Я был с Сашей. Сначала мы лежали на диване, запутавшись в друг друге под моим одеялом… Потом она села, согнув колени, и хотела их обнять уже, но я обнял её сзади, её груди мягко легли на мое правое предплечье – и она откинулась на меня чуть умиротвореннее, чем мгновенье назад… «Я так… люблю тебя…» - сказал я… наполовину правду… так, как мы всегда говорили друг с другом – без нежности, без мягкости… «Я так скучал по тебе» - вот была правда… Возможно, то что я сказал было предправдой… Тем, что только могло случиться некоторое время спустя, но еще не было правдой… Хотя – если времени нет, то – правда… «И я тебя любила и люблю…» - сказала она голосом, в котором не прозвучало ни тени сомнения… и тоже – как человек человеку – ровным, будто мы не в постели а в парке на аллее встретились, надев смокинг и кринолины…
Мы легли – обняться и уснуть… Зашла мать, вздумав подмести пол… или «подмести пол»… «Кто это у тебя? О... Саша, здравствуй…» - «(Саша улыбнулась в ответ – улыбкой, в которой было приветствие, доброе отношение и совсем мало смущения – раньше было бы куда больше…)» Мать пошукала веником по полу, собирая возможную и реальную пыль в кучку, замела на совок и вышла…
Саша легла на левый бок, повернувшись ко мне спиной и подогнув ноги... Так мы любили вдвоем засыпать… Я обнял её как раньше, одну руку положив под подушку, а другой обняв её… Чуть согнул ноги – обняв её всем телом… Мы почти уснули…
Зашел отец, взметнув зацепившиеся шторки… «Что, стучаться не учили?» - немного раздраженно спросил я, напрочь забыв, что отца нет на этом свете вот уже почти три года… За желтыми шторами на входе в мою комнату остался стоять темный силуэт того, с кем отец пришел… Он был выше и чуть более плотного сложения, и не входил в мою небольшую комнату, а переминался с ноги на ногу за порогом. Отец поискал взглядом хлеба – причем я понял даже, что черного – не нашел и вышел…
Я оставил Сашу спать, полюбовавшись на прощание местом, где плечо переходило в шею – мне всегда нравились эти её изгибы, я мог бесконечно смотреть или гладить их… её…
Я встал, оделся и пошел за хлебом… Вышел я – вдруг – из гостинки, где мы жили лет двенадцать назад… Мне часто снятся эти лестничные пролеты… И наверно оттого, что пролеты – я вышел из равновесия, мои ноги оторвались от земли – и, уворачиваясь от перил и лестниц, я полетел вниз, постепенно набирая скорость… Впереди меня и позади меня – шли какие-то гопники, которые по выходу из подъезда пытались чего-то от меня добиться, но я взлетел метров на двадцать над землей – и, левитируя так, схватил одного, попытавшегося сделать то же самое, и порезал своим ножом, с которым так сроднился, видимо, что он присутствует даже во снах… Потом – так же поступил со вторым… Крови – не было, раны оставались бескровными, и бахрома располосованной мною плоти выглядела, как резаная бумага и одновременно как исхлестанное желе…
«Скажи, что если еще кто попытается – буду убивать» - сказал я, и, толкнув, отправил его вниз. Никто не попытался. Я сложил нож, спрятал в карман. Полетел дальше в магазин.
Магазин закрывали – то ли на ремонт, то ли хотели сменить профиль - учитывали там какую-то бытовую химию. Я подумал, что хлеба можно купить в столовой, которая всегда была на углу. Вышел из магазина, купив маленькую сосательную конфетку вишневого цвета, сунул её в рот, и оттолкнувшись обеими ногами, разогнулся и взмыл в воздух. Сначала это напоминало длинный и долгий прыжок, но над деревьями я принял горизонтальное положение, и, смотря вниз, летел, поворачивая, куда хотел… Подогнув ноги, я приземлился. (Наконец-то я научился взлетать и приземляться по своему желанию)
На углу, в столовой был именно хлебный – и там был именно черный хлеб. Я взял две булки и какое-то печенье и встал в очередь. Передо мной было два человека – женщина в черной шубе и мужчина в пальто… Я отдал какие-то смутные деньги… И вышел в дверь, чтобы пойти или полететь обратно домой… Домой… Где была она…
И я проснулся…
И лежал минут двадцать с какой-то глухотой в сердце… глядя в точку, видя то место, где её плечо переходит в шею…
...написал, что… «в этом сне всё было так хорошо, что хоть не просыпайся…»
И полдня искал телефоны знакомых с нею людей, чтобы позвонить...
Оказалось - что они уже давно с нею не знакомы...
Или?..