Пластилиновая воронка

Гринзайд Влад Младший
На глянцевой странице журнала это смотрелось божественно – не было видно ни швов, ни подтеков краски, ни даже основания. Домики как будто парили в воздухе, и только на краю макета на поверхности стекла был блик, да и его можно было принять за отблеск глянцевой бумаги. Призмы домов были будто отлиты из белоснежного пластика в условиях невесомости. Очаги высокой застройки вспыхивали среди низких жилых кварталов подобно всплескам графика кардиограммы. Несмотря на белый цвет материала макета, фотография играла всем спектром холодных пастельных полутонов. Линза и расположение фотоаппарата были выбраны идеально, отчего перспектива приобретала драматичность, но в разумных пределах.
 
Концептуальный макет городской застройки передавал именно то, что должен – концепцию, не отвлекаясь на детали, цвета и фактуру материалов. Чтобы не отвлекать читателя, статья о виртуальном городе не касалась техники изготовления макета. Вот те белокаменная сказка - и все.
 
* * *
Алекс и Костя решили преодолеть третий год обучения вместе. Масштабность градостроительного проекта открывала новые горизонты безудержной мысли обоих. Внутреннее чувство подсказывало, что две противоположности могли бы отлично дополнять друг друга. Алекс – провинциальный интеллигент, щуплый, чахоточно бледный, не только не вставлявший в речь бранные слова, но и сурово отчитывающий за похабный анекдот при дамах. Волосы зачесаны назад как у комсомольца двадцатых, голова поднята довольно высоко, но чуть склонена вправо, отрешенный взгляд человека, идущего по стопам утопической идеи. Байковая рубашка в клетку с длинным рукавом заправлена в брюки со стрелками и застегнута на все пуговицы, включая рукава. У Алекса в портфеле имеется коробочка с обедом, из которой он скромно трапезничает огромной мельхиоровой вилкой с почерневшим узором замысловатого барельефа на увесистом черенке. В буфете с однокурсниками он чувствует себя немного неловко со своим заготовленным дома обедом, ничего не докупает и сидит на краешке стула, держа коробочку на коленях.
 
 Костя питается только буфетной едой, но сам никогда не покупает, поскольку шествует по жизни пустой. Он активно угощается у однокурсников. На стуле он сидит задом наперед, то обхватывая спинку руками, то отстраняясь от нее, тем самым получая возможность спаринговаться с ней в кулачном поединке. Костяшки пальцев возбужденно розовые и закаленные постоянным набиванием, спина ровная, на лице блуждает улыбка человека, уже исправившего свою карму и занявшегося чакрой.
 
Еще в начале семестра Костя, проконсультировавшись с папой-архитектором, принял единственную верную концепцию проекта. Все остальные этапы проектирования нужны лишь для объяснения этой концепции руководителю проекта. На самом же деле семестр мог бы ограничиться двумя неделями, но академическое расписание заставляет растянуть процесс на три месяца.
 
Первая неделя совместного творчества показала, что сработаться будет трудно, а вторая – что невозможно. Классический подход Алекса к проектированию с многочисленными набросками, эскизами, зарисовками и записываниями в блокнот ночных прозрений совершенно не сочетался с Костиным вычерчиванием готового проекта. Алекс пытался подстроиться под Костю и, сломав все стереотипы, вышел из двухмерного пространства листа в трехмерное пространство макета на ранней стадии проектирования, что непросто для советского человека, обделенного дефицитными материалами – картоном, клеем ПВА, скальпелем, не говоря уж о пенопластовых шариках, разноцветных булавках и прочей канцелярской дребедени. В состоянии глобального дефицита человек, если и мог позволить себе макет, то только для окончательной версии с минимальным количеством переделок.
 
Желание Алекса постоянно впечатляться шедеврами мировой архитектуры, сыграло с ним злую шутку. С Костей, например, такая шутка была невозможна, поскольку в библиотеке спинки стульев были обиты поролоном, и костиным костяшкам были абсолютно бесполезны – другое дело буфет. Алекса же в библиотеке поджидали многочисленные ловушки, спрятанные на страницах архитектурных журналов. Очередная ловушка была белоснежная и отливала пастельными холодными полутонами.
 
Идея была гениальной – работать с пластилином на стеклянном столе. Податливый пластичный материал примет на себя любое количество изменений вплоть до завершающей стадии и подачи проекта. Макет будет динамичным, белым и концептуальным. Одержимый гениальной идеей, Алекс, экономя на содержимом обеденной коробочки, вложил все свои скромные средства в покупку огромного количества белого пластилина, большого куска толстого стекла и, что самое главное, набора инструментов для профессионального скульптора. Большой кожаный футляр на молнии был наполнен всевозможными лопатками, скальпелями, мастихинами, скребками, шпателями и очень замысловатой формы резцами.
 
Костин же инструмент был классичен: два ватманских листа – ровно столько, сколько требуется для проекта, цанговый карандаш 6Б, грифель которого мог бы подойти по диаметру к автомату Калашникова старого образца, несколько ядовитого цвета фломастеров и 8 канцелярских кнопок – по четыре на каждый лист.
 
