В классе информатики.
Из открытых окон кабинета информатики веяло осенним ветерком. На П-образно расставленных столах красовались новенькие компьютеры с семнадцати дюймовыми жидкокристаллическими мониторами. Стены украшали старинные плакаты со схемами алгоритмов и командами Бейсика.
Готов зашел в класс и помахал рукой информатику:
– Привет, Игорь! Как жизнь?
Игорь оторвался от экрана.
– А, Рудольф, здорово.
Они обменялись рукопожатиями.
– Видали людей с лучшими физическими данными.
- Все шутишь. Ну, рассказывай.
– Да нечего особо рассказывать, – вздохнул Готов.– Давненько я тут не был. Смотрю компьютеры новые.
– Спонсоры подогнали, – гордо сказал Игорь, машины классные. Сам по прайсам выбирал. Полный карт-бланш дали по стоимости. Вот я и оттянулся на всю катушку. На всякий случай дополнительно, про запас кое-что взял.
Игорь преподавал информатику в школе недавно, но благодаря пробивному характеру и уму, завоевал значительный авторитет среди коллег. Он моложе Готова лет на восемь, но, судя по взаимоотношениям, разница в возрасте не чувствовалась.
Одно время Игорь работал в московской фирме программного обеспечения. Потом скопил денег, уволился и открыл собственное дело, но прогорел, залез в долги. Короче говоря, полукриминальная история. Пришлось вернуться в родной город.
Готов удивительно быстро нашел с Игорем общий язык. С ним и Лукиных из всего педагогического состава был на ты.
Готов сел за компьютер и потрогал мышку.
– Дай посижу, хоть на чудо техники поглядеть… А сложно вообще на компьютере работать? Я в этом деле ни черта не понимаю.
– Как тебе сказать?.. и да и нет. Все зависит от того, как сам себя настроишь. Если есть желание, на пользовательском уровне можно освоить за месяц, пятиклассники своими вопросами даже меня иногда в тупик ставят, схватывают налету… программировать или, допустим, в фотошопе работать, сложнее.
– Слушай, Игорь, ты сильно занят, – построив брови домиком, спросил Готов.
– Нет, бездельничаю. У меня два окна. А, что?
– У меня тоже уроков сейчас нет… вот, подумал посидеть, поучиться, а то с техникой на вы, даже стыдно как-то. Научишь?
– Конечно, – согласился Игорь, – спрашивай что непонятно.
– Ладно… Windows я немного знаю… дальше… с чего начать?
– Сначала задай себе вопрос: что ты хочешь от компьютера получить.
Рудольф Вениаминович задумался. Глаза прощупывали потолок, пальцы теребили мочку уха. Внезапно по лицу растеклась улыбка.
– Тексты, тексты печатать, – захлопал в ладоши Готов.
Игорь встал и склонился к компьютеру Готова.
– Для этого надо запустить программу Word, из Microsoft Office… вот смотри: любым шрифтом, размеры… текст можно форматировать… короче масса возможностей.
– Орфографию проверяет?
– И орфографию и синтаксис. Набери слово содака.
Готов с трудом отыскал буквы на клавиатуре. Несколько раз спутал англоязычную и русскоязычную раскладку. Но, в конце концов, усвоил что по-русски нужно печатать, ориентируясь на красные символы.
– Вот видишь, – сказал Игорь, – программа подчеркнула неправильное слово волнистой линией. Теперь щелкни правой кнопкой мыши на слове… вот варианты собака, судака… жми на собаку… автоматически меняется.
– Полезно! Запятые тоже может?
– Тоже.
– А если я сам слово придумаю… ну, которого нет в русском языке.
– Сделаешь «добавить в словарь» и все. F1 нажми, здесь справочник по ворду есть, почитай.
– Потом. Как закрыть? А вот… файл… и закрыть. Или на крестик.
Готов безуспешно пытался закрыть программу, на вопрос анимационной скрепки, сохранять ли изменения в документе, упорно выбирал вариант «Отмена».
– Жми на «Нет», – посоветовал Игорь.
– Ха-ха, точно, – всплеснул руками Готов.
Игорь опять подошел к своему компьютеру и раздосадовано щелкнул на клавиатуре комбинацию клавиш.
– Завис, зараза… ладно перезагрузим.
– Такое часто бывает?
– Не часто, но бывает.
Сделав умное выражение лица, Готов задал вопрос:
– Можно написать такую программу, чтобы монитор взорвался?
– Нет, конечно, – засмеялся Игорь.
– А можно не сходя с этого места, в банке там что-нибудь взломать и деньги на свой счет перевести?
– Теоретически можно, а практически…
– Мне бы не помешала парочка миллионов, – недослушал Готов.
– Мне бы тоже.
Готов нашел игры и выбрал пасьянс «Паук»:
– Я у директора в кабинете в паука играл. Мы с ним вдвоем в канун ноябрьских праздников бутылку пшенички раздавили. Он вырубился, до этого поддатый был, а я компик включил… Слышь, а тебе нравится когда клавиатуру клавой называют?
– Терпеть не могу, – глаза Игоря загорелись.– Еще материнскую плату матерью называют. CD-ROM – сидюк, винчестер – винт. Когда говорят не Windows, а винда меня трясти начинает. Один идиот знакомый увидел в какой-то рекламе как на CD-ROM… вот таким образом чашку кофе ставят и называл его подставкой под кофе… Или не E-mail, а мыло… чушь собачья. Программы – проги. Нормально, да? Существует четкое название – звуковая карта, нет же звуковуха…
– Ладно, не кипятись, – засмеялся Готов.
– Бесит. Не клава, а устройство ввода информации – клавиатура.
Помолчав, Игорь тоже рассмеялся. Готов, зевая, спросил:
– Игорь к Интернету здесь можно подключиться?
– Можно.
– Покажи мне. Я ни разу не видел.
– Никогда?– удивился Игорь.
– Никогда. Не доводилось.
– Давай покажу, только никому не рассказывай. До шефа дойдет, проблемы будут. Интернетовское время только в учебных целях, но мы полчасика, я думаю, украдем.
– Только ты мне объясняй все по порядку.
Игорь сел рядом с Готовым.
– Во-первых, устанавливаем соединение.
– А, что это жужжит?
– Это модем. Теперь вводим логин и пароль… так… ждем… всё, мы в Интернете.
– И что?
– Заходим в поисковик, в Яндекс, например, и набираем слово или ключевую фразу по интересующей теме… музыка… поиск… можно просто Enter. Вот куча ссылок на сайты. Можно в чат зайти.
– Куда?
– В чат. Общение в реальном времени. Правда, я такой глупостью не занимаюсь, но некоторым нравиться. Сейчас зарегистрируюсь… Придумываем псевдоним или, как говорят, ник… допустим «учитель», наблюдай, посылаем сообщение Смуглому… Привет… ждем… этот Смуглый возможно на другом конце страны сейчас, а может и в соседнем микрорайоне… ответил: привет, как дела…
– Ха, во идиот, – воскликнул Готов, – гомосек наверно.
– Не исключено, еще спрашивает: кто ты по знаку Зодиака.
– Я же говорил гомик. Не нравится мне чат. Что еще есть.
– У-у-у, тут много чего. Я тебя только с основами знакомлю.
– Можно я сам попробую, пока время еще есть. Включи мне Яндекс пожалуйста.
Готов потер ладони, высунул язык, старательно в строке поисковика набрал слово «порно» и нажал Enter.
Дипломат.
Вот уже полчаса 10-й «А» слушал речь Готова. Учитель делился впечатлениями от посещения собрания местной ячейки коммунистической партии.
– Ведь правильно скорректированный социализм приносит в казну государства колоссальные доходы. Если бы неизвестно кто, неизвестно с какой целью все не порушил, все не развалил в нашей стране, еще лет двадцать и социализм подошел бы к финальной черте, и XXI столетие ознаменовалось бы новым этапом в жизни человечества – коммунизмом.
– Да кому нужен этот коммунизм? – возразил Федоров Дима. – Мы, кажется, жили уже семьдесят лет при коммунизме.
– Как кому? – удивился Готов. – Всем вам, мне, всему человечеству. А тот строй, который был в нашей стране начиная с 1917 года, немножко не соответствовал… И к тому же ты семьдесят лет не жил, тебе всего шестнадцать.
– В Америке жизнь намного лучше, там все есть, – вмешался Виталя Бойчук.
– Это заблуждение и дезинформация. В Америке, я имею в виду США, хорошо живется только двум процентам населения, которые грабят народ. Остальные это бедные, бездомные, нищие.
– Там любому безработному пособие офигительное платят, – упорствовал Бойчук.
– Никому ничего там не платят, – авторитетно сказал учитель. – Богачи все забирают себе.
Федоров усмехнулся:
– Правильно. Почему, если я, например, зарабатываю деньги, то должен с кем-то делиться?
– А как ты хотел, ты живешь в обществе.
– Но должна быть свобода выбора…
– А что ты понимаешь под свободой? То-то, вот и молчи! Вам только кажется, что вы хотите хорошо жить. Дело не в этом. Просто вы хотите грабить народ.
– Да никого мы не хотим грабить, просто все хотят жить по-человечески.
– У меня в голове не укладывается, что твоя башка подразумевает под по-человечески?
– Ну, как в Европе живут, например.
– Откуда ты знаешь, как живут в Европе? Там все давным-давно сгнило.
– Все равно вашего коммунизма никогда не будет, – ухмыляясь, заявил ученик.
– Лучше закрой свой рот, пока еще есть время, – зашипел Готов.
– А что вы ему рот затыкаете?! – вступились одноклассники.
– Закройте свои пасти, барчуки, – заорал Готов.
– Да пошел ты!
Нервная дрожь пробежала по телу учителя.
Рудольф Вениаминович схватил дипломат и швырнул в центр класса. Дипломат, отскочив от Макаровой Насти, ударился о пол и раскрылся.
Чего там только не было. Кипа не проверенных тетрадей, трико, журнал «Плейбой», пустая бутылка коньяка, три свечки, веер.
– Смотрите что у него там, – засмеялся Ширяев Витя.
– Ничего не трогать, не прикасаться к моим вещам, – приказал Готов.
Спустя пять минут Готов за руку привел директора.
– Вот полюбуйтесь пожалуйста, вышел, понимаешь, в туалет, прихожу, а тут… Все вещи разбросаны, половины нету, деньги пропали. Вы мне скажите, я горбачусь с утра до ночи, я заслужил такой обращение?
– Не ожидал я от вас, ребята, – покачал головой директор.
Макулатура.
5 й «Д» вовсю галдел в классе. На полу, на партах, на подоконниках лежали перевязанные бечевкой тюки газет и журналов. Дети спорили меж собой, кто больше всех принес макулатуры и, увлеченные бахвальством, не заметили появление учителя.
Готов уверенным голосом произнес:
– Сейчас мы проверим, кто из вас достоин звания «лучший ученик года» и поможет нам вот эта штука.
Он взял ручные весы на уровне груди, оттянул крючок и отпустил. Весы лязгнули.
– В очередь… дети… – приказал Готов, – и уберите бумагу с подоконника.
Ученики столпились у стола учителя. Не в состоянии создать очередь, ребята ругались, толкались, создавая учителю массу неприятных ощущений.
– Нет, так не пойдет. Вы, прям, как стадо барашков. Сядьте на свои места, будем по списку. Амиров!
Амиров схватил с парты две связки газет и подошел к столу.
– Собрал! – гордо заявил школьник.
– Еще бы ты не собрал, – усмехнулся Готов. – Знаешь, что такое инстинкт самосохранения? Не знаешь? А а, знаешь? Хорошо. Инстинкт самосохранения не позволил бы тебе не собрать. Жить всем хочется, а умирать никому… да, ты не бойся. Американский офицер аборигена тихоокеанских островов не обидит.
– А я и не боюсь, – весело сказал Амиров.
– Напрасно, – сухо заметил Готов. – Ладно, время терять не будем. Что у тебя там?
Взвесили два тюка, весы показали 8 килограмм. Готов одобрил:
– Не дурно. У тебя все шансы стать учеником года. Молодец. Бросай в угол. Следующий Верещагин.
– Я не принес, – виновато сказал Верещагин.
– А что случилось? – обеспокоено спросил Готов. – Забыл?
– Нет.
– Что тогда?
Мальчик, ковыряя в носу, опустил голову:
– Мне отец сказал, чтобы я дурью не занимался, и что никакого фонда мира нет.
Готов подошел к школьнику и погладил по голове:
– А ты как думаешь?
– Откуда я знаю…
– Гадский папа, – учитель прошелся по классу. – Но ты не переживай Женя. А то, что ты подставил класс… забудь, не бери в голову. Надеюсь, товарищи тебя простят, не обратят внимание на твое предательство.
