=1=
- Завтра с утра едем в Плеханы на охоту, - позвонил Мишка Антону.
Плеханы – деревня на Волге километрах в ста пятидесяти выше Саратова. Вокруг – мелколесья, заливные луга, пруды и заводи с множеством живности, хорошей охотой и рыбалкой. Мишка звонил из Саратова. Антон работал врачом в Балакове, небольшом городке, расположенном километров на тридцать выше Плеханов. Антону и Мишке по пятидесяти с небольшим лет.
Антона первый раз в жизни пригласили на охоту. Впрочем, он понимал, что громким словом "охота" Мишка называл хороший отдых на природе.
- С утра – это во сколько?
- Выспимся, позавтракаем… Дела кое-какие сделаю… Позвоню, в общем, - закончил Мишка расплывчато.
- Выспимся, дела переделаем… Утренняя зорька начнётся ближе к обеду, - подначил Антон "организатора охоты".
- Нет, ну… - лениво возразил Мишка, - сначала отдохнём, а вечером сходим с ружьишком, поищем утку. Отдыхать же едем!
- Кто едет?
- Я и Толька с жёнами, ты с семьёй. На природе побудем, шулюмку сварим.
- Для шулюмки как раз утки нужны! – со смехом напомнил Антон. – Или свинины на базаре купим?
- Будут тебе утки, не расстраивайся, - скучно зевнул Мишка, игнорируя подначку про базарную свинину. – К Женьке в Плеханы заедем, у него в морозилке утки лежат.
Женька работал директором станции техобслуживания в Балакове, а дом в Плеханах, оставленный ему родителями, был вроде сборного пункта охотников. Выросшего в Плеханах и с детства ходившего на охоту вместе с отцом, Женьку все признавали за местного бригадира охотников.
Всю ночь о жесть подоконника громыхали капли дождя.
Утром Антона разбудил оглушительный посвист синицы. День разливался на удивление тихий и солнечный.
- Не поедем, наверное, - решил Антон, разглядывая мокрую траву под окном.
- Хорошая погода! – возмутилась жена с кухни, собирая завтрак. – Посмотри, какое солнце! Асфальт почти сухой!
- Поедем, пап! Поедем! – запросились дочери-старшеклассницы. – Мотьку возьмём! Ей тоже хочется в лесу побегать! Солнце на улице! Тепло!
Мотька – молоденькая боксёрша, года ещё нет, сидела вместе с детьми за столом, буравила хмурым взглядом бутерброды с колбасой, нетерпеливо топталась передними лапами и поскуливала от желания отведать деликатесы.
- Это сейчас солнце. А дождь всю ночь шёл. В деревне наверняка грязь, по просёлку не проедешь.
Детство Антон провёл в деревне и знал, во что превращаются сельские дороги после многочасовых дождей.
Рита, жена, любила вылазки на природу, и откладывать случившуюся раз в год поездку ей не хотелось.
Позвонил Мишка из Саратова.
- Мы в половине десятого выезжаем. Вы готовы?
- У нас дождь шёл всю ночь! – попробовал отговориться Антон. – Дороги, наверное, развезло.
- Подсохло уже, – оптимистично возразил Мишка. – В общем, мы едем на уазике-буханке, через полтора часа будем в Плеханах. Подъезжайте.
Антон вздохнул. Мишкиной команде на вездеходе-уазике бездорожье не страшно. А ему, на коротконогой "Оке"…
Загрузили в багажник палатку, рюкзак с провизией, тёплые вещи для ночёвки. Уселись. Мотька, радостно повизгивая, заняла пассажирское сиденье рядом с водителем, но была смещена на пол. Не смирившись с низким положением, отвоевала право опереться передними лапами на колени хозяйки и высунула морду в открытое окно.
Поехали.
Мотька внимательно разглядывала деревни, людей, коров и прочие незнакомые вещи, проплывающие мимо её морды за окном, принюхивалась к незнакомым запахам. Ветер раздувал её губы-брыли и необрезанные уши. За город Мотьку вывезли первый раз в жизни.
К одиннадцати подъехали к развилке на Плеханы. Уазика ещё не было. Вышли из машины.
Солнце, стрекотание кузнечиков, запах свежеотмытого дождём луга…
Мотька ошалело гонялась за стрекозами и бабочками. Дочери побежали разглядывать полевые цветы. Антон и Рита, щурясь и молча улыбаясь от благолепия, вдыхали чистый, травяного настоя воздух - словно пили благородный напиток.
Минут через пятнадцать со стороны Саратова подкатил уазик.
Из кабины вылез Мишка. Поджарый, чуть выше среднего роста, немного сутулый, с длинными ухватистыми руками. Интеллигентные очки без оправы на исчерченном глубокими бороздами-морщинами рыжем лице. Нос небольшой картошкой, крупноватый рот. Из-за стёкол смотрят внимательные, постоянно озабоченные глаза. Он директор автостоянки в Саратове.
Из салона выкатился похожий на Карлсона Толька.
Обнялись с Ритой, пожали руки Антону, поприветствовали девчонок.
Толька работал у Мишки бригадиром сторожей. Круглолицый и круглощёкий, невысокого роста, с выпячивающимся животом. Толстым его не назовёшь. Он плотный, с гордо развёрнутыми офицерскими плечами. Жизнерадостный, подвижный, добродушный Карлсон, которому отвинтили пропеллер. Девять лет назад его, майора-вертолётчика комиссовали из авиации.
- На МИ-6 лететь, - рассказывал Толька, - что на тракторе ехать. Вы в кино что видите? Лётчик перед посадкой чётко запрашивает: "Я такой-то, разрешите посадку…" А ему по рации чётко отвечают. Ага…
Толька скептически хмыкал, качал головой.
- Когда летишь, ещё ничего. А когда зависаешь над аэродромом… Трясёт, как на булыжной мостовой! Ты запрашиваешь: "Три-ри-ри… ца-ца-цать пя-пя-пя-тый, ра-ра-ра… зреши-те-те-те посад-ку-ку-ку…" А тебе отвечают: "Ва-ва-ва… Ру-ру-ру… Бу-бу-бу…" Ты ему: "Не по-по-понял, по-по-повтори-ри-рите". А он опять: "Ру-ру-ру… Бу-бу-бу…" Ты опять: "По-по-по-вто-то…" А он: "Садись, мать твою!"
