то движение. «Зачем…….», «Зачем…….», «Зачем…….» - билось упрямо в голове. Только бы не разреветься. Витька никогда не плакал. Сейчас надо было быть с ним на равных.
- Зачем, - спросил я.
Обеспокоенная, подошла и встала рядом Лёка. Уши стояли торчком. Она глядела на хозяина, растерянно повиливая хвостом. Собака доверяла мне больше, чем Витьке. Я знал это интуитивно, сердцем.
Таким путём мы узнаём, что хорошо, а что плохо. Тогда, когда слова не нужны совсем. Так же, как мы иногда угадываем событие до того, как оно начинает происходить. Например, кто-то стучит в дверь. А стучать не кому, всё в порядке, почты ждать не от кого, гостей не предвидится. Недоумевая, отрываешься от мытья посуды, идёшь к двери, вытирая руки полотенцем, и вдруг осознаёшь, что это алкаш Семён принёс деньги, невесть когда одолженные, и давно забытые. Причём сразу понимаешь абсолютную истину этого предположения. Как тот факт, что в 12.00 по ящику будет выпуск новостей, как геометрическую аксиому. Хотя раньше Семён никогда не возвращал долгов, и в этот день не было никаких намёков на то, что он придет. Но пришёл, и, услышав стук, ты понял, что это именно он и никто другой. Это знание просто появляется в голове, как вспышка. И тут же уходит. Откуда и куда? Неизвестно. Открываешь дверь и, ничему не удивляясь, забираешь цветные бумажки. А потом приходят мысли по поводу. Потихоньку приходит вера в то, что жизнь - это не простое существование белковых тел. Что всё гораздо больше…
- На место, зараза! - скомандовал собаке Витёк. Уши с рыжими пятнышками мгновенно опустились, облезлый хвост поджался, холодно звякнула цепь, когда Лёка пряталась в Будке.
- Зачем? – повторил я.
- Потому что началась война, - сказал Витька, и, указывая на что-то за моей спиной, добавил: «Смотри!»
Я поверил, развернулся. Ничего не произошло, сзади никого не было, но хныкать расхотелось. Стало интересно. Слово «война» всегда предвещало приключения. Как-то мы воевали с метлой тёти Лили. Мы победили. Тётя Лиля за сожженную метлу вечером потребовала у матери денег.
- Это сделали кармашборы. Я знаю, что мы будем делать.
Кармашборы… Незнакомые слова всегда притягивают. Есть в них нечто манящее. Я хотел воевать с Кармашборами, замки из песка теперь потеряли ценность.
- Видел?
- Нет... – действительно досадно, он видел, а я – нет.
- Сейчас я догоню их. – Витька пробежал несколько шагов, легко перепрыгнул через огромное бревно, и исчез в зарослях бузины и алычи. Вернулся очень быстро. В руках он волок мешок, наполненный чем-то звенящим.
- Я поймал их, сейчас устроим расправу, - он начал вынимать стеклянные бутылки из мешка и ставить их вдоль стенки. Я помогал ему. Получился ряд приличной длины. Витька взял камень и превратил одно вместилище змия в зелёные брызги.
- Теперь ты, – он дал мне камень.
Я промазал.
- Смотри прямо на неё, бросай от плеча и будь смелее.
Во второй раз получилось лучше. Это оказалось занятным делом. Вскоре все кармашборы во дворе были перебиты. Даже лазутчик на подоконнике тёти Лили не уберёгся от возмездия. Он растёкся по стене мутным пятном. Лёка в наших забавах не участвовала. Забившись в самый угол будки, она сверкала напуганными глазами.
Веселье длилось недолго. Появился Борис в синем мятом костюме старшеклассника 70х, хозяин кармашборов. Начался скандал. Сбежались взрослые, меня отправили в дом. Пришлось наблюдать за происходящим из окошка. Мать Витьки держала сына за руку и спорила с Борисом. Борис не вязал лыка, но, похоже, сильно огорчился. Моя мать препиралась с тётей Лилей.
Постепенно все улеглось. Остались моя мать и Витька. Мать что-то объясняла ему, он сидел на заборе и нагло смеялся. Потом плюнул на неё и, перескочив забор, удрал. Мать вернулась очень расстроенная. Она долго объясняла, чтобы я больше не выходил за наши частные владения. Песчаная куча была на территории Витьки. Я его ненавидел.