Готов обратился к классу, словно советуясь:
– Ведь, правда, ребята, мы простим Верещагину то, что он послал нас куда подальше, растоптал нашу честь и достоинство? Потому что никакого фонда мира нет, а Рудольф Вениаминович дебил, который все придумал. И никаких голодных детей в Руанде и Намибии нет. Рудольф Вениаминович вертолет с ДЦП и ЧМТ. Как, Иванова? Что такое ДЦП? Детский церебральный паралич, а ЧМТ – черепно-мозговая травма. Такая большая, а простых вещей не знаешь.
Готов начал сильно сопеть, зрачки расширились, пальцы нервно теребили весы. Он пяткой толкнул стул в угол и заорал:
– Да, что это такое делается?!! Ты что Верещагин вообще со стыдом не дружишь?!! Кто твой папа такой?!! Бог?!! Истина?!! Вещь в себе?!! Неужели у тебя своей головы нет на плечах?!! Скажи, тебя гильотинировали?!! А?!! Жбан оторвали или просто аист некомплект принес?!! Иди! Иди, прошу тебя, пока я еще в состоянии адекватно реагировать на внешние раздражители, и без макулатуры не возвращайся.
Учитель немного успокоился, но еще оставался раздраженным. Школьники, под впечатлением от неосмотрительного проступка Верещагина, пробежались глазами по собственным подношениям: все ли на месте, и каждый подвинул свой тюк ближе к себе.
– Титова, давай, ты следующая по списку… а, нет, не следующая… Все равно давай. Или тоже как Верещагин на все забила.
Девочка встала и заплакала:
– Я забыла.
Готов пришел в неописуемое бешенство. Вскинул стол, чуть не покалечив нескольких ребятишек. Схватил указку и в щепки размозжил о подоконник.
– Сколько это может продолжиться, в конце-то концов, из конца-то в конец?!! Вы что, меня в психушку решили свести?!! Почему?!! Почему, ты, Титова, забыла?!!
– Совсем вылетело из головы, – ревела девочка.
– Из ваших голов только вылетать и может, а влетать - хрен с маслом. За что мне такое наказание? Титова, сделай так, чтобы я тебя не наблюдал. Я сказал во о о он!!! Вместе с Верещагиным, без макулатуры не возвращайтесь.
Готов подошел к окну и закрыл лицо руками, плечи его вздрагивали. Но он не плакал. Учитель считал, что плачущий педагог, с педагогической точки зрения, серьезное наказание для ребенка. Наказание полезное, так как прививает стыд и уважение к старшим. Поэтому он разыгрывал театр.
Дети, может быть, и почувствовали себя неловко, если б плакала женщина, но когда плачет учитель-мужчина, можно только не на шутку испугаться и усомниться в благих намерениях преподавателя.
По одному ученики подходили к учителю и сдавали вторсырье. Те, кто принес менее, оговоренных пяти килограмм, отправлялись добирать недостающее.
Обладателя титула «ученик года» было обещано объявить на следующий день, когда будут известны результаты сбора макулатуры по всей школе.
В углу класса образовалась внушительная куча из «бэушных» газет, журналов и прочей бумаги.
Просалютовав секретарше Варе, Готов без стука вошел в кабинет директора. Смирнов занюхивал рукавом и без удивления поднял глаза.
– Все! Собрали! – победно сказал Готов. – 101 килограмм!
– Что, собрали? – спросил директор и закурил сигарету.
– Шутить изволите? – лукаво сощурил глаза Готов. – Кто забирать будет?
– Что, забирать, Рудольф Вениаминович?
– Макулатуру, что же еще.
– Какую макулатуру, объясните толком, – сигарета выпала из рук и, отскочив от штанины, залетела под стол. Смирнов поспешно отряхнул брюки, отыскал сигарету под столом, затянулся. – Вот из-за вас чуть штаны не прожег.
Готов недоумевал
– Причем тут я? Курить не надо, тогда и портки в целости останутся. Мы сдаем макулатуру или нет?
– Рудольф Вениаминович, что вы от меня хотите? – устало проговорил директор. – Какая еще макулатура? Зачем?
– Я не понимаю, – обозлился Готов, – по-вашему, я шут? Посмотрите, у меня на спине не приклеена бумажка? На ней не написано «дурак»? Вы что сговорились издеваться надо мной? Ведь сказано было: вся школа собирает макулатуру, деньги от выручки идут в «фонд мира», школьники, собравшие макулатуры больше всех, удостаиваются звания «ученик года». Хотите сказать, директор об этом ничего не знает?
– Впервые слышу.
Готов схватился за волосы:
– О, май гот! Меня порвет сейчас! В моем кабинете куча бумаги, у Верещагина с Титовой строгий выговор с занесением… что получается я их просто так наказал? А наш директор ничего не знает! Ну, ваще!
Смирнов замахал руками, защищаясь:
– Спросите у Сафроновой, может она знает. Вы не исключаете, что вам это приснилось?
– Исключаю, – бросил Готов и вышел к секретарше. – Варенька хоть ты-то в курсе насчет макулатуры.
Варя пожала плечами. Учитель наклонился к ней:
– Смирнов тебя топчет?
– А?
– Бэ!
Завуч вела урок и записывала на доске формулы. С порога Готов накинулся:
– Надежда Ивановна, сколько этот бардак может продолжаться? Смирнов ни хрена не знает. Мы собрали 101 кило, где движняки недетские по школе. Все не в курсах. Я вам кто, шут гороховый?
Сафронова схватила его за рукав и вывела в коридор:
– Вы что себе позволяете, Рудольф Вениаминович?! Врываетесь без стука посередь урока, бесцеремонно требуете не понятно что.
Готов возмутился:
– Бесцеремонно? Вы говорите, бесцеремонно? А какие извините за нескромный вопрос, вам нужны церемонии, в реверансе распластаться что ли или честь отдать? Мои ребята макулатуры 101 килограмм, в поте лица, собрали, а вам хоть бы хны.
– Какая макулатура? Что вы несете?
– Подождите, подождите… успокоимся. Скажите мне, только честно, наша школа собирает макулатуру?
– Нет, ничего наша школа не собирает. По крайней мере, я слышу об этом впервые.
– Хорошо. И в фонд мира вырученные деньги не перечисляем?
– Рудольф Вениаминович, вы в своем уме? Саманту Смит бы еще вспомнили. Фонда мира уж и не существует наверно. Проснулись.
Готов покусал губу:
– Что мне теперь с папиром делать?
– С каким папиром?
– С тем, что мой класс собрал.
– Не знаю.
– Зато я знаю!
Он развернулся и пошел прочь.
Полчаса Готов выносил макулатуру во двор школы. Сделал из тюков пирамиду, сбегал в ближайший продуктовый магазин за спичками и поджог.
Учитель прыгал вокруг горящей бумаги, ворошил угли палкой. Фигурам школьников, маячившим в окнах, Готов показывал кулак с оттопыренным средним пальцем.
Машинки.
Готов пришел в школу без традиционной шляпы, но не без головного убора вообще. На голову он водрузил нечто, неподдающееся никакому описанию. Но поскольку описывать все равно придется, начнем. Алюминиевый обруч, от которого исходят и смыкаются над макушкой медные проволочки. На проволочки нанизаны изогнутые в причудливые формы металлические пластинки, вероятно, вырезанные из пивных банок.
Кроме смеха, у встречных школьников и коллег, данное произведение авангардной моды вызвать ничего не могло. Прокрутка пальца у виска, слова: дурак, идиот, дебил, вот те немногие знаки внимания, которые оказывали окружающие за спиной учителя.
В классе хихиканья и шепота Готов старался не замечать, как ни трудно было это сделать. 7 «Б» не сводил с учителя глаз. Точнее, с головного убора (его учитель не убрал вместе с плащом в шкаф).
– Что уставились? – рявкнул Готов. – Я похож на новые ворота?
Ребята не сразу вспомнили поговорку «уставился как баран на новый ворота», а когда вспомнили, засмеялись, сопоставив и логически вычислив, что бараны это они. Готов тоже слегка ухмыльнулся.
– А что это у вас? – спросил Ладыгин, воспользовавшись разрядкой.
Готов стал тщательно шарить руками по одежде:
– Где? Что? Где, где?
На рукаве он увидел маленького паучка (его вряд ли мог заметить школьник) и, стряхивая, завизжал.
– А а а а а!!! Убери, убери, убери!!! Ненавижу этих тварей!!!
7 «Б» снова засмеялся. Тот же самый ученик еще раз задал вопрос:
– Не е е, на голове что у вас?
– Машинки, – отмахнулся Готов.
Ребята переглянулись. Посыпались вопросы:
– Зачем?
– Почему машинки?
– Шляпа что ли так называется?
Готов сморщился:
– Сам ты шляпа! Это машинки. Можете сами сделать себе такие же. Если хотите защититься.
Заинтригованные школьники, стали расспрашивать учителя о практическом назначении «машинок». Готов прожестикулировал: замолчать, соблюдать спокойствие.
– Наша планета Земля, – сказал он, – не просто планета – это живое существо. А мы, люди, часть этого огромного организма. Но несколько десятков веков назад Земля попала под власть какого-то чуждого разума. Будем условно называть его суперкомпьютер. Цели и задачи не понятны, но влияние на человека очевидно. Учеными давно доказано, что человеческий организм способен жить около тысячи лет. Свидетельства тому мы находим в Библии, где говориться о людях проживших восемьсот девятьсот лет. Со времен захвата Земли суперкомпьютером человеческая раса едва-едва дотягивает до ста. Но самое страшное, что суперкомпьютер способен управлять нашим сознанием. Повторяю, для чего он это делает неизвестно, но факт на лицо.
Готов окинул взглядом открывших рты учеников и продолжил:
– Однако, нашлись люди, экстрасенсы, которые научились не поддаваться воздействию суперкомпьютера. Например, тибетские монахи в засекреченных монастырях живут по тысяче лет. Их проблема в том, что они расценивают свое долголетие как победу над смертью, достигнутую тренировками и медитацией. Но, к счастью, современные экстрасенсы-прагматики и не связывают продолжительность жизни с божественным провидением. С помощью ученых они обнаружили волны, которые посылает нам в мозг суперкомпьютер, и создали прибор способный защитить человека от их воздействия. Этот прибор называется «машинки».
– И что, вы тысячу лет жить будете? – спросили Готова.
– К счастью, да. Но это еще не все. Со временем у меня откроются новые способности: телекинез, телепатия, ясновидение, регенеративные способности. Не расстраивайтесь, вашим пра-пра-пра-пра-правнукам я привет передам.
– Откуда вы это знаете?
– Прочитал в умных книгах.
У ребят возникло любопытство.
– Машинки можно снимать? – прозвучал вопрос.
– Нет. Ни при каких обстоятельствах.
– И даже спать с машинками?
– Даже спать, – зевнул Готов.
– И тысячу лет с ними ходить?
Готов хохотнул и покачал головой, мол, ну и тупые же вы:
– Тысячу лет ходить не придется. Спятить можно.
– А сколько?
– Сколько, сколько, – занервничал Готов. – Сколько надо, столько и буду ходить. Вам-то, какое дело? Лет двадцать не меньше. Пока не откроются экстрасенсорные способности. Тогда и без машинок обойдусь.
– У вас уже начали открываться способности?
– Да, ясновидение, – Готов сказал это с такой уверенностью и с таким каменным лицом, что 7-му «Б» стало не по себе.
– Предскажите что-нибудь, – дружно попросили ученики.
– Предсказываю. Сегодня на уроке Шестопалов получит двойку.
– А я выучил, – обрадовано подловил учителя Шестопалов.
Готов в ответ подловил его:
– А я все равно поставлю.
Все засмеялись. Обиженный Шестопалов сказал:
– Я выучил. Можете проверить. Мне не за что двойку ставить. Туфта это – ваши машинки.
Готов замер на месте и покосился на Шестопалова. Класс тоже замер. Шариковая ручка выпала из рук учителя.
– Повтори то, что ты сейчас сказал, – процедил он.
– Че? – негромко спросил Шестопалов.
– Повтори, – почти зарычал Готов.
Казалось бы, можно Готова и послать куда подальше, прецедентов было немало, но у него сделались такие бешеные глаза, что у Шестопалова возникли сомнения: а стоит ли связываться? Человека пришедшего на работу с «машинками» на голове, наверняка никто не посадит в тюрьму в случае нанесения школьнику тяжких телесных повреждений. В лучшем случае направят на принудительное лечение.
– А че я сказал такого? – промямлил Шестопалов.
– Повтори, – Готов не хотел выходить из образа. Он старательно артикулировал губами, беззвучно ругаясь матом.
– То, что двойку не за что ставить? Я выучил.
– Повтори про машинки, – переходя на хрип, сказал Готов.
В неподвижной позе Готов стоял до конца урока. Откуда такое терпение у человека?