Рита перебралась в салон уазика, где за столиком сидели Ольга и Людмила, жёны Мишки и Тольки. Все женщины были на десять-пятнадцать лет моложе своих мужей, а чувствовали себя и того моложе.
- О-о! Да вы уже вовсю отдыхаете! – посмеялся Антон, увидев на столике початую бутылку водки и закуску.
- Скучно же ехать! – оправдалась Ольга.
- Заедем к Женьке, разведаем обстановку, - определился Мишка.
Дети тоже перебрались в "буханку". Антон поехал с Мотькой.
Ехали по селу неторопливо. Не от желания влиться в размеренную деревенскую жизнь, а оттого, что приходилось объезжать глубоченные выбоины в не ремонтированном со времён советской власти асфальте. То и дело притормаживали перед важно шествующими посередине дороги, презирающими чужаков гусаками.
Мотька забралась на переднее сиденье и, подобно ребёнку, тянула голову то вперёд, то в полуоткрытое боковое окно, то провожала взглядом через заднее стекло невиданное рогато-бородатое чудо с настырными глазами - козу.
На центральной улице пролихачили километрах на тридцати и были обруганы немолодой тёткой за то, что "понаедут и носятся, как оглашенные". Кто оглянулся, видел грозно поднятую вверх клюку.
Остановились перед большим деревянным домом-пятистенком. Несмотря на занавешенные изнутри окна и свежие доски в заборе и обшивке дома, было заметно, что дом этот – не постоянное жилище для хозяев, а место пребывания от случая к случаю. Может, выдавали заросшие мелкой травой тропинки и двор. Да и отсутствие многочисленных вёдер, котелков, стеклянных банок и других хозяйственных предметов, которые у хозяев висят на частоколинах, лежат на крылечке и по углам, было непривычным для сельского дома.
Просунув руку в "специальную щель", Мишка нащупал где-то далеко запор, отодвинул его, вошёл во двор. Через несколько минут вернулся с сумкой в руках.
- Женьки нет, - сообщил остальным. – Взял из морозилки уток. Тут штук шесть, на шулюмку хватит. Оставил ему записку, чтоб приезжал, если что.
- Не обидится, что без спросу "экспропреировал"? – спросил Антон.
- Женька?! Да ла-адно! - с удивлением от такой глупой мысли, с пренебрежением, и ещё с кучей оттенков протянул Мишка. – Сам приедет на шулюмку. Ему, думаешь, охота с этим, - он громыхнул ледяными утками, - возиться?
Мишка передал уток женщинам и закончил примирительно:
- Себе Женька ещё настреляет.
Подъехала Нива. Из-за руля вышел мужик лет под пятьдесят в камуфляжной одёжке, за руку поздоровался с Толькой.
- О! А ты что тут делаешь? – удивился, увидев Антона.
Лицо мужчины показалось Антону знакомым.
- Да вот… Проезжал мимо, смотрю, люди стоят, я тоже остановился, - пошутил Антон со скепсисом.
- Здорово, Николай, - пожал руку мужчине Мишка. - На шулюмку едем. Поехали с нами.
- Приеду чуть позже, - обещал Николай. – Кое-какие дела сделаю, и приеду. На том же месте обоснуетесь?
- Да, где обычно…
Выехали за околицу. Зелёные луга и перелески там и сям рассечены протоками. Суглинистые дороги пробиты глубокими колеями, залиты водой. Низенькая "Ока" то и дело чиркала днищем о вздыбившиеся глиняные валы.
В первой же низинке Антон понял, что до места на "Оке" он не доедет. Дорога, резко спустившись с горки, ныряла в десятиметровую лужу, а за лужей резко поднималась вверх. "Как на танкодроме", - подумал Антон и остановился, чтобы посмотреть, как Мишка пересечёт водную преграду. "Уазик" с разгону плюхнулся в воду почти по самые оси и, разгоняя волну, бодро перебрался на противоположную сторону. Мотька с внимательным одобрением наблюдала за лихой переправой.
Мишка, увидев нерешительность Антона, остановился на взгорке, вышел из машины.
- Давай с разгону! – крикнул с той стороны. – У меня друг есть, он на своей "Оке" здесь, как на танке проходит!
"Тебе хорошо на танке-буханке…" – подумал Антон.
Резво покатился с горы, но у самой лужи смалодушничал, притормозил и в воду въехал пугливо, словно боясь холодной воды.
- Зачем тормозишь! – чуть ли не рвал на голове волосы Мишка. – На скорости надо! На скорости!
Ощутив себя в низкой "Оке" плывущим по морю, Антон с неприятным предчувствием ждал, когда машина забуксует или заглохнет на середине лужи. Придётся разуваться, лезть в грязь…
Мотька, свесив голову из окна, то опасливо принюхивалась к близкой воде, то вопросительно оглядывалась на хозяина.
"Окушка" двигалась всё медленнее…
"Ну давай, давай!" – молил Антон.
- Давай! Давай! – сердито кричал с того берега Мишка. Настроение у него сегодня было какое-то агрессивное.
Пассажиры уазика, кто в дверь, кто в окна сочувственно наблюдали за форсированием большой водной преграды игрушечной машинкой.
У самого берега, где начался подъём, "Ока" забуксовала, упёршись в мягкий грунт. Видимо, сошла с колеи. Антон включил заднюю скорость и попятился от берега.
- Куда?! – ужаснулся Мишка.
Отъехав метра на три, Антон по "протоптанному" следу накатил на берег и выполз на сухую дорогу.
- Ты чего?! – ругался Мишка. – С разгону надо! У меня друг на "Оке" такие лужи с разгону проскакивает! Прыгает с берега…
Антон молчал. Убедить Мишку в чём-то другом, когда он яростно высказывал своё мнение, было невозможно.
- Там ещё два овражка будет, - Мишка махнул рукой в неопределённость и приказал, - ты не тормози, прыгай с разгона!
Второй овражек был мельче первого, Антон "прыгнул" в лужу с разгона. Мишка, высунувшись из водительского окна "Уазика" недовольно покрутил головой, посчитав, что Антон прыгнул недостаточно резво, но промолчал.
Третья лужа была "морем разливанным".
Не доехав до водной преграды, Антон вышел из машины с неприятным предчувствием смотрел, как "Уазик", подобно речному катеру, медленно "переплывал море". Переправившись, Мишка тоже вышел из машины.
