Однажды ранним весенним утром во мне зародилась новая жизнь. Я проснулась, как обычно, в девять и, едва собралась подниматься с постели, она бесстыдно заворочалась внутри; это не было похоже на боль и не доставляло иных неприятных ощущений, но оказалось столь неожиданным и странным, что я, охнув, откинулась обратно на подушку. Ощупав рукой живот, я сделала вывод, что он остался все таким же плоским, как и всегда; никаких изменений, абсолютно никаких; да и откуда бы взяться растущему пузу, если я была совершенно невинна? Непорочное зачатие? В это мне не верилось. Тем не менее, что-то толкалось и пульсировало внутри. Я осторожно привстала с кровати и спустила ноги на прохладный пол. Небо за окном было густым, как неразбавленная гуашь, и золотые лучи солнца грели стену соседнего дома. Осторожно, боясь сделать лишнее движение, я поднялась в полный рост. Жизнь более не подавала никаких признаков, и у меня стали появляться сомнения. Может быть это банальное пищевое отравление? Да, конечно, рассмеялась я, это всего лишь отравление.
Мое величайшее заблуждение состояло в том, что я была уверена - чем насыщеннее раствор марганцовки, тем лучше. Жидкость в стакане сияла полудрагоценным малиновым цветом. На вкус она была горькой, но я, не останавливаясь, выпила ее до дна. Через минуту Жизнь внутри меня начала биться так отчаянно, что я упала на колени. Она яростно колотила изнутри в стены своего вынужденного обиталища, и мне даже казалось, что я слышу ее приглушенные крики. Мысли панически разбегались, и лишь одна держалась более цепко, чем остальные: это невозможно, невозможно, невозможно... Сломя голову я бросилась в ванную; еще никогда я так сильно не желала, чтобы меня вывернуло наизнанку, и, даже понимая, что ничего не добьюсь, я пыталась достичь этого, хотя бы для того, чтобы на время заглушить страх. Потом я сидела, привалившись спиной к стене, меня била крупная дрожь и слезы текли по щекам. Рука покоилась на животе, который не исторг ничего. Вообще ничего, будто у меня был не желудок, а бездонная пропасть.
Постепенно я смирилась с присутствием Жизни. Все в мире имеет свое предназначение, значит, и мы тоже. Было немного странно чувствовать себя оболочкой, контейнером для чего-то; тем более, что она жрала в три раза больше меня - теперь я постоянно чувствовала голод. Иногда мне хотелось грызть даже стекло и гвозди, но я ограничивалась другим - поздно вечером выходила на улицу, горстями собирала землю во дворе и жадно поедала ее. Постепенно я переставала быть человеком. Все дела были заброшены, телефонный провод, выдернутый из розетки, дохлой змеей валялся на полу, мои любимые цветы были обглоданы до корней - не отдавая себе в том отчета, я, по первому требованию Жизни, заталкивала в себя почти все. Я оставила попытки погубить ее. Поначалу, давясь, пила даже разбавленный уксус, но эта тварь начинала биться так, что перехватывало дыхание.
Через пару месяцев возникло стойкое ощущение близкого избавления. Теперь каждое утро начиналось с ожидания... Возможно, думала я, чудовище, появившись на свет, сожрет мое тело и даже не подавится. Но эти мысли уже не вызывали никакого страха. Кто-то неведомый избрал меня в качестве кормушки для странного Нечто. Сделав подобный вывод, можно было бы поверить в инопланетный разум или высшее предназначение, и я тешила себя мыслью о том, что быть избранной даже в таком неблагодарном деле - особая привилегия.
Так прошел почти год. Божественная длань не осенила меня, никто не даровал мне свободы. Более того, теперь пришла боль. Я чувствовала ее бесконечно; внутри будто ворочала тупыми зубцами какая-то огромная шестеренка, и это сводило меня с ума. То неподдатливое человеческое упрямство, которое еще тлело во мне, загоняло меня на стену. Единственным подарком высших родителей Жизни было то, что обо мне забыл весь мир. Меня окружили невидимым коконом, стерли со страниц, выдернули из течения событий. Никто не звонил в дверь, не пытался ее сломать, никто не приставлял пожарные лестницы к балкону... Моего "я" больше не существовало. Я не чувствовала ни голода, ни желания спать, ни каких бы то ни было других потребностей. Только боль.
***
Я сидела, привалившись спиной к углу. В углах есть своя философия - это и надежная защита, и невозможность расправить собственные крылья.
Тот самый день, с которого все однажды началось, вступал в свои права. Только теперь небо не светило блаженной синевой; его затягивали облака, и ветер нещадно трепал ветви деревьев. Я была обнажена, и первый раз за целую вечность с удивлением разглядывала собственное тело. Оно было прекрасно. Именно поэтому моя рука предательски дрогнула, когда я поднесла лезвие к животу, так и оставшемуся совершенно плоским.
Острая сталь открыла рубиновые капли, затем раздвинула ткани, вгрызаясь в них все глубже, до тех пор, пока лезвие не перестало ощущать сопротивление плоти. Внутри не было ничего. Это совершенно непостижимым образом противоречило всем законам анатомии, но мое раскрытое чрево было абсолютно пустым. И только в самой его глубине, медленно вращаясь, висел голубой шар.
Обомлев, я достала его на свет, и досаждавшая боль сгинула без следа. Шар поворачивался в ладони. На нем виднелись океаны и континенты, тончайшие полоски рек, и леса, и острые возвышения гор, и ледяные шапки...
Это была планета. Планета, космосом которой оказалась я.
Мой разум растворился в ней. Отчаянно желая найти следы человеческого пребывания, взгляд метался по материкам, но наталкивался лишь на черные воронки, на крохотные колючие скелеты домов, на разрушенные мосты...
Прошло сто лет, а может быть всего одна минута, и, отчаявшись отыскать жизнь, ради которой мне приходилось терпеть муки нечеловеческого существования, я размахнулась и швырнула шар в стену.
Он бесформенной грудой осыпался на пол, будто был сделан из сахарного стекла, а я все сидела, вжимаясь спиной в угол, и внутри меня расползался холод.