После звонка, ученики собрались и осторожно, стараясь обходить Готова как можно дальше, стали выходить.
Открыли дверь, и сквозняк заставил «машинки» на голове учителя звенеть.
Суицид в учительской.
Перед тем как войти в учительскую, завуч Сафронова, Житных и Ермакова звонко рассмеялись. Открыв дверь, они замерли в ужасе. Перед ними предстала необыкновенная, доселе невиданная картина.
На письменном столе стоял стул, на котором в свою очередь балансировал Готов, с привязанной к люстре петлей на шее. Очки учителя сползли к кончику носа, руки за спиной, на глазах проступили слезы.
– Рудольф Вениаминович… это вы… подождите… – прошептала Сафронова.
Женщины встали вокруг импровизированного эшафота в полной растерянности.
– Рудольф Вениаминович, вы меня слышите? – все также шепотом спросила завуч.
Готов шмыгнул носом и громко чихнул. Традиционного пожелания здоровья от коллег не последовало.
– Вероника Олеговна, голубушка, сбегайте за мужчинами… к Владимиру Константиновичу не ходите, он уехал, и не поднимайте шум, – попросила Житных Ермакову.
Молодая географичка выбежала. Оставшиеся вцепились в стул, на котором стоял потенциальный самоубийца.
– Что вы его держите? – сквозь слезы промямлил Готов. – Думаете, буду из-под ног выбивать? А я и спрыгнуть могу.
Сафронова взяла осуществление операции по спасению жизни человека под личный контроль.
– Господи, Рудольф Вениаминович, что вы делаете? – строго сказала она. – Слезайте немедленно! Уберите петлю!
– Нет! Все, хватит! – сказал Готов. – Довольно, достаточно, натерпелся! У трупа в кармане будет лежать ключ от квартиры. Денег там нет, я их на книжку… К квартире на письменном столе завещание. Все. Прощайте.
– Нет, нет, подождите. Может, у вас что-то случилось? Может, чем-нибудь помочь?
Завуч оказалась в полной растерянности. Что говорить в таких случаях? Как поступать? Перед глазами пробегают кадры из американских фильмов, когда кто-нибудь пытается спрыгнуть с небоскреба, а полицейский уговаривает не делать этого. После возникает мысль о том, каково будет душевное состояние при факте, что не удалось спасти человека. Злые взгляды родственников покойного и упреки за спиной: «он еще был жив», «дура, стояла и смотрела», «что за человек, так даже звери не поступают».
В учительскую вбежала Ермакова. Мужчин найти не удалось, зато как нельзя кстати школьный психолог Аделаида Васильевна Холодова. Весьма импозантная женщина, с ярко накрашенными губами. Черные крашенные волосы и накинутый на плечи цветастый платок делали ее похожей скорее на вокзальную цыганку, чем на школьного психолога. Но надменная манера разговаривать и полуаристократические жесты создавали двоякое впечатление.
Холодова провела рукой, показывая всем отойти от Готова и, с видом профессионала, который каждый день вытаскивает людей из петли, сказала:
– Рудольф Вениаминович, для начала успокойтесь. Сделайте глубокий вдох.
– Сделал, – буркнул Готов и поправил петлю.
– Хорошо. Очень хорошо. Самое главное не делайте резких движений.
Готов поправил очки и с удивлением посмотрел на психолога. Холодова подошла ближе.
– Ответьте мне всего лишь на один вопрос…
– Какой еще вопрос?
– На один простой вопрос. Вы сегодня завтракали?
– В смысле?
– Пожалуйста, не задавайте вопросы мне. Диалог веду я. Вы ели сегодня утром?
– Ел, – улыбнулся Готов.
– А что вы ели? – повысив голос на октаву выше, спросила Холодова.
– Пищу, – на октаву понизив, ответил Готов.
Стоящие в стороне педагоги переглянулись. Переложив ответственность в руки компетентного специалиста, они успокоились. Паника сменилась любопытным ожиданием: что будет, если Готов действительно вздернется? Может, стоит позвонить в милицию? Или вызвать скорую? Сделать что-то правильное, по инструкции? Но где эта инструкция? Да, вот же профессионал, на своем рабочем месте, так сказать при исполнении. Психолог велела стоять в сторонке и не вякать. А мы что? Мы ничего… Мы знаем немецкий язык, Бангладеш на карте с закрытыми глазами… Если что, так ведь Холодова там… а взялся за гуж, не говори, что не дюж. Если не знает, что делать, не надо и лезть, сами бы что-нибудь придумали: как-никак педагоги, с людьми работать умеем.
– Поконкретнее. Что именно лежало сегодня на вашем столе, – уверенно спросила Холодова.
– Э э э, сейчас вспомню… Яйца жареные, колбаса, батон, биойогурт… Хотел сок яблочный, а потом вспомнил: если с утра выпить сока – к обеду обязательно продрищет. Не стал.
– Вкусный был завтрак? Как, наверно, приятно, встать с утра, а на кухне шипит сковородка с аппетитной колбаской, цвета утреннего солнца желтки, свежий батон… Вкуснотища!
– Дерьмо полное! – взвизгнул Готов. – Колбаса «чайная». Я как подумаю, что в колбасу туалетную бумагу добавляют – все наружу лезет. Яичница пригорела, пока брился, а недельным батоном я себе чуть всю пилораму не поломал. Может, это вы встаете, и сковородка шипит, а я сам себе готовлю. Подозреваю, что мужа своего вы по полной программе обработали, раз он раньше жены встает. Стирает тоже он? И полы моет?
– Рудольф Вениаминович, я не об этом сейчас, – моргала Холодова.
– Об этом! Ой, какая колбаска, как все вкусно… зачем умирать если в жизни столько радостей? А фруктов к завтраку добавить, м м м… Не надо! Слышали! Я уже имел удовольствие сказать, что у меня с утренних фруктов дрищ!
Ермакова хихикнула. Сафронова взглянула на нее с укором.
Холодова растерянно развела руки:
– Раз уж вы все поняли, слезайте.
– Обожаю психологов! Вот аргументище: если все понимаешь, то и вешаться ни к чему. Вы хоть знаете, почему я здесь стою.
– Нет.
– Вы не психолог, вы шарлатанка. Если б вы знали…
– Расскажите.
– Я не человечески устал.
Готов протер очки, поправил петлю и подергал веревку.
– Крепкая. Выдержит. У вас есть еще вопросы, госпожа Холодова?
– Рудольф Вениаминович, вы, я знаю, нездешний. Давно на родине не были?
В учительской стало зловеще тихо.
– Тихо как… кое-кто рожает сейчас, наверное, – задумчиво сказал Готов. – На родине был недавно. Родители живы, здоровы. Какое это вообще имеет отношение к делу?
– Медленно сосчитайте до десяти и обратно, – попросила Холодова.
– 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 9, 8, 7, 6, 5, 4, 3, 2, 1… До, ре, ми фа, соль, ля, си, до, до, си, ля, соль, фа, ми, ре, до… Нормально?
– Теперь…
– Я сейчас засну и со стула сбрякаю. Какой вы, извиняюсь за выражение, психолог. За что вам только зарплату платят?
Холодова не унималась:
– В чем, по-вашему, смысл жизни.
– Смысл жизни у меня ассоциируются со смертью.
– Вы подумали о ваших будущих детях? О том, что они могут никогда не родиться, если вы умрете.
– Может я евнух, откуда вам знать?
Судорожно тряся ладонью в области гениталий, Готов издал характерный присвист.
Психолог, психуя, крикнула:
– Вешайтесь, валяйте, не буду мешать! Все верно, вам не стоит жить.
Женщины-педагоги засуетились. Готов сделал несколько прыжков на стуле и чуть не потерял равновесие. Женщины охнули. Напряжение нарастало. Учитель поднес руки к лицу, изображая мусульманскую молитву, и по-католически перекрестился.
– Аделаида Васильевна, сделайте что-нибудь, он же прыгнет, – взмолилась завуч.
– Пускай, – ответила та.
– Но так же нельзя.
– Почему нельзя? Человек добровольно желает уйти из жизни, зачем препятствовать?
– Вам это боком выйдет. Как вы с этим жить будете? – ехидно сказал Готов.
– Ничего, переживу. Так вы прыгаете или нет?
Учитель приготовился к прыжку. Житных зажмурилась. Сафронова отвернулась. Ермакова завизжала.
Готов освободился от петли и, не спеша слез со стула.
– А я и не собирался вешаться, – нервно смеясь, произнес он.
– Теперь господин Готов вам понятно, за что я получаю зарплату? – ликовала Холодова.
– Завали свое, поняла ты?! Что вылупилась, шняга?! Овца тупая, ы ы!!! Вафля!!! Пошла ты, понятно, сука!!! Козел!!! Ы-ы, тю-тю-тю, чмошница!!!
Теория о картошке.
– В детстве больше всего на свете меня бесили три вещи: когда мне с родителями приходилось садить картошку (ездить в поле на отцовском запорожце), когда эту картошку приходила пора окучивать, а в третьих, я ненавидел её собирать. Я ненавидел это делать всеми фибрами своей нетленной души. Став постарше, я обнаружил, как ни странно, некоторую склонность к ботанике. Участвовал в областных олимпиадах, занимал места. А как вы думали? Разумеется, занимал. В результате неуемной тяги к опытам, на огороде, я сделал выдающееся, по своим масштабам, открытие: если картофель не окучивать – урожайность повышается в три раза. Когда я это обнаружил, то чуть не ох… С таким рацпредложением, в свое время, ленинскую премию схлопотать было как два пальца. Моей мечтой была Нобелевская. Я писал письма профессорам, светилам мировой селекции. Но, увы! Кому-то видимо выгодно, что бы люди дубасили землю мотыгами. Донашеэрство какое-то, – пренебрежительно выдохнул учитель.
Готов снял пиджак и повесил на спинку стула. Заметив расстегнутую ширинку, он в припрыжку подбежал к окну и спрятался за шторку. Застегнув молнию, Готов промаршировал к столу и пронзительно взвопил:
– Но только через год до меня дошло, что если картошку не садить вообще… вы даже осознать не сможете, сколько её, в таком случае вырастет. Один район в состоянии прокормить целую страну.
То ли потому, что учитель в этот день был рассеян, быть может, сказывалась близорукость, но по какой-то неведомой причине он не заметил, что в классе, на задней парте, сидел директор школы. По определенному стечению обстоятельств директор являлся биологом (специализируясь именно на ботанике).
– Вы сами то верите в то, что говорите, Рудольф Вениаминович, – смеясь, спросил директор.
Готов стоял лицом к доске, писал тему урока и не понял, кто выступает в роли истца. Роль ответчика Готов, разумеется, принял.
– Сегодня здесь произойдет убийство, – вдавливая мел в доску и кроша, прошипел учитель, – кто это ляпнул?
– Это я сказал, Рудольф Вениаминович. Насколько я понял, вы даже не заметили моего присутствия. Извините, что я уж так, без разрешения.
– У-у у-у товари… господин директор, – сменив гнев на обезьянничество, залебезил Готов, – добро пожаловать… чай, кофе, конфеты? Может что покрепче…? А-а-а понимаю: на службе.
– Я хотел бы подискутировать на эту тему, – сказал директор, – что значит, «картофель не садить»?
– Ну, даже не знаю, как сказать. Вы можете не понять этого. Сложно, очень сложно.
– Уж постараюсь, биолог все-таки. К примеру: я в этом году не садил на колхозном поле картошку. Она там и не выросла.
– Правильно. Там выросла пшеница.
– Нет там ни какой пшеницы.
– Значит турнепс, ананасы, эвкалипты, манго, морошка. Что бы вырос картофель, нужно не садить именно картофель, а не просто быть тупым статистом и ждать от моря не известно чего.
– Объясните, пожалуйста, как происходит процесс не посадки.
– Что вы от меня хотите? – взмолился Готов. – Да, я говно. Оставьте меня в покое или я убью себя.
Готов выбежал в коридор, умело изображая рыдание.
Кто-то вероятно заметит: «Почему в главе ни разу не упомянуты школьники?». Ответ прост, учеников в классе не было вообще.
Филателисты.
В детстве Готов коллекционировал марки. Заядлым филателистом он не был, поэтому и собрал всего три альбома. Но не так давно интерес к маркам возобновился. Причиной тому стала статья в журнале, где говорилось о богатых филателистах и небывалой стоимости редких марок. Перелистав запылившиеся альбомы, Готов сделал вывод, что некоторые марки красивы, наверняка редки и стоят кучу денег. Продать их стало целью.
Поделившись задумкой с коллегами, Готов узнал, что по субботам в здании главпочтамта собираются филателисты, которых, возможно, заинтересуют его марки.