- В общем, слушай меня, - приказал он, словно главнокомандующий фронтом полковнику. – Разгоняешься, прыгаешь, и, главное, не сбавляй скорости! Понял?
- Трос хоть есть? – вздохнул Антон.
- Никаких тросов! – рассердился Мишка. – Прыгаешь с разгона, и – вперёд! Без остановки!
- Есть трос, вытащим, коли что, - успокоил Антона Толька.
Антон сел в машину. Обречённо покачал головой.
- Давай! Давай с разгону! Прыгай! – командовал Мишка, словно новобранцу десантнику.
Уазик, вроде, вошёл в воду плавно, значит, дорога ровная. Колея, правда, у "Оки" не по размеру с "Уазом"… Можно на брюхо сесть… Объехать узкую дорогу невозможно, по сторонам топи, трактор утонет. Значит, если "Ока" сядет, тянуть её можно будет только вперёд. Если не "прыгнуть", как требует Мишка, недовольств будет…
Антон сдал назад, разогнался, "прыгнул"…
- Давай! Давай! – яростно жестикулировал Мишка.
Толька, женщины и дети сочувственно наблюдали за переправой. Мотька беспокойно крутила головой во все стороны, чувствуя, что весь шум и переполох – из-за них с хозяином. Да и вода за окном – лапой достать можно!
Машина двигалась всё медленнее.
- Прибавь! Прибавь!
Антон прибавил газу, колёса буксонули, машина стала. Судя по тому, как осела, стала мёртво.
Антон включил заднюю скорость… Мёртво.
- Я же говорил! Я же говорил, с разгону! – бесновался Мишка.
- Ладно тебе, - Толька деловито тянул из салона буксировочный трос. – То, что он переполз почти до этой стороны – уже чудо. Ящик подставим – и разуваться не надо. Представляешь, если бы на середине застрял!
=2=
Приехали на стан - заметно вытоптанную полянку под развесистым дубом на берегу протоки. Остановились на краю поляны, где, судя по наезженным следам, было место для машин. Под раскидистыми ветвями два кострища, едва обложенные случайными камнями. Рядом с кострищами обрубки стволов, отполированные задами охотников.
Выгрузили вещи, из "Уазика" вытащили два раскладных столика, походные стульчики.
- Ну, закусим поманеху, и будем обустраиваться, - скомандовал Мишка.
Всем хотелось есть. Женщины тут же принялись накрывать столы.
Выпили по паре глотков водки, закусили. Антон пил пиво.
Мотька носилась по поляне и в окрестных кустах, будто за ней гонялись страшные звери. Подбежала к берегу, увидела лягушку. Удивилась – такого зверя она ещё не видела. Лягушка прыгнула на покрывавшие сплошным ковром поверхность воды листья лилий. Мотька, думая, что зелёные листья – жёсткая поверхность, прыгнула следом. С шумом провалилась в воду, отчаянно забарабанила передними лапами по воде, повернула искажённую ужасом морду к людям, стала тонуть.
- Мотька, ко мне! Ко мне, Мотька! – кричали то Антон, то дети, то Рита.
Крик хозяев привёл Мотьку в себя, она дёрнулась пару раз, поплыла к берегу. Вылезла на сушу, мокрая, дрожащая от страха и холодного купания. Женщины и дети, жалея и смеясь, стали обтирать попавшую в неожиданный переплёт молодую собаку.
Минут через сорок на "десятке" приехал Женька с женой, Леной.
В профиль лицо Женьки напоминало выбритую медвежью морду. Выдающийся вперёд крупный нос, ступеньками верхняя и нижняя губы, подбородок, упитанная шея. И туловище крупное, по-медвежьи бесформенное.
Поставили две палатки, съездили на лесосеку, набрали огромную вязанку сухих дубков, привязали тросом к Уазику, приволокли в лагерь.
- Тут дров – на неделю хватит, - порадовался Антон, глядя на груду дубовых коряжин.
- Хоть бы до утра хватило, - покачал головой Мишка. – За ночь всё сожжём.
- Зачем ночью жечь? – удивился Антон.
- А ты ночью что будешь делать? – в свою очередь удивился Мишка.
- Спать, - констатировал естественный факт Антон.
- Спать он будет… - усмехнулся Мишка и удивился: – Кто ж на охоте ночью спит?
- Водку пить будем, - присоединился к посвящению в охотники новичка Женька, - шулюмку варить, разговаривать.
- Мы на настоящую охоту когда ездим, на кабана, на зайца или на открытие утиной охоты, - назидательно начал рассказывать Мишка, - у нас за главного Кузьмич. Есть место одно для серьёзной охоты, домик в лесу… Кузьмичу лет уже, наверное, под семьдесят…
- Шестьдесят восемь, - уточнил Женька, прихлёбывая пиво. – Он в нашей компании самый заводной. А компания на кабана ездит человек в пятнадцать.
- Анекдоты травит, байки разные, песни поёт… - продолжил Мишка. - К утру все с ног валятся, а Кузьмичу хоть бы хны. Один раз скучно ему стало, почти все уснули. "Поехали, - говорит, - в кафешку съездим". Там при дороге кафешка круглосуточная для дальнобойщиков. Приехали. Кузьмич баб каких-то за стол… Так они на нас внимания не обращали, всё с Кузьмичом ржали.
- Хороший мужик, Кузьмич, - подтвердил Женька. – А шулюмку какую он варит! Пальчики оближешь! Никого к казану не пускает, когда варит.
- Рецепт, наверное, секретный, - предположил Антон.
- Рецепт? – задумался Женька и выдал неожиданное: – Да ты знаешь, у шулюмки рецепта нет. Шулюмку варить, это… искусство. Вот ты умеешь акварельными красками рисовать?
- Нет, - засмеялся Антон. – У меня все цвета сливаются в одну лужу.
- О! – Женька восторженно поднял указательный палец вверх. – И у меня, по детству помню, тоже. Шулюмка – это как та акварель. Всё в кучу сложишь – и ничего не получится…
- А мы когда будем акварель готовить?
- Ну не сейчас же! – немного возмутился Женька. – Шулюмку варят в сумерках. Это дело такое… Как любовь… Яркого света не любит.
- Долго ещё, - разочаровался Антон, взглянув на небо, где солнце едва перевалило через зенит.
- Оглянуться не успеешь, а уж и сумерки накатят, - успокоил Женька.