Особых усилий для размежевания двух соавторов прикладывать не пришлось, поскольку Костя для работы сразу избрал вертикальную поверхность стены, выбрав место таким образом, чтоб листы до подачи проекта в конце семестра можно было не перевешивать. Он сразу гнал чистовик, в то время как Алекс воплощал свои идеи в пластилин на горизонтальной поверхности стола.
 
Первый этап раскатки пластилина скалкой по стеклу прошел почти успешно. Деревянная скалка бабушки не оставляла той глянцевой поверхности, но была удобоваримой, если не считать комка пластилина, попавшего в сучок скалки и выскочившего на следующем обороте, образовав таким образом воронку и холм.
 
Хитроумной формы шпателёк мигом разровнял неровность рельефа, оставив за собой еле заметные борозды. Слой пластилина был толщиной с максимальный дом. Эффект низкой застройки планировалось достичь уменьшением этажности посредством скальпеля. Но прежде надо было вырезать улицы.
 
Предварительно подложенный под стекло план города совершенно не читался сквозь трехсантиметровый слой уже довольно серого пластилина с вкраплениями графита, поэтому пришлось нанести сетку улиц на поверхность пластилинового коржа по памяти. Сила концепции вела резец по пластилиновым гладям. После разметки началась нарезка пирога. Первый разрез отделил фасады будущих пластилиновых шедевров от левой стороны главного проспекта. В правую сторону проспекта нож вошел как в масло, но при этом из-за толщины лезвия левая сторона опять прилипла к фасадам. При извлечении улицы из межфасадного пространства обнаружилась еще одна серьезная проблема – улица приклеилась не только к домам, но и к стеклу будущего тротуара. Благо, в наборе скульптора нашелся подходящий прямоугольный мастихин, позволивший по частям извлечь улицу из пластилинового плена.
 
Ваяние продолжилось, и результат его был печальным: на стеклянных тротуарах лежали ошметки пластилиновой грязи, так называемого строительного мусора, избавиться от которого не было никакой возможности. Его можно было только "причесать" шпательком. Это причесывание слегка зацепило фасады, отчего те искривились и покосились. Правка фасадов продолговатым прямоугольным мастихином превратила их из прямых призм в наклонные усеченные пирамиды, оштукатуренные в деревенском стиле грубыми мазками. Они не парили на невидимом прозрачном стекле, а утопали в белесой жиже "причесанных" улиц.
 
Разная высота застройки достигалась вжатием пластилиновых хибар в пластилиновые же топи. Некоторые из лачуг получались с вздутыми стенами и острыми углами, напоминающими пуховую подушку, другие своей выступающей круглой крышей походили на фуражку.
 
Этот макет никого не мог оставить равнодушным. Отчасти он напоминал украинское село времен Тараса Шевченко, отчасти – чеченский поселок после ковровой бомбардировки. Тут каждый мог найти понятные ему ассоциации. Понять связь между макетом лазерной резки и "последним днем Помпеи" можно было только по лежащему на столе глянцевому журналу.
 
Костя, не терявший времени даром, раздраконил ватманский лист толстыми линиями в трех основных направлениях под шестьдесят градусов друг к другу. В пересечениях линий он навёл круглые узлы. Процесс этот назывался мудрым словом "зонирование" и включал в себя "триангуляцию". Его не заботило, что триангуляция плоскости есть занятие бессмысленное и порочное, противоречащее основным принципам эвклидовой геометрии.
 
Наш с Лёней путь из общежития в пивную пролегал через факультет, чтоб обойти все ландшафтные строительные работы. Два грузных дядьки – Лёня и я – шли гуськом между рабочими столами однокурсников в сторону окна, кем-то предусмотрительно спроектированного между одинаковыми уровнями пола и тротуара, что позволяло, сильно задрав ногу, использовать его как дверь, открывавшую перед нами пивные горизонты.
 
Увидев нас с Лёней, Алекс поднял на нас влажные глаза с промелькнувшей в них надеждой и, бессвязно бормоча и жестикулируя, посеменил к Лёне. Крупный добродушный Лёня с неуклюжими жестами и негнущимися от обилия мускулатуры конечностями, показался Алексу подходящим мировым судьей в неразрешимом конфликте с Костей. Это была последняя попытка вразумить разнуздавшегося триангулятора.
 
При взгляде на пластилиновый посёлок, Лёня ощутил жалость и симпатию, однако не настолько сильные, чтоб изменить траекторию движения. Костина версия умиления не вызывала. Лёня попытался облечь свои мысли в слова и сделать это максимально быстро, так как до заветного окна оставались считанные метры. Он произнес коротко сформулированную фразу, открытой ладонью пытаясь показать на Алексов макет, но жест получился невразумительным, поскольку Лёня уже давно миновал макет, а остановка или замедление никак не входили в его планы. Ключевые слова по-соломоновски мудрой фразы прозвучали уже за окном. Мне ничего не оставалось, как проследовать за Лёней на зов пива.
 
Я предпочел не оборачиваться, чтоб не видеть этого пластилинового краха.
 
С тех пор Алекс "не вырос ни на сантиметр" – он остановился на уровне третьего курса, взял несколько академок, ушёл в религию, где и женился.
 
Что же до Кости, то его, с кармой исправленной, ничего не смутило. Благополучно фальсифицировав диплом и бросив жену с ребёнком, он с папой отправился то ли в Канаду, то ли в Америку шлифовать чакру.
 
Влад Гринзайд
15.3.2007