В холле главпочтамта разместилось на подоконниках около десятка филателистов. Здесь собрались и школьники старших классов и люди довольно пожилого возраста. Они увлеченно обсуждали зажатые в пинцетах марки, разглядывали через лупу, сверялись с каталогами, когда возникали сомнения по тому или иному поводу, менялись и торговали.
Готов вынул из пакета три альбома и положил в развернутом виде на свободный подоконник. Каждый альбом тематический: марки с животными, техника и спорт.
Учитель обратился к листающему каталог бородатому коллекционеру:
– Извините. Вы не хотели бы посмотреть мои марки.
– Да, с удовольствием, – улыбнулся бородач, доставая из кармана пинцет с лупой.
– А я тем временем хотел бы посмотреть ваши.
– Пожалуйста, – коллекционер протянул Готову два обтянутых кожей альбома. – Вы интересуетесь чем-то конкретным?
– Всем. Я интересуюсь всем.
Листая альбомы, Готов обнаружил, что коллекция, бородатого любителя марок не ахти. Марки старые, потрепанные, почти нет цветных, да еще и гашеные в придачу. Закончив просмотр, Готов хотел посочувствовать, мол, зря ты, друг, такую дрянь собираешь, но филателист опередил:
– К сожалению, ваши марки не представляют для меня никакого интереса.
– Да что вы такое говорите? – с высокомерием произнес Готов. – Для кого они, по-вашему, представляют интерес?
– Боюсь, что ни для кого. Извините, – филателист осторожно взял из рук учителя свои альбомы.
Подозревая, что бородатый либо завидует, либо жульничает, Готов обратился ко всем:
– Товарищи коллекционеры. Попрошу внимания. Есть хорошие марки. Выставляются для продажи. Кто даст больше, тому продам. Борода в торгах не участвует. Повторяю, марки хорошие.
Филателисты столпились вокруг готовских альбомов, а посмотрев, почти не совещаясь, отходили.
– Сколько они могут стоить? – спросил Готов изучающего марки с птицами старичка.
– Да ни копейки они не стоят, – уверенно сказал старичок.– Может лет через сто, и будут кое-какие в цене, а пока ни копейки.
– Ты чего, дед? Перманганата калия обожрался или барбитурата натрия с утра стакан замахнул? – стучал себе по голове Готов. – Как это - ничего не стоят? Ты смотри, какие красивые. Видал когда-нибудь столько белых медведей? А паровозы? Смотри: паровоз братьев Черепановых. Почти все негашеные. Как новенькие…
– Вот эту я, пожалуй, мог бы взять, – старичок пинцетом вынул марки из альбома, – внук у меня такие любит.
– И за сколько? – спросил Готов, морщась.
– Рублей за пятнадцать, – авторитетно заявил старичок.
Готов закрыл лицо ладонями, изображая не то плач, не то смех:
– Шутник ты, дедушка. Надо же, пятнадцать рублей… банку пива не купишь. Совесть есть у тебя, труженик тыла? Куда ты катишься, страна? Дай ответ… Не дает ответа. Давай хоть полтинник для приличия.
– Нет, – отрезал старичок, возвращая марку, – полтинник это чересчур.
Напевая гимн России, Готов сложил альбомы в пакет, оглядел суетящихся филателистов и громко сказал этим незлобивым, кротким, увлеченным людям:
– Не знаю, почему вы так по-свински отнеслись к моей коллекции. Может, я вам просто не понравился, или потому что не являюсь членом вашего гей-клуба. Потому что не петух и никакая нибудь там гомосечина. Не знаю. Знаю одно. Ноги моей в вашем петушатнике больше не будет.
Филателисты пропустили душевный порыв дилетанта мимо ушей. С тех пор марки Готова больше никогда не интересовали.
На уроке трудов.
Решив сделать дубликат ключа от квартиры, Готов обратился за помощью к преподавателю трудов Щукину. Тот пригласил коллегу к себе на урок. Сказал, что, как только даст ученикам задание, то что-нибудь придумает.
Павел Павлович Щукин – лысый, маленького роста дедушка, очень похожий на Луи де Фенеса. Как выяснилось позже, этот карликоватый старичок увлекается марафонским бегом и ежегодно ездит в областной центр, чтобы принять участие в массовых забегах посвященных Дню Победы.
В слесарной мастерской Щукин в окружении парней восьмиклассников рассказал об устройстве, принципе работы токарного станка и о технике безопасности.
Будучи как всегда в хорошем настроении, он вприпрыжку, словно молодой, подбегал то к одному станку, то к другому. Брал в руки штангенциркуль и измерял им голову какого-нибудь ученика, вызывая смех всего класса. Готов стоял в стороне и до слез смеялся над шуточками и выходками веселого старичка.
– Только ребята осторожней, – предостерег Щукин учеников, – руки, куда попало, не суйте. Оторвет, девок нечем щупать будет.
Все засмеялись.
– Без очков на станке не работайте, попадет стружка в глаз, будете одноглазыми… как пираты, с попугаем. Хи хи хи!
Кто-то из учеников спросил:
– А у нас в школе когда-нибудь были нечастные случаи?
– Конечно, – улыбаясь, сказал трудовик, – патрон вылетел и Петьке Калугину прямо в рот, лет пять назад это было.
– И что?
– Ничего. Все зубы выбило, и челюсть сломало, и сотрясение. Весь пол в крови был. Вызвали скорую, увезли.
– Умер?..
– Не а, живой, напротив моего дома живет. А вот в армию не взяли. Это еще что, я на заводе когда работал, там станки огромадные и детали тоже большие, один патрон два метра в диаметре. Вот там-то патрон сорвался так сорвался, пролетел через весь цех и мужику прямо в грудь. Насмерть сразу… Ай да не будем о грустном. Кто у нас сегодня на станках?
Два ученика подняли руки. Щукин отдал им распоряжение подготовить станки к работе, а остальным задание обрабатывать детали напильником и ученики разбрелись по своим верстакам.
Освободившись, он подошел к Готову.
– Ну что, Рудольф Вениаминович, давайте свой ключ. Заготовку принесли?
Готов протянул трудовику ключ и помотал головой:
– Нет, какую еще заготовку?
– Как какую? Из которой второй будем делать. Ну да ладно у меня где-то были.
Щукин открыл металлический шкаф и достал небольшой ящик, доверху наполненный различными ключами. Он порылся, нашел подходящую заготовку, наложил на нее оригинал, вставил в тиски на свободном верстаке и принялся точить надфилем.
– Пал Палыч, а почему девушки у вас не занимаются? – спросил Готов. – Дискриминация?
– Не знаю, – продолжая точить, сказал Щукин. – Вроде как не принято, но и не запрещено. У меня вообще-то занимались как-то две девчонки. Не хотим, сказали, учиться готовить и шить… А я чего, хотите так хотите, занимайтесь, места всем хватит. Так из-за этого в школе такой скандал был, Сафронова отчислить грозилась, а по мне так, чем нравится заниматься то и делай. Девчонки эти, кстати, умницы были, получше многих парней работали. Сафронова позлилась, позлилась и отступила, время-то не советское, а те еще в суд на нее хотели подать. Так-то вот.
– Пал Палыч, – конфузясь, сказал Готов, – помогли бы вы мне штучку одну выточить на станке.
– Выточим, без проблем, размеры запиши только, – бодро согласился Щукин, даже не поинтересовавшись, что это за «штучка».
Готов взял с верстака драчевый напильник и встал в позу волгоградской скульптуры Родина-мать.
– Шибануть бы этой бадангой кому-нибудь по башке! – сказал он.
– Ха! Зачем это еще? – засмеялся Щукин.
– А так, просто! – шутил Готов.
Щукин сдунул блестящую пыль с бывшей заготовки и протянул оба ключа Готову.
– Спасибо, Пал Палыч, – поклонился Готов, – век не забуду. Премного… Сколько я вам должен?
– Что вы, что вы? – весело замахал руками Щукин, – Ничего не надо. Придумали тоже…
– Еще раз большое человеческое спасибо!
Готову стало приятно благодарить добродушного старичка. Слезы умиления чуть не брызнули из глаз, хотелось расцеловать эту блестящую лысину, обнять: как все-таки мало хороших людей на свете. Вот что почувствовал Готов.
Пронзительный скрежет металла заставил коллег обернуться. Звук исходил от токарного станка. Около него суетился подросток, судорожно искал кнопку остановки. Щукин с Готовым подбежали к станку. Трудовик ловким движением выключил машину.
– Ну, что у тебя тут, Саша? – спросил он ученика.
– Не знаю, – беспечно пожал плечами школьник.
– Аккуратней надо. Давай все сначала.
– Дак, не знаю, он че-то заорал, – сказал ученик и стал доставать из патрона деталь. – Пал Палыч, я, кажется, резец сломал.
Ученик вывернул резец из резцедержателя и, виновато улыбаясь, отдал трудовику. Вероятно, восьмиклассник ожидал, что преподаватель даст ему другой и можно будет смело продолжить работу, но не тут-то было.
Щукин с минуту разглядывал резец, потом резко подпрыгнул и с силой швырнул в коробку с инструментами.
– С у у у ка!!! – заорал он и схватил испугавшегося парня за грудки. – Урод!!! Ты знаешь, сколько он стоит?!! Я тебе сейчас сикир башка сделаю!!!
Повалив ученика на верстак, Щукин занес над его головой молоток:
– А а а а а!!! О о а а а!!! Убью, сволочь!!!
Он бросил молоток в стеклянный стенд, осколки стекла разлетелись по мастерской. Юноша, которому только что чуть не размозжили голову, дрожал от страха. Преподаватель трудов метался из стороны в сторону, швырял металлические предметы, переворачивал ящики со спиралевидной стружкой, кричал и рычал.
Готов прикрыл голову руками и вышел из слесарной мастерской от греха подальше.
Разговор после урока.
– Бочкарев останься, – попросил Готов ученика по окончании урока, когда основная часть класса вышла в коридор. – Садись, разговор есть.
Бочкарев сел. Готов оперся руками на стол и сказал:
– Валера, ты умный мальчик. Очень способный, настойчивый. Но не ладиться почему-то у тебя с историей. Мне не хотелось бы вот так взять и поставить тебе двойку за четверть, хотя имею полное право и наверно буду вынужден. Давай посмотрим, что у тебя по другим предметам.
Готов открыл журнал:
– Вот, физкультура – отлично, труды – пять, литература четыре, русский… где, где… русский – три. Неплохие, на мой взгляд, оценки. Ты кем хочешь стать?
– Не знаю, – ковыряя в носу, ответил Валера, – после девятого в какое-нибудь училище, а там посмотрим: в институт или в армию.
– Выбор училищ в нашем городе невелик: зооветтехникум и механический, в педку ты не захочешь. Институт насколько я знаю, только вечерний: бухгалтера и автомобильное хозяйство. Чтобы получить хорошее образование в область ехать надо или в Москву. Хочешь в Москву?
– Можно.
– Могу устроить, у меня профессор знакомый в МГУ работает.
– Это из-за которого самолет разбился?
– Да… а, ты откуда знаешь? А а а, вспомнил? Молодец.
Учитель с прищуром посмотрел на Бочкарева, шутливо погрозил пальцем и тяжело вздохнул:
– Знаешь, мне наверно придется уволиться. Тяжело работать. Видел, как ребята ко мне относятся? Доску парафином измажут и ржут как лошадки или полный рот жвачки наберут, как хомяк орешков, и щелкают пузыри. Сам, небось, тоже смеялся?
– Нет что вы, я никогда.
– Да, ладно врать-то, – притворился обиженным Готов, – все в школе меня ненавидят, даже техничка.
– Некоторым вы нравитесь. Мне нравится у вас на уроках.
– Дай Бог, дай Бог. Ты видел когда-нибудь старинные карты?
– Нет, – сказал Бочкарев.
– Знаешь, я очень давно коллекционирую старинные карты. Не игральные, нет, настоящие. Хочешь посмотреть?
– Хочу.
– Заходи ко мне, когда время будет, покажу.
– Хорошо. Рудольф Вениаминович, я на тренировку опаздываю, а мне еще надо за молоком забежать. – засуетился Бочкарев.
– Да, извини, сейчас я тебя отпущу. Просьба к тебе есть. Как сказать, чтобы лучше понял ты меня? Рассказывай иногда, что обо мне твои товарищи говорят. Какие слухи обо мне ходят. Подлянку если кто готовит предупреди. Может, кто из парней противозаконным или аморальным занимается. Про девчонок рассказывай.
– Стучать, что ли? – испуганно спросил Бочкарев.
Готов покачал головой.
– Почему сразу стучать? Это не стукачество называется. От российской круговой поруки все беды в нашей стране. В США, если человек обратился в полицию с заявлением, что сосед налоги не платит или собаку без намордника выгуливает, к национальному герою приравнивается. А ты сразу: «стучать». Не стучать, а докладывать. Мы же друзья, должны помогать друг другу. Я вот гарантирую тебе «пять», по истории отечества. Карты покажу. Поможешь мне?