За хлопотами время бежало незаметно. Женщины и дети, до того шумно веселившиеся и восторженно вскрикивавшие по поводу и без повода, угомонились, уселись за столик, за негромкой беседой что-то чистили и резали для очередной еды. Солнце тихо осело за деревья. Листья на деревьях висели без малейшего движения. Пространство заполнилось гулкой тишиной, в которой то с треском лопалось карканье ворон, то нескончаемой цепочкой растягивалось кукушечье отгадывание с двух нот длительности чьей-то жизни. То там, то здесь изредка раздавалось утиное кряканье.
- Крякают! – каждый раз удовлетворённо поднимал палец кверху кто-нибудь из "бывалых" охотников, прислушивался и удовлетворённо кивал головой.
- Крякают… - одобрительно подтверждали другие.
Вдалеке сухо щёлкнул выстрел.
- Постреливают, - удивился Мишка.
- А чего не стрельнуть, коли крякают, - похвалил стрелков Женька.
- Пошли и мы стрельнём, - предложил Толька.
- Пойдём, - лениво согласился Мишка.
- Сходите, - одобрил Женька и напомнил:– Выпейте на посошок, а то пути не будет.
Выпили.
- Хорошая погода, - порадовался Антон. – Тихо, и комаров почти нет.
- Почти?! – возмутился Мишка. – Да их здесь вообще нету! Разве это комары? Мы как-то на остров ездили, на Пустынный, рыбу ловить. Сетями. Вот там комары!
Мишка одобрительно встряхнул руками, будто поймал небольшой качан капусты.
- Вечером, естественно, ушицы забацали. Ну, выпили под ушицу, как ведётся. Погода была скверная, холодно и изморось какая-то.
Мишка сморщился и безнадёжно махнул рукой, мол, гнилое дело, а не погода была. Но тут же одобрил компанию, в которой ловил рыбу:
- Одеты были тепло, кто во что. А Степаныч, директор автошколы, ещё со времён своего отца брезентовый плащ сохранил. Да видели фильм "Особенности национальной рыбалки". Там бухарик в таком ходил. Длинный, почти до пола, плащ, и капюшон, как у смерти. Так вот, Степаныча приспичило по большому. А комарья!.. Не то что по большому штаны снять, ширинку расстегнуть – и то страшно! Налетят стаей и отгрызут…
Мишка серьёзно задумался, покачивая головой.
- В общем, Степаныч у нас мужик умный, решил нужду справлять по науке. Поджёг гриб какой-то, чтобы дымовуху устроить, отошёл подальше в кусты, помахал дымовухой в разные стороны. Типа, комаров разогнал.
- Разгонишь их так, как же! – хмыкнул Женька.
- Ну ты слушай! – возмутился скепсису Женьки Мишка. - Степаныч у нас умный, не то что ты! Распустил вокруг себя плащ, как палатку, сел, спустил штаны, а дымовуху под себя сунул.
- Да уж, умник!
- А то! Тепло ему снизу, и комары не кусают. Ну и в удовольствие посидел сколько надо. Жалко, говорит, газетку нельзя было почитать, стемнело уже.
- Вот ведь… Все ему удовльствия!
- Степаныч, он такой! – одобрил Толька.
- Я думал, хохма какая, а ты рассказал совет из серии "Очумелые ручки"…
- Очумелые кучки, - со смехом поправил Толька.
- Я ж не дорассказал ещё! – возмутился Мишка. - Перебиваете…
- Ну рассказывай!
- Расскажешь с вами, слова не даёте сказать, перебиваете комментариями…
- Ну рассказывай, рассказывай.
- В общем, сделал Степаныч свои дела в полное удовольствие, и радостный возвращается к костру. А Серёга перед ним ходил, лопухом отмахивался, отмахивался, в общем, пришёл злой и неудовлетворённый. Степаныч, довольный такой, садится к костру… Эх вы, говорит, поср…, говорит, и то не умеете! Налейте, говорит, мне под хорошее настроение.
- Ну естественно, облегчился – самое время и на грудь принять! – одобрил Женька.
- Налили ему… Серёга наливал. Руку протянул, стопарик передать, и остановился. "Слушай, - говорит, - Степаныч, что-то от тебя как-то подозрительно пахнет!" А Степаныч руку навстречу тянет, и довольно так отвечает: "Это от меня дымовушкой пахнет. Я ей комаров душил". "Да нет, Степаныч, не дымовушкой. Дерьмецом от тебя попахивает!" В общем, - закончил Мишка, - когда Степаныч садился и шалашиком себя обкладывал, сзади плащ ветром подвернуло, Степаныч на него и наделал. И принёс своё добро к костру.
Все добродушно поулыбались. Смеяться громко было неохота.
- Ну, пойдём, пройдёмся, - напомнил Мишка, кивнув Тольке.
Охотники неторопливо встали, пошли к машинам.
Через некоторое время вернулись. Мишка переоделся в новые камуфляжные штаны и куртку, в такую же шляпу "тирольского" покроя, подпоясался патронташем с множеством патронов. Дополняли образ бывалого охотника высоченные сапоги, на четверть ниже пояса, и двустволка с вертикально расположенными стволами.
- Сфотографировали бы меня, что-ли, - снисходительно разрешил он женщинам.
Ольга вытащила из сумки фотоаппарат, сфотографировала мужа, стоящего в гордой позе удачного охотника.
Толька не переодевался.
- Я пойду туда, - показал Мишка вдоль протоки. – А ты минут через пять плыви следом и попугивай уток из кустов. Может, какая вылетит.
Толька накачал и спустил на воду резиновую лодку, потихоньку поплыл в ту сторону, куда ушёл Мишка.
- Может и подстрелят, - скептически глянул вслед "охотникам" Женька. – Выскочит какая дура… Нет, не та охота пошла, - вдруг заявил он с сожалением. – Мне отец рассказывал, когда я маленький был. Охотились они как-то на кабанов. Поехали на грузовике. ГАЗ-51, кажется, тогда был грузовичок, трёхтонка. Чуть побольше теперешней "Газели". Не знаю уж, как они загоняли кабанов, но выскочил один недалеко от того места, где грузовик стоял. Отец говорит, таких секачей он ни разу в жизни не видел. Чуть меньше Уазика!
Женька махнул рукой на стоящую машину.