После обеда и сна я снова выбрался на прогулку. Солнце разогрелось не на шутку. Лёгкий ветерок слегка колыхал листву на деревьях. Я был зол, никому прощать оскорбления, нанесённые моей матери, я не собирался. Нашу территорию, небольшой палисадник, с морковкой, луком и мощной сливой, надо было охранять беспощадно. Война так война. Передо мной на крыльце лежала кучка камней, на случай нападения. Уж с этим оружием я научился обращаться как следует. Мать была занята чем-то громким и ритмичным. Кажется, вязала на вязальной машинке. Нападение ожидалось с минуты на минуту. Коротая время, солдат мелом на крыльце рисовал устрашающую картину – стреляющий танк. Ведёрко и совочек сиротливо валялись под обширным листом лопуха. Время игр прошло.
Беззаботно виляя хвостиком, из-за угла выскочила Лёка. В слюнявой пасти она тащила косточку. Тащила мне. Она переступила границу. Гнев вскипел мгновенно. Перед глазами пронеслась картина с оплёванной матерью. Я схватил самый тяжёлый снаряд (где-то половинка кирпича), замахнулся и успел подумать: «в голову!»
Далее произошло нечто странное. Такое случается редко. Реже, чем трюк с угадыванием личности стучащего в дверь. Все эмоции, которые кипели, как смола, в момент броска достигли своего апогея, а когда камень полетел, куда-то исчезли. Как будто впитались в кусок кирпича. Я сделался пустым, как перевёрнутый вверх дном стакан. Время как будто приостановилось. Мир стал очень отчётливым и ярким. Как будто до этого времени я ходил в тёмных очках, с затычками в носу и ушах, и в химзащитном костюме поверх всего этого, а тут сразу всё сбросил. Пахло одуванчиками и гниющими сливами. На трубе, по которой к домам подводится газ, повисла капелька смолы, и всё не решалась сорваться. Вращаясь по сложным законам аэродинамики и механики, половинка кирпича шла по чёткой траектории. По той, которую просто не мог просчитать 4х летний мальчуган. В голову бегущей собачонке.
Наверно, в нашем сознании творцом предусмотрена скрытая видеокамера. Совесть монтирует из изображения фильмы и откладывает их на полку. До страшного суда (обаче очима твоима смотриши и воздаяние грешников узриши.) Всегда зло, совершённое нами живёт где-то внутри нас, очень близко. Стоит немного отвлечься от рутины, свернуть с дороги, сесть в кювете, разуться, окунуть уставшие ноги в весёлый луговой ручеёк, заложить руки за голову и упасть на траву, глядя в небо, как сразу приходят они, наши незабываемые поступки. Мы сразу же вскакиваем, торопливо обуваемся, и начинаем бег заново. Мы прячемся от них за экраном телевизора, обложкой книги, топим в стакане, выдыхаем сладковатым наркотическим дымом. Ищем спасения в остроумных шутках и мягком кресле психотерапевта. Скорее всего, ад – это ничто иное, как разговор с совестью тет-а-тет. Который нельзя завершить или приостановить. Он длится вечно.
Лёку развернуло на 90°. Косточка осталась на земле рядом с кирпичом. Собачонка попыталась встать на лапки, побежать, но правая половина отказывалась служить повреждённому мозгу. И тогда она завопила. Никогда больше не слышал такого крика боли. Пронзительный, долгий. Казалось, она спрашивала: «За что?»
Эмоций не было. Я подбежал к Лёке. Увидев меня, она заверещала ещё больше. Дрыгая непослушными конечностями, пыталась уползти. Направленный на меня глаз покрылся красной сеткой, он выражал крайний ужас. Алый язык с чёрным пятнышком волочился в пыли. Пустоту в сознании заполнил голос: «Сейчас придут хозяева. Ты доложен бежать.» И я побежал. Сначала медленно, потом быстрее.
Дома мать по-прежнему ритмично вязала.
- Что случилось с Лёкой?
- Витька, – ответил я лаконично и залез на подоконник, чтобы было лучше видно.
Через пыльные окна, заполненные паутиной и сухими тушками мух, я видел, как Витька стоит на коленях перед Лёкой и гладит её. Его мать несла тряпку, чтобы на ней перенести собаку в дом.
- Этот жестокий мальчишка будет сурово наказан, - произнесла мать, не отрываясь от вязанья. Мне сильно захотелось плакать, но глаза так и остались сухими.