– Не знаю…
– Началось в деревне утро. Соглашайся, никто ничего не узнает. Пойми, я не хочу угрожать. Пусть между нами останутся теплые дружеские отношения. Ты же хочешь в МГУ учиться?
– Дык, особо никто не говорит ничего.
– Перестань, мы же взрослые люди. Оба знаем, что говорят.
– А че я сразу?
Учитель встал у окна и протер очки. На улице шел мелкий дождь. К мусорным контейнерам подъехал мусоровоз, освобождать от содержимого. Промокшая болонка, с грязными лапами, крутилась возле двух беседующих женщин, стоящих под козырьком подъезда. Низко над домами пролетел газпромовский вертолет.
– Валера, я не прошу от тебя многого. Помогая мне, ты помогаешь, в первую очередь, себе. Если ты откажешься, я расценю это как предательство, и нашей дружбе конец.
– Если пацаны узнают, убьют.
– Не убьют, доверься. Одноклассники приходят и уходят, а друзья остаются. У тебя нет выбора. Решай, считаю до трех, раз… два…
– Я не хочу. Пусть кто-нибудь другой.
– Упрямый ты! – нахмурил брови учитель. – Зачем строишь из себя пионера-героя?! От тебя, Бочкарев, не ожидал я такого. Просмотра карт ты уже лишился. МГУ просрал. Я бы землю носом рыл, если бы мне в свое время такие радужные перспективы предлагали. Упустил ты свой шанс.
– Нужен, мне ваш шанс, – почесывая затылок, процедил Бочкарев.
– Ах ты, гаденыш! Придется записать тебя в черную книжечку. Посмотрите на него, не хочет он, видите ли. А кому хочется? Мне? Ты еще приползешь, когда встанет вопрос об отчислении. Распинаюсь тут перед ним. Срок один день. Не одумаешься, пинай себя. Завтра продолжим базар. Понял?
– Понял, – открывая дверь, сказал Бочкарев.
– Пшел!
Собирая вещи, Готов плюнул в центр класса.
– Сосунки, – тихо сказал он.
Школьная рок группа.
На сцене актового зала репетировала школьная рок-группа. Ритм-гитарист пел в микрофон. Второй гитарист играл соло. Басист, причудливо кривляясь, пытался изобразить слэп, лупя со всей силы по струнам большим пальцем правой руки. Ударник молотил по барабанам самодельными палочками. Исполняли песню из репертуара группы Чиж и К «Молодость».
Готов внимательно слушал сидя на последнем ряду, изредка дирижируя. Когда музыканты закончили песню, Готов поднялся к ним на сцену.
– Не дурно, не дурно, – сказал он.
Ребята несколько смутились. Готов ударил по тарелке, прислушался и спросил:
– Вы здесь учитесь?
– Да, – ответил ритм-гитарист, по всей видимости, лидер группы, – я из одиннадцатого, они из десятого.
Учитель прошелся по сцене. Покрутил ручки усилителя. Попросил палочки и попытался поиграть на ударной установке (ничего не получилось). Сказал в микрофон: «Раз… раз… раз…». Постукал барабанными палочками по струнам бас-гитары.
– Как называется ваш творческий коллектив? – поинтересовался Готов.
– Мы еще не придумали, – ответил ритм-гитарист, положил инструмент на стул.
– Песни собственного сочинения исполняете?
– Да, немного…
– Кто пишет?
– Я.
Готов вскинул руки.
– Ба а а а, да ты, я погляжу, талант. Сыграйте! Обязательно сыграйте!
Музыканты, стеснительно переглядывались.
– Не бойтесь, – приободрил Готов, – мне обязательно понравится.
– Давайте «Солнце», – скомандовал лидер.
Барабанщик дал счет, и рок-группа заиграла рок-н-ролл в очень русской манере. Ритм-гитарист пел с надрывом, не всегда попадая в тональность. Песня заканчивалась словами: «это солнце мое, это солнце твое, это наше солнце».
Готов захлопал в ладоши и радостно закричал:
– Браво, браво! Это же гениально! Это же просто здорово! Это наше солнце! Как верно подмечено. Шедевр! Вы не думали о том, чтобы выступать в Москве? Разъезжать с гастролями по России?
– Это только мечты, – уныло произнес барабанщик. – Там таких как мы полно.
– Неправда! Неправда! – ликовал Готов. – Таких, как вы, там нет. Такой музон можно выгодно продать. И люди купят. Пипл схавает. Вы просто классные музыканты.
– И что нам делать? – спросил заинтригованный ритм-гитарист.
– Довериться мне, – сказал учитель. – Я стану вашим продюсером.
Участники рок квартета улыбались, не зная, верить словам Готова, или нет. Но похвала была приятной.
Готов скрестил руки на груди и сделал задумчивое лицо:
– Та а а к… с чего начнем? О! В Москве у меня есть большие связи в шоу-бизнесе. Спонсоров я тоже найду. Инструменты, костюмы… Все будет… Сперва поиграем в столичных клубах. Потом записываем альбом. Видеоклип. Пресс-конференция… Поучаствуем в сборных концертах: необходимо почаще мелькать на телевидении. Турне по городам и селам. Автографы, поклонницы, банкеты. Перед каждым концертом будем доводить себя до состояния аффекта. Но предупреждаю сразу, работать придется на износ. Искусство требует жертв.
– А вы нас не обманываете? – засомневался басист.
– Какой в этом смысл? – почесал затылок Готов. – Как будто вы сами не знаете, что у вас песни суперские. Как раз то, что народу сейчас надо.
– Нам школу бросать придется? – спросил соло-гитарист, взяв на первой и второй струне малую терцию.
– Это, брат, уж, тебе решать! Либо ты звезда с кучей бабок без аттестата, либо со средним образованием всю жизнь в этой дыре на гитаре тренькай. А гитариста найти не проблема.
– Я так просто спросил, – извинительно пробормотал соло-гитарист.
Барабанщик вышел из-за ударной установки и, подпрыгнув, уселся на колонку:
– Когда мы в Москву поедем?
Готов закрыл глаза прикидывая:
– Завтра звоню… послезавтра выходные… в понедельник пусть готовят студию для прослушивания. Кстати, сделайте пару песен в МР3 варианте, отошлю им по Интернету…
– У нас есть, – сказал ритм-гитарист, – мы вам сегодня диск принесем. Правда, там запись плохая…
– Это не важно, – успокоил Готов. – Разберутся. В среду узнаю насчет билетов и и-и и, примерно, через полторы недели выезжаем.
– Инструменты брать с собой? – спросили гитаристы.
– Какие же это инструменты? – усмехнулся Готов. – Это не инструменты. Это дрова. В Москве выдадут. Хоть фендеры, хоть гибсоны. Что угодно.
– Здорово! А где мы будем жить?
– В Москве, – Готов сделал вид, что не понял вопроса.
– На квартире?
– На какой еще квартире? В гостинице. Да, не переживайте вы, все проблемы я беру на себя. Вам повезло. Вы ребята оказались в нужном месте в нужное время. Как когда-то Биттлз, Дорз, Роллинг стоунз. Через год каждый из вас купит себе по особняку. А сейчас мой вам совет: заканчивайте репетицию, бегите домой, готовьтесь к поездке. Нужны будут деньги, чтобы в поезде покушать, билеты я сам куплю. Не забудьте поразмыслить над названием группы. Вечером занесите диск мне домой. А в следующую пятницу, в 11.15 в моем кабинете проведем итоговое совещание.
Музыканты в спешном порядке стали выключать аппаратуру и весело планировать действия на неделю вперед.
Готов сидел в классе, заполнял журнал и грыз семечки, сплевывая кожурки в выдвинутый ящик стола. Дверь приоткрылась и в помещение просунулась голова учительницы географии Ермаковой:
– Рудольф Вениаминович, я не помешаю?
Готов поправил очки и взглянул на нее:
– Интересно, задали бы вы этот вопрос, если б я мастурбировал.
Ермакова хлопнула дверью.
Через мгновение постучались.
– Входите, Вероника Олеговна. Не стоит все понимать так буквально.
В класс вошли музыканты, поздоровались и встали рядом с учителем. Готов не обратил на них никакого внимания.
– Рудольф Вениаминович, мы пришли, – сказал ритм-гитарист.
Подняв голову и придерживая очки, Готов внимательно посмотрел на рок-группу.
– А а а а! – вспомнил учитель. – Ливерпульская четверка. Привет. Давно не виделись. Присаживайтесь. Какими судьбами?
Ребята сели за парты. Ритм-гитарист теребил нашивку «Анархия» на джинсовой куртке:
– Вот. Пришли. Вы же сами сказали через неделю собрание.
– Какое собрание? – Готов снял очки и чуть было не уронил их на пол.
– Вы нам на репетиции сказали, что позвоните в Москву, насчет прослушивания и про билеты узнаете.
– Какие билеты? Какая Москва? Какое прослушивание? Какая муха вас… вас что укусила муха цеце?!
Музыканты сникали на глазах. Как снежный ком наваливалось ощущение, что их кинули.
– Вы сказали, что будете нашим продюсером, – пояснил барабанщик.
Готов стукнул себя по лбу:
– Ах да! Ну, конечно! Вот вы про что. Звонил я в Москву. Запись по Интернету выслал. Все в порядке. Я свое слово держу. Я никогда никого не обманываю. А знаете, кому я ваши песни отослал? Ни за что не догадаетесь. Своему другу, известному продюсеру. Он замечательный человек: поэт, драматург, музыкант, мизантроп. Да а а…
– И что он сказал? – спросили ребята.
– В смысле?
– Ну, про запись, что он сказал? – глаза ритм-гитариста заблестели.
– Да, «дерьмо полное», вот что он сказал, – выпалил Готов. – А что вы хотели? Когда я вас слушал, у меня чуть уши в трубочку не завернулись. Кому вы нужны в Москве? Никому. Хотите скажу, почему вы рок-музыку лабаете? Вас только и вдохновляет, что у большинства рок-музыкантов нет музыкального образования. Слава и деньги минимальными усилиями, вот что вам по душе. Чтобы стать рок-звездой, надо хоть немного уметь играть, а не просто тренькать. Джазом почему-то вы не занимаетесь, да и попсу вам не потянуть. Работать, работать и еще раз работать. Как гласит русская народная пословица: усидчивость и регулярное сокращение мышц способны привести, что бы то ни было в порошкообразное состояние. Болезнь всех провинциалов считать: «пусть у нас не лучше, зато оригинальней». Ничего подобного. Ваша музыка, не боюсь повториться…
– Наша музыка людям нравиться, – озлобленно возразил ритм-гитарист.
Готов рассмеялся:
– Существует такое психическое отклонение капрофагия – это когда людям нравиться жрать говно. Только таких людей, к счастью, ничтожное количество. Как и ваших поклонников.
– И что нам теперь делать? – задал вопрос басист.
– Не мешать мне работать, – сказал Готов. – Тихонечко встать и выйти. И перестаньте забивать себе головы бесполезными грезами. Никто за вами не приедет и в Москву не увезет. Там и без вас полно таких. Родина ждет таланты. К сожалению, вы не из их числа.
Не успели разочарованные музыканты удалиться, как в класс вошла Сафронова.
– Рудольф Вениаминович, вы зачем Ермакову обидели? – спросила завуч.
– Что она вам сказала?
– Ничего. Только то, что заходила к вам. Но я ведь не слепая.
– Надежда Ивановна, вы когда-нибудь участвовали в самодеятельности?
– В какой самодеятельности? – Сафронова нахмурила брови.
– Песни, пляски. Что-нибудь в этом роде.
– Не е-ет, – повеселела Сафронова, вспоминая социалистическую молодость, – мне медведь на ухо наступил.
– Жаль.
– А что?
– Просто любопытно. Живет человек… за всю жизнь ни разу не испытав радости музицирования. Много ли он потерял или это вовсе необязательно для полного счастья. А Ермакову я не обижал. Так ей и передайте: на работе у меня с ней романа не получиться. На работе я, если хотите, импотент и флиртовать, не намерен. Пускай домой ко мне приходит. Так и передайте.
Сплетницы.
В школе было тихо, шли уроки. Еле слышно из классов раздавалась монотонная речь учителей, кое-где приглушенный смех учеников.
Готов подходил к слегка приоткрытой двери учительской, но остановился, услышав, как женский голос произнес его фамилию. Он неслышно подобрался к двери и посмотрел одним глазком в щель.
В учительской сидели женщины и откровенно сплетничали.
– Вы знаете, – сказала Житных, – Готов такой отвратительный тип. Недавно заявляет, что французский и немецкий языки преподают зря. Видите ли, весь цивилизованный мир на английском разговаривает. А я, стало быть, не по праву свое место занимаю. Я, говорю, что английский и преподаю, а он все равно: гнать, говорит, вас поганой метлой надо. Каково, а?