- Да ладно! – не поверил Антон. – Такие мастодонты в каменном веке вымерли!
- Такого я тоже не встречал, а чуть поменьше джипа мы с Мишкой видели. Не веришь, придёт, спроси.
Антон недоверчиво покачал головой, но промолчал.
- Тогда карабинов не было, жаканами стреляли, - Женька изобразил пальцами сантиметрового диаметра "дробину". – Убойная сила у жакана, конечно, не в пример пуле – слабая. Метили то ли в глаз, то ли в ухо, а может – под лопатку. В общем, попали кабану в лобешник, "жакан" срикошетил, как от лобовой брони… Секач несётся не хуже паровоза! Со второго выстрела в шею попали, с третьего – в грудь. Ранили, в общем. А секача ранить – самое распоследнее дело! В общем, проскочил он мимо охотников. Слава Богу – не увидел. Машина впереди стояла, на ней душу отвёл. Перевернул!
- Быть не может! – ни капли не веря рассказу, возмутился Антон.
- Отец рассказывал, - пожал плечами Женька. – А он не врал. Потому что на охоту за мясом ходил, а не отдохнуть с водочкой, как мы.
- Убежал? – недоверчиво спросил Антон.
- Секач? Нет. Машину перевернул, последние силы, видать, истратил, и кончился. Так они его потом на машину погрузить не смогли!
- Машина ж перевёрнутая!
- Сходили в деревню за трактором, поставили на колёса. Кабана в лесу свежевали, голову, отец рассказывал, вчетвером грузили.
В той стороне, куда ушёл Мишка, раздался выстрел.
Женька удивлённо хмыкнул:
- Глянь-кось, стреляет…
Скоро охотники вернулись. Естественно, ни с чем.
=3=
- Вот вам вода… - Мишка налил в ведёрный казан воды из пятидесятилитровой пластмассовой канистры с надписью "В день 50-летия", подаренной ему два года назад. Отнёс котёл к костру и повесил над огнём. – Варите. А я делами займусь.
- Займись, - согласился Толька и поправил длинной палкой дрова под котлом.
- Уток всех варить будем? – спросил у товарищей Женька.
Толька, Женька и Антон сидели у "мужского" костра для шулюмки на крохотных рыбацких раскладных стульчиках. Варить шулюмку дело мужское, долгое, степенное. Склонное к неторопливым разговорам и питью водки.
У другого костра, метрах в пяти от мужского, возились женщины, строгали салаты, жарили что-то своё. Оживлённо рассказывали друг другу о своих мужчинах, весело всхохатывали, поглядывая в сторону мужского костра.
- Клади всех, - добродушно протянул Толька, отпивая из полуторалитровой бутылки пива.
- Не много? – засомневался Антон.
- Пять уток на десятилитровый казан? – удивился Женька и похвастал: – Мы как-то удачно поохотились, из десяти уток варили!
- Восемь уток было, и два чирка, - с улыбкой, как ребёнка, поправил приятеля Толька.
- Ну голов-то десять! – посмеялся Женька.
- Десять, - согласился Толька. – Если две воробьиные за головы посчитать.
- Ну, давайте выпьем, чтоб шулюмка вкусная получилась, - предложил Женька.
Выпили, закусили. Неторопливо поговорили.
Вода закипела, Толька снял пену.
- Картошки немного положим? – спросил Женька, поднимая с земли миску с очищеной женщинами картошкой.
- Немного, - врастяжку согласился Толька. – Штук пять.
Женька аккуратно опустил в кипящую воду пять картофелин, каждый раз отдёргивая руку от брызг. В миске осталась одна. Посмотрев на неё и махнув рукой, как на обречённую, отправил картофелину вслед за предыдущими.
- Пять картофелин на такую бадью? – удивился Антон.
- Хе-хе… - простил незнающего человека Толька. – Тут рецептура сложная…
Но рассказать о рецептуре помешал Женька.
- Ты чего не пьёшь? – спохватившись, удивлённо спросил Антона. – Когда варят шулюмку, пьют водку. Это обязательно! – поднял руку, предупреждая возражения.
Пошарив за спиной, вытащил непочатую бутылку.
- Много я тебя заставлять не буду, а попробовать – обязательно. Ты такую не пил.
- Да я вообще водку почти не пью, - отговорился Антон.
- И не пей, коль душа не лежит! – одобрил Женька. – Но попробовать – не откажись. Это лечебная. "Спотыкачка" называется.
- Никакая она не "Спотыкачка" лениво уличил Женьку в неправде Толька.
- Зато лечебная. Читай – на корнях лопуха. Ну, называется она как-то по другому, без очков да спьяну и вообще не прочитаешь… Мы её называем "Спотыкачкой". Если много выпьешь, спотыкаться начинаешь.
Замечание было существенным.
- А сам много пьёшь? – спросил Антон.
- Да нет, не много, - успокоил Женька, разливая водку по железным кружкам. Антону и вправду налил вдвое меньше, чем остальным. – Я честно. Раз ты не пьёшь, значит, только для пробы. Хорошая водочка, с неё похмелья не бывает.
Чокнулись. Антон выпил. Водка, и правда, была мягкой, без сивушных привкусов.
- Ух, зар-раза! – передёрнулся Женька, выпив свою дозу. – Что-то она у меня сегодня тяжело идёт.
- А если не пить? – спросил Антон.
- Да нельзя, - серьёзно возразил Женька.
- Я же не пью, - поставил себя в пример Антон.
- Ну, это ты… - вздохнув, согласился с фактом Женька и закусил куском колбасы. Прожевал, проглотил, замер на мгновение, держа над объёмистым животом растопыренные ладони и прислушиваясь к ощущениям внутри себя. Ощущения его удовлетворили.
- О! – возрадовался он. – Хорошо взошла. Давайте по второй, пока первая со скуки в одиночку спать не легла!
- Так она у тебя уже, наверное, десятая сегодня! – возразил Антон.
- Я не про себя, я про тебя, - поправил Антона Женька и разлил бутылку до конца, плеснув немного и Антону. - Чуток! – предупредил возражения решительным жестом. – Много не наливаю, только попробовать!
- Да я уже попробовал! – засмеялся Антон.
- Ну, тогда за компанию. Мы все пьём, а тебе, вроде как не наливаем. Это неправильно!
И приказал:
- Пей, лечебная.
Чокнулись жестяными кружками. Выпили. Крякнули. Молча закусили, удовлетворённо посапывая.