– Я, девочки, думаю, – подхватила Ермакова, – в шею его гнать надо. В других школах так и сделали бы. Повезло ему, что у нас директор алкоголик. Но ничего, слух прошел, что Смирнова скоро под зад и того… а на его место Сафронову, она давно метит… Вот тут-то Готову не поздоровится со своими шуточками.
– Кобель ваш Готов, – нервно заявила молодая аспирантка Кольцова. – Глаза постоянно вытаращит и пялится, и пялится. Прическу поправляет, штаны подтягивает: посмотрите какой я хороший. Проходу не дает…
– Влюбился, влюбился, – засмеялись Житных с Ермаковой, – глаз на тебя положил.
Кольцова обиженно отмахнулась:
– Да идите вы. Нужен он мне больно. Просто бесит. Ладно, если б нормальный, а то урод, да еще и псих.
Ермакова, смеясь, сказала:
– Смотри, Оленька, не промахнись, вдруг это твой шанс. Годы то идут, в девках останешься. Ха ха ха!
– Не останусь, – на полном серьезе сказала Кольцова, – я летом замуж выхожу.
– Правда? – всполошились собеседницы. – За кого? Чего раньше молчала? Кто он, расскажи.
– Он инженер. Молодой, перспективный. Очень меня любит…
– Инженеры сейчас много не зарабатывают, – задумчиво произнесла Ермакова, – а любовь нынче…
Она не успела договорить, Кольцова гордо перебила:
– Так он у меня инженер нефтянник. В ЛУКОЙЛе работает, не как попало. И не Готов ваш.
Готов сжал кулаки со всей силы и прошипел: «С с сучка, я ж тебе подарок купил…».
– Кстати о Готове, – вспомнила Ермакова. – Что учудил-то. Шульц рассказывала. Стоит, говорит, у школы, не у входа, а с другой стороны, достал причиндалы свои и мочится на стену. Рядом ребятишки бегают. Она подумала сначала, что ошиблась, а ближе подошла: точно он. Не дурак ли?
Житных задумчива произнесла:
– Не судите вы так строго. Он просто больной человек… с психическими отклонениями…
– Если псих, то пусть лечится, а не детей учит, – подытожила Кольцова.
Готов также тихо, как и подкрался, отошел от двери. Лицо стало красным от злости, очки запотели, губы что-то шептали.
Через два урока, на перемене Готов заглянул в кабинет иностранного языка. Житных увлеченно делала записи в журнале, потеряв связь с окружающим миром.
– Добрый день, Ольга Анатольевна, – крикнул Готов.
– Ой! – встрепенулась она. – Как вы меня напугали. Хоть бы кашлянули, для приличия.
Готов сделал озабоченный вид:
– Не до приличий, Ольга Анатольевна. У меня к вам важнецкий вопрос.
– Задавайте, слушаю.
– Вам не кажется, Ольга Анатольевна, что я такой отвратительный тип.
– Не понимаю, – всепонимающими глазами она дала понять, что попала в неловкое положение.
– Не стоит прикидываться шлангом, вы все прекрасно поняли. Может, я больной с психическими отклонениями?
Учительница пожала плечами и беззвучно пошевелила губами.
– Зачем… – теряла ход мысли Житных, – я так… не в том смысле…
– Подумайте на досуге. Мы еще вернемся к этому разговору, – сказал Готов и гордо вышел.
Еще через урок в коридоре он догнал географичку, взял под руку и сравнялся с ней в темпе шага. Ермакова приветливо улыбнулась. Готов затараторил:
– Вероника Олеговна, я понял… до меня, наконец, дошло… допетрил, тупая башка… Меня надо в шею гнать из школы. А я-то думал, почему меня здесь держат, согласитесь в других бы школах давно выгнали… и дошло: оказывается директор у нас алкоголик. А завуч на его место метит и в ГорОНО стучит. Но ничего, Смирнова скоро по зад, а меня Сафронова…
– Что вы такое говорите? – рассмеялась Ермакова.
– То и говорю. Вся школа, с подачи Шульц, знает меня как человека с оголенными причиндалами, который ссыт за школой.
Ермаковой стало неловко. Она покраснела, одернула руку и бросила недобрый взгляд на Готова.
Учитель выставил руки перед собой:
– Стойте, стойте, только не подумайте, что я подслушивал. Вовсе нет, я не настолько опустился. Мне Ольга Семеновна все рассказала. Мы давно с ней любовники. Я каждый день ее дома…
Готов продемонстрировал похотливые движения тазом. Ермакова дернулась и пошла прочь.
Довольный разоблачением, учитель потер ладони и направился к себе в класс.
Из-за угла вышла Кольцова с кипой тетрадей. Они столкнулись. Тетради рассыпались.
Готов, помогая собирать, сказал:
– Как хорошо, что я вас встретил. Ольга Семеновна, не поймите меня неправильно. Но… но… не знаю как сказать… Короче, я кобель.
Кольцова взяла из рук Готова тетради и сделала большие глаза.
– Да, я кобель, – повторил Готов. – Похотливый кобель. Вот, посмотрите, я вытаращил глаза. А вот подтянул штаны. Хотел подарить вам цветы и маленький подарочек. А сейчас шиш.
Кольцова рассмеялась ему в лицо:
– Засуньте вы себе этот подарочек…псих!
– Я не псих, я только учусь. Как там ваш женишок лукойловский поживает? Что, брак по расчету?
– Отстаньте от меня!
Кольцова попыталась обойти Готова, но он преградил ей путь.
– Оленька, – умоляюще заскулил Готов, – брось его. Зачем тебе этот технарь, мы же оба с тобой гуманитарии. Давай я тебе стихи буду читать и тыркать перед сном…
– Хотите знать, что я о вас думаю? – спросила Кольцова.
Готов кивнул.
– Вы… вы… – она шипела как змея, – вы импотент. Жалкий, убогий импотент.
– Неправда, у меня стоит!
– Вы урод! Таких убивать надо! Неудачник. Если вы еще хотя бы посмотрите на меня, мой лукойловский женишок вам все ребра переломает.
– Шалава! – огрызнулся Готов.
– Подлец! – бросила.
– Ты ничего не знаешь о подлости, Оля, – сказал ей в след Готов и издал звук, похожий на звук выпускания газов.
После работы.
На автобусной остановке Готов стоял один. Близ стоящие деревья мешали видеть дорогу и учитель вышел на обочину посмотреть, не идет ли автобус. Мимо, на скорости около 100 км/ч пролетела иномарка, окатив Готова, с ног до головы грязной водой из лужи. От неожиданности Рудольф Вениаминович открыл рот, кисть разжалась, дипломат упал на мокрый асфальт. С шепота учитель постепенно перешел на крик, глядя в след удаляющемуся автомобилю: «Ах ты, козел… скотина… я не понял, что произошло? А-а-а-а-а с-у-у-у-у-ка… иди сюда… камон…гад, гад… кто это все стирать будет»?
Готов, два раза, сильно пнул по луже. Брызги попали в проезжающий самосвал. Прохожие удивленно смотрели на человека в шляпе, а человек в шляпе истерично прыгал в луже, выкрикивая проклятия в адрес, обидчика, скрывшегося с места преступления: «Я тебя запомнил! Ты за это ответишь! А-а-а-а, ненавижу! Сволочь! Мне сегодня катастрофически везет! Понаставили здесь луж!».
Истерику прервал водитель автобуса, просигналивший Готову. Учитель истекая водой поднялся в транспорт и протянул кондуктору мелочь.
– Один билет.
– Что с вами случилось? – спросила кондуктор.
– Не делайте вид, что вам интересно. Товарищи! – обратился Готов к пассажирам, - представляете, меня какой-то козел на иномарке обрызгал.
– Гонят, как чокнутые… беспредел… стрелять надо за это, – отозвалась толпа.
– Вот я, про тоже. Не знаю как, но я этого гада найду.
Мокрый и злой Готов зашел в продуктовый магазин, прикупить чего-нибудь к ужину. Подойдя к прилавку, он снял шляпу и изобразил просящего подаяние.
Юная худая продавщица равнодушно смотрела на Готова. Густой макияж покрывавший её лицо, тем не менее, не мог скрыть великое множество веснушек. Она вертела на указательном пальце левой руки связку ключей и изрядно зевала.
– Мне, пожалуйста, бутылочку пива, минералку, колбаски, ну и еще что-нибудь из закуски, - со смаком произнес Готов.
Продавщица тяжело вздохнула:
– Теперь давайте разбираться. Какого пива? Какую минералку? Сколько колбасы?
– Да сами посмотрите там…
– Что смотреть-то тут. Палку возьмете?
– Нет, это очень дорого.
– А икры на закуску?
– Нет, я пока не миллиардер.
– Определитесь сначала, чего вы хотите.
– А кто это вам позволил так со мной разговаривать, – закричал Рудольф Вениаминович, – я вам такого разрешения не давал. Ишь, дожил. Под старость лет заказ в любимом магазине сделать не могу. Понабрали тут молоденьких. Где жалобная книга.
– Мужчина перестаньте хулиганить, я позову охрану, – сказала веснушчатый работник торговли.
– Посмотрите на нее, – не унимался Готов, заполняя высоким голосом пространство продуктового магазина, – я прихожу купить пожрать, а меня травят как загнанного зверя. Фашисты. Я не уйду отседова, покамест меня не отоварят должным образом.
Готов оскалился и ударил кулаком по кассовому аппарату.
– Я жду!
Тем временем подоспела вневедомственная охрана (в лице двух здоровенных парней в камуфляже) и заломила учителю руки. Готов заорал еще сильней:
– Ах ты сидоровая коза!!! Ментов вызвала?!! Успела на кнопку нажать?!! Попалась бы ты мне в сорок первом под Берлином!!!
Один из охранников обыскал Готова, извлек из его кармана паспорт и передал документ напарнику.
– Отдайте мне мой молоткастый и серпастый, а не-то кое-кто и в кое-какой должности узнает об этом инциденте, – потребовал учитель.
– Заткнись, – сказал охранник и стал вслух читать содержимое паспорта, – так… прописка понятно… военнообязанный… фото… о, Рудольф Вениаминович Готов. Ха-ха… к труду и обороне.
– Моя фамилия Готов, – возмутился Рудольф Вениаминович.
– Неважно. Давай его на улицу. Связываться еще с психами не хватало.
– Вот я и дома, – вздохнул Готов, открыв ключом дверь квартиры. – Никто не встречает. Тоска сине-зеленая, кошку что ли завести или бобика? Нет, бобика не надо, его гулять три раз на дню водить. За свет опять забыл заплатить… Что за жизнь…
Готов приготовил еду, отнес в комнату на журнальный столик и включил телевизор. Шел бразильский сериал, «захватывающие» сюжеты которого очень нравились учителю. Как он говорил: «Сериал помогает мне расслабиться».
Поужинав, вымыл посуду и лег на диван. После сериала началась передача о разоблачении криминальных структур. Мысли стукнули изнутри по черепной коробке: «Живут же люди, преступников ловят, занимаются делом – настоящим делом. Правильно говорят: выбрал профессию дерьмо – мучайся. А с другой стороны, разве я мучаюсь? Я не мучаюсь, мне моя работа нравится… Ага, шиш там, нравится… Устал, как я устал… Да я слабак, ну и что? Зато я не трус – не боюсь себе в этом признаться. Хочется жить, как жили великие… ну, хотя бы известные… например писатели. Давно я за книгу не брался. Настоящие писатели знают, что их напечатают, а кто напечатает меня? Что делает их великими? Великие люди ведут дневник, ежедневно делают записи. Для чего? Приучает мозг к дисциплине, развивает способность анализировать. Точно! Перечитал дневник, лет эдак через десять… ба, вся жизнь как на ладони. Я же начинал вести когда-то, терпения не хватило. Так, так, так, где моя тетрадка, не хрен лежать…
Всплеск мотивации привел Готова в вертикальное положение. Он быстро нашел тетрадь, в которой лет пять назад начинал вести дневник и сделал запись.
15 ноября.
Сегодня я пришел в школу раньше всех. Техничка Тихоновна сказала, что я «молодец, пришел первый». Из того факта, что она заставила колебаться воздух, сказав «молодец» следует, что я был не первым, а, по крайней мере, вторым, т. к. Тихоновна уже находилась в школе, а, насколько мне известно, сторожем по ночам она не работает.
Первый урок прошел под знаком уныния и обиды: Ольга Семеновна со мной не поздоровалась, отвернула свой прелестный носик. Наверное, обиделась за «шалаву». Не верю, что у меня никаких шансов. А то, что она трепалась про жениха богатенького – это пустяки, жених не муж, отобьем.
Мелкий паразит и пакостник из 7 «А» Будилов опять чуть не сорвал урок. Но он не дождется, я не стану рыдать и бегать жаловаться директору, как неврастеничка Вероника Олеговна.
В обед купил в школьной столовой два беляша. Съел и запил компотом. Интересное сокращение «компот» – коммунистический пот. Стоит поразмыслить. NB. Поискать исторические предпосылки.
Беляши и компот послужили толчком к тому, что через час я пугал унитаз. Сколько раз зарекался: не жрать в школьной столовой. Бедные дети, чем вас кормят? Гастриты, язвы… Успокаивает одно: кто-то из вас станет преступником и поэтому не жаль если загнетесь.
Готов остановился, несколько минут смотрел в потолок, зачеркнул написанное, перелистнул страницу и начал заново.
Уважаемый господин президент.
Пишет вам педагог, активист, ученый, поэт, да просто хороший человек – Рудольф Вениаминович Готов. Волею судеб пришлось мне преподавать и влачить жалкое существование в одном паршивеньком провинциальном городишке (каких по стране сотни). Я плохо питаюсь, за три дня не съел ни одного банана. Мне здесь очень скучно, грустно и одиноко. Раньше я учил детей в различных школах областного центра, но интриганы и завистники постоянно вставляли мне палки в колеса. Злые, проворовавшиеся директора увольняли меня с работы, третировали и угнетали. Хотя всего-то чего я хотел – это учить. Я только недавно понял, что нести знания людям подобно Прометею, со своим огнем, мое призвание.
Сейчас в нашей школе творятся чудовищные вещи. Коллеги за глаза засирают меня. Хоть бы раз в учительской предложили попить с ними чаю. Директор и завхоз растащили склад и полбиблиотеки. Ученики меня ненавидят. А ведь я добрый, порядочный и глубоконравственный человек.
Я знаю, что политический и экономически кризис в России не ваша вина, господин президент. Вы, как и я стали жертвой интриг и черного пиара. Не обращайте внимания, люди просто завидуют, что вы стали президентом, а они никто. Они чернь, суть плебеи, плебисцит. Признаться, порой, и я вас ругаю, но так, в шутку, по пьянке.
Теперь о серьезном. Ни для кого, не секрет, что в данный политический момент, необходимо серьезно и основательно пересмотреть те тенденции, затрагивающие все сферы жизнедеятельности народа. Надо научится четко формулировать и не менее четко объяснять гражданам задачи той или иной реформы. Мы должны уметь планомерно и основательно проводить в жизнь те реформы, которые необходимы в данный момент. В свете возросшей угрозы мирового терроризма мы обязаны усилить роль правоохранительных органов и других силовых структур. Развитие и, я бы даже сказал, возрождение сельского хозяйства ставят перед нами поистине сложные, но не невыполнимые задачи, которые, в свою очередь, требуют разумного и принципиального подхода. Нельзя недооценивать значимость и других социальных аспектов, таких как медицина, образование, культура, спорт. Важнейшими, на мой взгляд, факторами являются экономические, экономико политические и политические факторы. Развитие топливно энергетического комплекса, а также развитие отрасли по добыче драгоценных и редкоземельных металлов в будущем не должно быть приоритетным по отношению к развитию малого и среднего бизнеса. Честность, порядочность и безграничная преданность гражданам своей страны это те качества необходимые как членам правительства, так и непосредственно президенту. Хочу подчеркнуть: как непосредственно, так и опосредованно.
Надеюсь, что мы поняли друг друга господин президент. Возьмите меня работать в правительство. Обещаю, что я смогу стать самым преданным Вашим другом и соратником. Необязательно конечно меня делать министром, я и сам этого не очень-то хочу, но где-нибудь там, чтобы в кулуарах власти. Можно пока, например, тайным советником, или кем-нибудь по международным вопросам. Когда я немного освоюсь, войду в доверие к вельможам, обзаведусь знакомствами, я могу с кем-то из них, допустим, поехать на дачу, там забухать и выведать что плохого говорят они про Вас. Буду задавать им провокационные вопросы, и говорить типа того, что сам не во всем согласен с президентом. Они под этим делом разговорчивые, а я тонкий психолог, хорошо разбираюсь в людях, чуть что не так сразу на карандаш и на следующее утро после опохмелки в Кремль с докладом. Чуть не забыл, мне нужна в Москве квартира, лучше, четырехкомнатная и тачка с водителем. Сделаем так: как получите письмо, сразу мне звоните, вечером я всегда дома. Договариваемся, в какой день вы присылаете за мной машину, чтобы я успел уволиться и собрать манатки. Еще просьба: пусть московскую квартиру сразу мебелью обставят, и одну из комнат оборудуют под кабинет (компьютер там и все такое, стол итальянский, ну, у вас должны люди знать). Вот, пожалуй, и все. Писать больше не о чем. В основном все у меня нормально. Жду Вашего звонка, только побыстрей, не затягивайте.
Пока.
Ваш, Готов Рудольф Вениаминович.
Радиоузел.
Дверь радиоузла была приоткрыта. Готов, доедая булочку, заглянул, а затем и вовсе просунулся внутрь.
Небольшая комнатушка была заставлена различной аппаратурой: магнитофоны, усилители музыкальный центр, микшерский пульт, осциллограф и другие приборы непонятного предназначения. В углу стояли две гитары и бас, (участники школьного ансамбля приносили сюда инструменты на хранение). На полках лежали микрофоны, шнуры, кассеты и диски. Паяльник висел на двух гвоздиках.
По середине комнаты, в кресле, сидел старшеклассник в наушниках и разгадывал кроссворд. Готова он не заметил. Учитель слегка похлопал его по плечу. Парень встрепенулся и снял наушники.
– Ты кто? – спросил Готов.
– …Лёха, – ответил старшеклассник.
– Это что за профессия: «Лёха»? – Готов вытянул лицо, – интересный термин «Лёха». Аббревиатура что ли?
– Зовут меня так.
– Так ты Алексей получается, сразу бы сказал, а то Лёха, Лёха. Рассказывай давай, чем ты здесь занимаешься.
Лёха выключил магнитофон и положил наушники на стол:
– Слежу за аппаратурой. Иногда объявления делаю. А что?
– Да нет, ничего. Иду, смотрю, дверь открыта. Дай, думаю, зайду. Вообще-то классно у тебя тут. «Грюндик», – погладил музыкальный центр Готов.
– «Сони», – поправил Лёха.
– Вижу что «Сони», «Грюндик» это так, для поддержания разговора.
Готов внимательно рассмотрел все предметы. Поигрался с паяльником, дернул струну бас гитары и надел наушники:
– Давай, Алексей, включи мне музон.
Лёха включил магнитофон и Готов ритмично задвигался, напевая фальцетом.
– Круто! Е э э э, – воскликнул Готов, – рэп это круто. Алексей у тебя есть, что-нибудь потяжелее? Такой, трэшняк, мясо чтобы.
Леха поставил другую кассету.
Готов взял в руки электрогитару, стал прыгать, трясти головой и выгибаться, встав на одно колено.
У у у у! – взревел он. – Пошло говно по трубам. О о о о! Армагеддон.
Лёха улыбался, глядя на учителя истории близкого к состоянию экстаза.
– Как называется эта группа? – спросил Готов, освобождаясь от головных телефонов.
– Sepultura, – ответил Лёха.
– Недурно. А как радио школьное включить?
– Вот этот тумблер.
– Какой?
– Этот.
– А куда говорить?
– В микрофон.
– Давай что-нибудь, скажем, – предложил Готов.
– Нельзя, – отклонил просьбу Лёха. – Сейчас уроки идут.
– Разумеется, разумеется… А что ты встал? Собрался куда-то?
– Я на обед, домой, хочу сходить, – виновато объяснил Лёха.
– Надолго?
– На час примерно.
Лёха мялся в дверях и вертел в руке ключ.
– Я тебя здесь подожду, – сказал Готов. – Иди, кушай.
– Ага! А если директор вас здесь увидит? Мне попадет.
Готов чавкнул и похлопал парня по плечу:
– Не ссы. Давай мне ключ я изнутри закроюсь. Пообедаешь, постучишься три раза. А я буду тихо сидеть. Как мышь. Музыку в наушниках послушаю. Что я, маленький? Лады?
Лёха нехотя отдал ключ и сказал напоследок:
– Только никому кроме меня не открывайте, а то у меня проблемы будут с дириком.
– Само собой, – пообещал Готов.
Оставшись в одиночестве, он расстегнул брюки и заправил майку в трусы. Еще раз внимательно осмотрел помещение, порылся в кассетах и дисках, потренькал на электрогитаре, покрутил ручки осциллографа и сел в кресло.
В кресле Готов представил себя командиром космического корабля. Голосом имитировал звук работы фотонных двигателей. Щелкал по кнопкам музыкального центра, меняя курс корабля и уклоняясь от астероидов. Несколько раз переключался на скорость света. В микрофон отдавал приказы звездной команде:
– Второй пилот, взять курс на Проксиму. Бортмеханик, проверить топливо. Медик, доложить о готовности криокамер. Не хватает энергии для скачка в гиперпространство? Перевести всю второстепенную энергию на гипергенератор. Второй пилот, ты дурак?! Я что, тебя учить должен?! Второстепенная энергия это все что второстепенно: освещение, связь, оранжерея, отопление, искусственная гравитация. Ничего, не замерзнешь. Доложить о готовности! Включаю гипердвигатель!
Для включения гипердвигателя Готов воспользовался тем самым тумблером, что показал ему Лёха.
Из всех динамиков школы зазвучал голос Готова, искаженный до голоса Левитана:
– От советского информбюро. Сегодня на курском направлении наши войска потерпели сокрушительное поражение. Фашистами уничтожено около тысячи единиц бронетехники. Около миллиона советских солдат и офицеров попало в плен. Врагами захвачено самое грозное оружие Советского Союза – Царь Пушка. Безвозвратно утерян осколок Царь Колокола. Сбито триста дирижаблей. Ура, товарищи.
Голос изменился, стал по-детски веселым:
– Это была армян шутка от соответственно армянского радио. С вами Рудольф Вениаминович Готонесян. А сейчас по многочисленным просьбам радиослушателей на волнах армянского радио звучит песня «Миллион алых роз» в исполнении Аллы Пугачевой.
Пусть сбиваясь и фальшиво, но Готов допел песню от начала до конца и продолжил радиовещание.
Тем временем в школе царила неразбериха. Вместо того, чтобы спокойно сидеть в классах и вместе с учениками получать эстетическое наслаждение от готовского выступления, подавляющее большинство педагогов носилось по школе в поисках директора или завуча. А вообще, кто знает, быть может жизненный принцип «больше всех надо» есть хорошая черта для школьного преподавателя? Хотя вряд ли.
Собравшись в стайку, под предводительством Сафроновой, коллеги направились штурмом брать радиоузел.
Сафронова постучала по двери кулаком:
– Рудольф Вениаминович откройте. Мы знаем, что вы там.
Голос в динамиках стал тревожный и прерывистый:
– Друзья, возможно, это мой последний эфир. В студию ворвались вооруженные люди. Я слышу, как они ломают мою дверь. Это хорошо обученные, натасканные, на убийство коммандос. В данной ситуации для них не существует ничего – только приказ и цель. Это бездушные существа, если хотите роботы, киборги, терминаторы… Друзья! В час, когда Россия переживает трудные времена, времена ненависти, отчуждения, недоверия, я призываю вас к добру и милосердию. Только тогда когда мы вместе, скажем: «прочь от нас свои грязные лапы», восторжествует демократия. Выходите на улицы. Не дайте танкам пройти. Готовьте «коктейль Молотова», стройте баррикады…
Коридоры на перемене опустели. Школьники, заливаясь от смеха, слушали учителя истории и с нетерпением ждали развязки событий (всем было известно, что Готов заперся и не открывает).
Педагоги продолжали просить Готова выйти. Возникали различные на этот счет предложения: выбить дверь, отключить электроэнергию, вызвать милицию, позвонить директору на сотовый, раз его нет в школе.
Готов продолжал веселить публику. В репертуаре были: обращение экс президента Б.Н. Ельцина к народу, звуковые сигналы, сообщающие о точном московском времени, песни из популярных советских кинофильмов, рецепт приготовления глазуньи, несколько советов как бороться с похмельем, радио-версия телепередачи «В мире животных».
– Попов! – крикнула Сафронова, завидев Лёху. – В чем дело? Почему внутри посторонний? Ты где шатаешься?
– Я на обед пошел, а он уходить не хотел, – оправдывался Лёха. – Сказал, что музыку послушает.
– Тебе доверили радиоузел, а ты… – вмешалась Житных.
– Где ключ, – поставила руки на поясницу Сафронова.