Антон почувствовал, как из живота вверх, к плечам, к щекам и к мозгам поднималось благостное тепло, хорошее настроение, любовь к ближним и ко всему миру.
- Понимаешь, - продолжил Женька прерванную тему, склоняясь к Антону, - мне не пить нельзя. Придёшь с работы – никакой! А выпьешь немного… - Женька отчертил пальцем на поднятой бутылке половину, - и ожил. "Спотыкачка" – она лечебная! Помидору класть будем? – спросил он, повернув лицо к Тольке.
- Положи пару, - согласился Толька.
Женька располовинил две помидорины, опустил их в кипящую воду.
- Вот не знал, что в шулюмку помидоры кладут! – удивился Антон.
- А ты хоть раз шулюмку готовил? – снисходительно спросил Женька.
- Ни разу, - признался Антон.
- Ну вот, а удивляешься…
- И что ещё туда надо класть? – поинтересовался Антон.
- Ну что… Лук, чеснок, лаврушку, перец…
- Масла растительного немного, - добавил Толька.
- Можно и растительного, - согласился Женька, всыпая в казан соль, перец, бросая листья лаврушки. – А можно и коровьего.
- Яблоки, - добавил Толька.
- Яблоки?! – поразился Антон.
- Можно яблоки, - согласился Женька. – Только немного. Для вкуса-запаха. Одно. Или два.
- Так, получается, что туда можно валить всё, что есть? – предположил Антон.
- Э, не-ет! – с хитринкой протянул Женька. – Класть можно всё, кроме того, что нельзя.
- А чего нельзя, если всё можно?
- Ну… На трезвую голову и не вспомнишь, чего в шулюмку класть нельзя… Сало нельзя.
- Лапшу-макароны нельзя, - подсказал Толька.
- Да, лапшу-макароны нельзя, - согласился Женька. – Огурцы нельзя. Ты огурцы когда-нибудь клал? – спросил он Тольку.
Толька отрицательно покачал головой.
- Ну, давайте выпьем, чтобы шулюмка получилась вкусной, - решил Женька и вытащил вторую бутылку.
Но разлить он не успел. Послышался шум приближающегося автомобиля. Подъехала "Нива".
- О, Коля приехал! – узнал машину Женька. – Присоединяйся, Николай!
Николай вытащил из машины два рюкзака. Один рюкзак оставил у костра женщин, второй, позвякивающий бутылками, принёс мужчинам.
Антон точно знал, что где-то они с этим Николаем встречались, но вспомнить никак не мог.
- Горючего привёз, - сообщил Николай, осторожно опуская на землю позвякивающую сумку.
- Нашу? – ревниво спросил Женька.
- "Спотыкачку", - подтвердил Николай. – Лечебную.
- Что-то много "лекарства" получается, - засомневался Антон.
- "Лекарства" на охоте мало не бывает, - тоном бывалого охотника пояснил Женька. – То с устатку надо принять, то для сугрева. Вон, твоя…
Женька посмотрел на собаку.
- Мотька, - подсказал кличку собаки Антон.
- Да, Мотька. В холодную воду провалилась. А если бы ты или я в речку провалились? Не будь этого лекарства, - Женька любовно погладил по боку лежащую у его ног пустую бутылку, - заболели бы. Давай полечим твою любимицу!
- Она ещё маленькая. Приучишь к алкоголю, вырастит, будет деньги на выпивку таскать у хозяев.
- Нет, две авоськи водки для компании, это не много, - убеждённо протянул Женька. – У нас в деревне один мужик решил бизнесом заняться. Это ещё во времена Горбачёва было. На КамАЗе в колхозе работал. Назанимал денег, съездил с родственником куда-то, закупил оптом машину водки. Дело после посевной было. За лето, думал, продаст, разбогатеет. Ну, ближе к осени заезжаю я к нему, захожу в дом. Сидят с родственником, выпивают. Жены нет. "Где жена?" – спрашиваю. "Ушла". Ушла и ушла, дело не моё. "Как бизнес, - спрашиваю, - как жизнь?" Садись, показывает, за стол. Налил, выпили. "Нормальная жизнь, - говорит. – Не в пример бизнесу". "А в чём проблема? – спрашиваю. Налоги, или что?" "Так жалко ж, - говорит, - добро продавать! Сами КамАЗ допиваем".
- Да уж, у нас в российской деревне такой бизнес, - хмыкнул Мишка.
- Тут нам из Самары одно время водку какую-то по дешёвке везли, - продолжил Женька "вино-водочную" тему. Ну, я закупил для внутренних нужд пять бутылей.
- Стоило из-за пяти бутылок левую водку брать? – удивился Антон.
Женька показал на пятилитровую бутыль с водой, стоявшую у женского костра.
- Таких вон бутылей. В разлив продавали. Четыре в сарае поставил, а одну на кухню принёс. Мы воду такую пьём, колодезная у нас не очень. Сижу в зале, телевизор смотрю. Жена с огорода пришла, чай на кухне поставила в чайнике греть. И ушла. Чую, запах пошёл какой-то подозрительный. Захожу на кухню… А она думала, что в бутыли, как всегда, вода. И налила в чайник. И поставила на плиту! Водка эта закипела!..
- Англичане вообще разные пунши и глинтвейны горячие пьют, - успокоил Женьку Антон.
- Пробовал я тот горячий коктейль, - скривился Женька. – Ни вкуса, ни градуса, весь кайф выкипел. Слушай! – Женька перескочил на другую тему и обратился к Мишке. – Антон сомневается, что секачи бывают чуть меньше джипа.
- Бывают, - спокойно подтвердил Мишка. – Помнишь человека-легенду? – спросил с улыбкой Женьку.
- А-а… Это из Самары когда к нам приезжали на охоту крутые? Разве их забудешь! Помнишь, Толь?
- А то! – подтвердил с улыбкой Толька.
- Приехали один раз из Самары к Женьке крутые на охоту, - бодро начал рассказывать Мишка. – Мы у него как раз были, тоже собирались на кабана. Карабины у гостей жуткого боя, с оптическими прицелами… В общем – профессионалы ребята, только не по кабанам. Ну и одеты соответственно – в курточках да в ботиночках. Нашли мы им одёжку, валенки. А один у них – человек-гора и ноги у него сорок последнего размера. Ни одни валенки не подходят. Он, конечно, крутой! Я, говорит, в ботинках пойду. А куда он пойдёт, по полю, по снегу? Подсказали нам, что у одной бабки муж был огроменной конфигурации. Пришли мы к бабке. Так мол, и так, спасай, бабуся. Достала она из чулана валенки дедовы… Ох и дед, видать, был! У нашего супермена ноги сорок последнего размера, а валенки, наверное, шестидесятые.
Женька подтверждающе качнул головой.
- В общем, прыгнул супермен в валенки без разбега, а идти не может – спадают. Сделали мы ему к валенкам что-то вроде помочей, а чтобы они с плеч не падали, на груди ещё бечевой перевязали. И фуфайку поверх. Ох и видок у мужика – не приведи Господи ночью в поле встретить!
Женька рассмеялся и махнул рукой: точно, мол.
- Ходить бойцу всё равно трудно, поэтому поставили мы его в поле, под дуб. В этом месте кабаны не должны были идти. А на самое забойное место, в низинке, где камыш, поставили ихнего главного, пусть стреляет.
Выгнали загонщики выводок. Три свиньи, подсвинки и секач. Если бы ты видел, что это был за секач! Грудная клетка – точно с передок джипа, Женька не даст соврать!
- Точно! – подтвердил Женька.
- Выводок пошёл, как мы и предполагали, низинкой, по камышу. Ихний главный как увидел секача, так в штаны и наделал. Потом, правда, спохватился, пульнул вдогонку, двух свалил. А секач подхватился, и в поле. У кабанов такая натура, если они в поле бегут, то всегда на отдельно стоящее дерево или человека. Вот он и побежал на дуб, где супермен стоял. Мужики после стрельбы выбежали на край поля, кто в бинокль, кто так смотрят… Представь, отдельно стоящий дуб, под дубом мужик под два метра в фуфайке, с карабином, с тесаком за голенищем… И на него паровозом огроменный секач, с джип величиной!
Мишка восторженно замер, давая слушателям представить картину и восхититься её красотой.
- Страшная картина! – подтвердил Женька с неподобающим трагизму момента смешком.
- Смотрим, - продолжил Мишка, - супермен прицелился… Ну, говорим, сейчас он завалит секача… А супермен вдруг бросает карабин в сторону, выхватывает из-за голенища тесак… Ну, говорим, супермену адреналина хлебнуть захотелось! Врукопашную решил с кабаном! Видим, супермен этот, хрясь по верёвкам на груди тесаком… Фуфайка нараспашку…
- Ну, кто-то говорит, щас мужик фуфайку сбросит, чтоб удобнее было, и на секача с ножом пойдёт! - продолжил Женька. – Это ж человек-легенда!
- А секач на него, как паровоз! – перехватил нить рассказа Мишка.
- Вдруг человек-легенда кидает в сторону нож, сбрасывает фуфайку, сбрасывает с плеч помочи, которые держали валенки, выпрыгивает из валенок, и одним махом – на дуб!
- А секач – мимо… Только мы его и видели, - грустно закончил Женька.
- Человек-легенда! – с усмешкой закончил Мишка.
Николай, сидевший до того молча, рассмеялся своеобразным резким смехом.
- Чёрт! – хлопнул себя по коленям Антон. – Вспомнил!
- Что вспомнил? – спросил Мишка.
- Да где я Николая видел!
- Ну, наконец-то, - рассмеялся Николай. – А я так и понял, что ты меня не узнал.
- И где же ты его видел? – заинтересованно спросил Мишка.
- Да он мой сосед по даче! – стукнул себя ладонью по лбу Антон.
- Эх, ни черта себе! – удивился Мишка. – соседа по даче не узнал!
- Всё правильно, - со смехом поддержал Антона Николай. – Мы же на даче в специфической одежде, в специфических позах, буквой зю. Тем более, что я дачу продал, год уже не виделись.
На дороге зашумел мотор, к поляне подскочила "Нива-шевроле". Из машины выскочили три мужчины с ружьями наперевес, стали на краю поляны, внимательно приглядываясь к сидящим у костров. Хозяева поляны молча смотрели на чужаков. Те, впрочем, на территорию поляны не ступали.
- Нет, не те, - сказал, наконец, один из приехавших.
Чужаки торопливо сели в машину и уехали.
- Вот так вот пальнут ни за что… - предположил Антон.
- Да уж, человек не заяц, из-под выстрела не упрыгает, - лениво проговорил Женька. – Как там шулюмка? Перец, приправу сыпали?
- Я не сыпал, - отозвался Толька. – Никто перец не сыпал?
- Никто не сыпал, - подтвердил Николай. – Сколько сыпать?
- Весь сыпь, сколько есть, - распорядился Мишка.
- Ты же не знаешь, сколько есть.
- Да всё равно мало! И траву-приправу из всех пакетов высыпай.
Николай высыпал в казан из пакетика красный перец, туда же опорожнил три пакетика с приправой. Прочитал состав и удивился:
- Ничего себе! Они же все с перцем! Вот это я убухал… Есть невозможно будет!
- Не волнуйся, в шулюмку перца нельзя переложить, - успокоил его Женька. – Масла растительного подольём?
- Давай полстаканчика, - согласился Мишка. – Надо было раньше, конечно…
- Ничего, маслом шулюмку не испортишь, - заметил Женька.
- И пару раков бы, - заметил Николай.
- Да, пару раков для запаха можно было бы, - согласился Мишка.
- А рыбу? – спросил Антон.
- Ты что?! – с ужасом в один голос воскликнули Мишка, Женька и Николай. – Испоганишь, есть нельзя будет!
- Костями исплюёшься, - конкретнее пояснил Толька. И добавил: - Да и не клюёт нынче рыба, я пробовал удочку закидывать.
- Прикармливать надо рыбку-то! – со снисходительностью знающего человека заметил Женька. – Я рыбку семечками прикармливаю.
- Жареными, что-ли? – пошутил Антон.
- Нет, жареными не пробовал, - серьёзно воспринял вопрос Женька. – Сырые семечки проворачиваю через мясорубку… Не пробовал, Миш?
- Нет, не пробовал.
- Дух от них, когда через мясорубку! – Женька мечтательно посмотрел в небо, будто ждал увидеть там ангела, и хлопнул ладонью по левой стороне груди. – Аж дух захватывает! А рыба, та вообще в обморок падает, - уверенно закончил он.
Толька подлил в казан растительного масла.
- Посолить не забудь, - напомнил Николай.
Толька сходил к женскому столу, принёс двухсотграммовую банку с солью. Всыпал в казан две большие ложки соли.
- Хватит?
- Ещё одну. Шулюмка должна быть солёная и перчёная.
Добавил ещё ложку.
- Ну вот, минут через пятнадцать дойдёт, - решил Женька. – А, чтобы не скучно было, давайте ещё по паре глотков "Спотыкачки".
Антону как-то и отказываться было уже не охота. А Женька и не спрашивал, налил наравне со всеми.
Выпили.
- Сильно зайцы из-под выстрелов выпрыгивают? – продолжил оставленную тему Антон, обратившись к Женьке.
Женька с улыбкой поглядел на Мишку.
- Расскажи ему про привязанного зайца.
У Антона мелькнула неприятная ассоциация: охотники привязали зайца и расстреливают его, как живую мишень.
- Приехали мы к нему, - Мишка кивнул на Женьку, - как-то зимой. На зайцев поохотиться.
- А время неудачное выбрали, - заметил Женька. – Охотники как раз всех зайцев распугали. Каких не постреляли.
- Придумай, говорим ему, что-нибудь. У тебя всегда местечко нетоптаное на примете есть, - продолжил Мишка. – Ну, почесал он репу, и говорит: "Есть у меня привязанный заяц". Что за заяц такой, удивляемся, привязанный? Потом, говорит, узнаете. В общем, поехали. Сколько нас было, четверо?
- Да, вас четверо и я пятый, - подтвердил Женька.
- Привёл он нас на поле, выстроил цепью. Идите, говорит, вон туда. Заяц здесь обязательно будет, только взять его вы не сможете.
Женькина захмелевшая физиономия расплылась в доброй усмешке.
- Идём. Поле прошли, к опушке уже подходим. Следы заячьи есть. А зайца нету. Расслабились, цепь расстроилась, кто как идёт. Кто-то отмашку дал, мол, собирайтесь, нету тут ни хрена. Пошли в кучу. Вдруг у Сашки из-под ног заяц свечкой – прыг! Сашка потом рассказывал, от неожиданности чуть ружьё не выронил. Спохватился – ба-бах! Мимо! Заяц на Серёгу, чуть не в него, как кабан! Серёга – ба-бах! Мимо! Вдогонку – ба-бах! Мимо! В общем, все стреляли, восемь раз! Все промазали.
- Я не стрелял, - усмехнулся Женька. – Потому что я этого зайца люблю. Я на него вожу тех, кого без добычи хочу оставить. Года три уже.
- А почему привязанный? – спросил Антон.
- Так, сколько в него ни стреляли, он на этом поле так и живёт, как привязанный.
- Может, разные зайцы?
- Нет, один и тот же. Я его уже в лицо знаю, - с любовью в голосе уверил Женька.
Он взял деревянную ложку, дотянулся до казана, разогнал с поверхности приправу, зачерпнул жижи. Попробовал, восторженно крякнул:
- Высший сорт, как всегда!
- Кто готовил! - гордо похвастал Мишка.
- Плод коллективного творчества, - пояснил Женька. – И каждый раз по новой рецептуре, - повернулся он к Антону. – Так что, если тебя спросят или дадут рецепт шулюмки, знай: рецепта у шулюмки нет. Приготовление шулюмки каждый раз – как свидание с новой женщиной.
Женька прикрыл рот и воровато оглянулся на женский костёр.
- Кто это там о свиданиях с женщинами говорит? – услышали крамольную фразу не обращавшие внимания до сих пор на мужские разговоры женщины.
- У вас как там, стол готов? – перевёл стрелки на другую тему Женька. – Шулюмка готова, а у вас салатики ещё не наструганы.
Все собрались за столом. Мишка наливал шулюмку в миски, передавал к столу.
Антон попробовал наваристый, острый, мясной бульон, с пряными запахами, с дымком. В общем, необычный и вкуснейший.
Приподнятое настроение, шутки, возбуждённые переговоры дождавшихся, наконец, главного в этой поездке – шулюмки, придавало блюду такую ауру, такой оттенок, такой "гарнир", какого не будет дома.
Естественно, не обошлось без предложений "Под такое блюдо не грех и выпить!" или "За такое блюдо…" и так далее.
Мотька ошалело кидалась на крик пирующих, собирая предлагаемые ей косточки, торопливо грызла, бросала недогрызенные и, наконец, закашлялась, подавившись костью.
- Всё, хватит ребёнка мучить! – скомандовала Рита и поставила на середину стола большое пластмассовое блюдо: - Складывайте сюда, я потом собачку покормлю.
Дети легли спать заполночь, Антон и того позже. Место для палатки оказалось не очень удачным, в песке скрывались довольно крупные корни деревьев. Как ни вертелся Антон, пытаясь устроиться поудобнее, да только корни всё больше выпячивались из-под песка. К тому же спать без подушки с возрастом он отвык.
В конце-концов, уснул. Усталость, свежий воздух, вкусная, горячая шулюмка под водочку оказали благотворное действие. Сквозь сон слышал неторопливые мужские разговоры у костра, периодическое бульканье, традиционный тост любого припозднившегося застолья: "Ну, давай…"
Передремав часа два, замёрз. Понял, что больше не уснёт, вылез из палатки.
У едва горевшего костра сидели Женька и Толька, естественно, с бутылкой.
- О-о! – негромко, коротко и, скорее, по долгу службы "дежурного по костру", обрадовался Женька. Тут же деловито предложил: - Выпей, погрейся.
- Нет, я чаю, - отказался Антон.
Подбросил в костёр дров, отыскал среди "развалов" посуды на столе и вокруг чайник, налил воды, повесил над костром.
Чернота новолуния медленно разбавлялась молоком предстоящего рассвета. Речная протока заполнилась густой ватой тумана. Гулко, совсем рядом, и в то же время приглушённо, как в большой закрытой комнате плеснулась рыба. В костре потрескивали горящие полешки.
Толька с Женькой, уважая девственную тишину, бормотали что-то в полголоса.
Пронзительно свистнула пичуга. Немного погодя откликнулась, чирикнула другая. И, словно по команде-побудке засвистели, зачирикали одна за другой, просыпаясь и извещая о себе, разноголосые птицы.