– У него. Он сказал, что когда приду постучаться три раза…
– Стучись.
Парень постучал, но дверь не открылась – Готов никак не мог оторваться, ведь он же в эфире.
– Позови его, – скомандовала Сафронова.
– А как его зовут?
– Рудольф Вениаминович. Имя учителя запомнить не можешь? Давай скорей. Ну, Попов, ну, Попов…
– Рудольф Вениаминович, – позвал Лёха, – откройте, это я. Откройте Рудольф Вениаминович. Выключите тумблер. Вас на всю школу слышно.
Радиовещание прервалось экстренным сообщением:
– Молодой человек Алексей, любезно предоставивший студию, наивно полагает, что мне неизвестно о том, что вы слышите меня, друзья мои. Итак, продолжим. В ходе археологических поисков удалось выяснить…
Сафронова нервно подергала дверь за ручку.
– Где второй ключ, – накинулась она на Лёху.
– На вахте наверно, – предположил тот.
– Чего же ты ждешь? Беги!
Лёха убежал на поиски второго ключа, а Готов исполнил арию «Мистера Икс» из оперы «Принцесса цирка» тем самым, положив начало концерту по заявкам радиослушателей:
– Степан Будьздоровенько из города Харькова просит поставить песню «Червона рута» в исполнении Софии Ротару. Мы приносим извинения Степану. Дело в том, что в нашей коллекции отсутствует такая песня. Но вместо нее прозвучит другая. Стихи Николая Добронравова, музыка Александры Пахмутовой – «Надежда». Светит незнакомая звезда. Снова мы оторваны от дома-а-а…
Лёха повернул ключ, вбежал в радиоузел и, с видом как будто спасает Готова от неминуемой гибели, выключил тумблер. Готов такой наглости стерпеть не смог. Он схватил Лёху за грудки и заорал:
– Ты что, гад, делаешь? Электронщик хренов. Думаешь, я сам не разберусь куда тыкать?
Педагоги оттащили Готова от Лёхи и выволокли в коридор. Словесную экзекуцию начала Сафронова:
– Вы что себе позволяете?! Вы понимаете что натворили?! Вы сорвали уроки! Может это у вас там, в области так принято, а у нас, извините, в районе нормальные школы! И я не позволю… Слышите?! Не позволю!
– Он же плюет на нас. Посмотрите, даже разговаривать не хочет, – сказала Селезнева.
– Вам нестыдно? – строго поинтересовалась Донец.
Они долго читали нотации Готову. Допытывались о причинах побудивших сделать «это», взывали к нравственности, угрожали чем-то весьма неопределенным, говорили, что если так и дальше пойдет, то… и постоянное «ответьте», «ответьте», «ответьте».
Готов стоял в окружении коллег с закрытыми глазами и улыбался, млея от только что полученного удовольствия.
«Здоровые зубы»
В рамках муниципальной программы «Здоровые зубы» в одном из классов школы оборудовали стоматологический кабинет. Целью стоматологов было проверить и по возможности вылечить зубы всех школьников.
– Сегодня зубки будем лечить, – радостно сообщил Готов 5-му «Д». – Ох, повеселимся.
Страх перед грядущей встречей с бормашиной заставил уголки ртов школьников опуститься вниз. Впрочем, учитель сам побаивался зубных врачей и, наверное, поэтому так радовался: чтобы приободрить, не испугать пятиклассников.
– А у меня все зубы здоровые, – воскликнул Верещагин.
– Молодец Верещагин, так держать. Только не думай, что я освобожу тебя от осмотра ротовой полости. Чаша сия не минует никого. Не забывайте, вы еще дети. У вас помимо коренных и молочные зубки. А с молочными что делают? Правильно, выдирают.
Учитель потер руки и злорадно высунул язык. Ученики перешептывались: перспектива зуболечения мало кому казалась привлекательной.
– А сейчас не больно лечат, – сказал Амиров, по большей части успокаивая сам себя.
Готов рассмеялся:
– Ты так считаешь? Ошибаешься, молодой человек. Не больно лечат только с помощью современного оборудования, в Москве или у частников. А здесь, извините меня, бормашины допотопнейшие. Перфораторы, а не бормашины. Боль будет страшенной. Закройте глаза и представьте. У вас кариес. Стоматолог просит открыть рот. Вы открываете. Врач металлическим крючком по больному зубу скребет… и ой-ой-ой… что такое… больно… задет нерв… как серпом по… Надо сверлить. Старый аппарат зловеще зарычал. Сверло вошло в рот, коснулось зуба, шары на лоб, челюсть ходит ходуном. Ай ай ай, пустите, больно – кричите вы. Нерв на бор намотался. Медсестры держат ваши руки и голову. Стоматолог беспощаден, – Готов вытер рукавом вспотевший лоб. – Дело плохо, придется чистить канал. Вы визжите, как недорезанный кабанчик. В зуб вставляют иглу. Врач в раздражении бросает инструмент на стол. Почему? Оказывается зуб не спасти – прогнил начисто. Вырывать. Клещами плоскогубцами. Брррр. Мурашки по коже.
Он поежился и продолжил:
– Я, к счастью, лечу зубы в частной поликлинике. Лазером. Совершенно безболезненно. Даже приятно. Жаль вас, дети.
По школьному радио объявили: 5 «Д» по три человека в пятнадцатый кабинет.
– Пришла пора! – заликовал Готов, – Первая тройка по списку шагом марш, Амиров, Безматерных, Бобров, готовятся Верещагин, Иванова, Колегов.
Трое школьников вышли. Готов начал урок.
Через несколько минут ребята вернулись. Учитель отправил следующую тройку и спросил пришедших:
– Больно было?
– Не а, – хором ответили они.
– Повезло. А страшно?
– Страшно, – признались веселые ученики.
– Хорошо, Коновалов, Коростелева, Кулаев готовность номер один.
Спустя время вернулись Иванова и Верещагин.
– Где Колегов, – удивился Готов.
– Мы не знаем, – ответили ученики.
– Как не знаете, он ведь с вами уходил?
– Он сказал, что пошел в туалет…
– А зубы-то он с вами лечил?
– Нет.
Готов с силой тряхнул стол и сжал кулаки:
– Сбежал стервец! Коновалов, Коростелева, Кулаев быстро зубы лечить, готовятся Лялин, Мельникова, Осипенко.
Выбежав из класса, Готов немного растерялся: в какую сторону бежать? Где икать беглеца со сдавшими нервами? Сперва учитель заглянул к стоматологам. Врачи подтвердили опасения Готова – сбежал. Затем он проверил туалеты, даже в младшем блоке. В вестибюле учитель шепотом спросил, сидящего на подоконнике с журналом «XXL» старшеклассника:
– Не видел здесь, пацаненок такой рыжий с наглой мордочкой, не пробегал?
Старшеклассник оторвался от чтения, ухмыльнулся и указал пальцем на одежду в гардеробе.
Дверь в гардероб оказалась закрыта (меры предосторожности из-за участившихся случаев кражи). Стало быть, Колегов пролез в окошко, через которое технички принимают-выдают одежду.
Готов, ногами вперед, протиснулся в окошко (почему не закрывали его – загадка) и встал на четвереньки. Как и следовало ожидать, Колегов сидел под висящими пальто и куртками.
Колегов увидел крадущегося к нему учителя и взвизгнул:
– Я не пойду! Не хочу… не имеете права меня заставлять.
Готов не слушал:
– Попался, гаденыш?! Все, теперь тебе не жить. Зубные врачи не любят когда с ними вот так поступают. Ты совершил ошибку. А ну, вылезай быстро.
Когда вылезли, мальчик заплакал. Готов взял школьника за руку и повел в пятнадцатый кабинет, пугая по дороге:
– Сейчас, Колегов, сейчас. Зубники с тобой разберутся. Дай только срок. Я лично попрошу, чтобы пару резцов тебе выдернули или десну скальпелем разрезали. Подставил ты, Колегов, свой класс, а меня сильно обидел. Трус.
У пятнадцатого кабинета Колегов попытался вырваться, но Готов сильно схватил за шиворот и впихнул внутрь.
– Привел вам беглеца, – сказал Готов. – Колегов, садись вон в то кресло.
Молодая медсестра погладила мальчика по голове:
– Почему мы плачем? Не бойся. Это не больно. Доктор просто посмотрит твои зубки. Садись вот сюда.
Колегов сел. Седовласый стоматолог попросил мальчика открыть рот.
– Можно я буду его держать? – вмешался в зубоврачебный процесс Готов.
– Не стоит, – отрезал стоматолог.
– Ладно, тогда я рядом посижу, вдруг он опять сбежит или палец вам откусит.
С двух соседних кресел встали Коростелева и Кулаев. Учитель отдал им распоряжение, посылать следующих.
Зажужжала бор машина. Готов не выдержал:
– Сделайте ему больно! Не давайте наркоз! У него резцы плохие и клык, рекомендую выдрать! Можно я посверлю?!
Стоматолог не обращая внимания, продолжал лечить. Медсестра приготовила ватные тампоны и пломбу. Запломбировав зуб, врач попросил Колегова в течение двух часов ничего не кушать. Готов надул губы:
– Доктор, умоляю вас, только не говорите, что все.
– Все, – ответил стоматолог, – остальные зубы здоровые.
– Так нечестно, – разочарованно сказал Готов и вышел вместе с Колеговым.
В классе учитель стер с доски тему урока, написал большими буквами «КОЛЕГОВ СОПЛЯК» и сказал:
– Сегодня Колегов нас всех очень подвел. Вы знаете, где я его нашел? В гардеробе под шубами!
Дети засмеялись,
– Писнул в штанишки мальчишка. Я обращаюсь к совету класса. Как мы накажем этого, страшно сказать, трусишку зайку серенького?
Иванова подняла руку:
– Говори, – одобрил Готов.
– Давайте вызовем его родителей, – со всей детской наивностью предложила Иванова.
– Ты, Иванова, соображаешь, хоть немного? На кой мне сдались его родители? Не годится. Следующее предложение… Так, давай Садыкова.
– Повесим его на стенгазету, – сказала Садыкова.
Готов усмехнулся:
– Ну, ты, Садыкова, палач. Тебе его не жалко? И вообще, как ты его собралась вешать на стенгазету, в Колегове килограмм тридцать пять будет. Никакая стенгазета не выдержит. Бред, Садыкова, бред.
Чагин Слава выкрикнул:
– Давайте его из класса выгоним.
– Не говори глупости. До конца урока, м м м да маленько осталось. Что толку? Вижу, дельных предложений от вас не дождешься. Так, короче. Все встали, собрали манатки, кто зубного прошел, может идти домой, кто не прошел, построится у пятнадцатого кабинета. И в порядке живой очереди… Только тихо там. Ой, утомили вы меня. Пшли.
Уборщица.
В тихом коридоре школы уборщица средних лет мыла, монотонно возюкая тряпкой, пол. Готов заложил руки за спину и неспешно прогуливался по свежевымытому.
Уборщица сняла тряпку со швабры, прополоскала в ведре и вновь нацепила на швабру. Учитель остановился и строго взглянул на нее.
– Лучше, мой, – сказал он.
Уборщица молча продолжала работать. Готов несколько раз обошел вокруг женщины:
– Вон там плохо вымыла… не здесь, а там… не везде мокро… у батареи сухо. Распоясались…
Женщина проигнорировала, а Готов присел на корточки и спросил:
– Я тихо говорю? По-моему громко. Я что сказал? У батареи сухо. Плохо работаешь. Бистро, бистро руссишь партизанэн… Халявщица. Нет, вы только посмотрите на нее… Разговаривать не хочет.
– Не мешайте, – сердито сказала уборщица.
Готов состроил недовольную гримасу:
– Ух ты, цаца какая. Наглая же ты баба. Нет, это что-то новенькое… Может мы, все-таки будем знать свое место? А? Кто ты, а кто я? Разницу чуешь?
Уборщица выжала тряпку, размахнулась и попыталась ударить ей Готова, но не попала. Учитель успел отпрыгнуть и отбежать на почтительное расстояние.
– Ты что, охренела? – крикнул Готов, стряхивая с пиджака капли грязной воды. – Дура, дура… тупая дура.
Уборщица медленно переложила тряпку в другую руку и двинулась на учителя.
Готов пробежал несколько метров по коридору и остановился у входа на лестничную площадку в готовности убежать. Уборщица не останавливалась. Готов помахал ей обеими руками:
– Ха, тупая корова… Что, поймала?! Безмозглое чудовище. Сучка! Вот это видела?!
Он повернулся к ней задом и похлопал себя по ягодицам.
Женщина воспользовалась тем, что Готов отвернулся, ускорила шаг и почти было настигла тряпкой, но обнаружив нападающую учитель от неожиданности испугался и резко рванул в дверной проем, вскользь ударившись головой об косяк. На лестничной площадке Готов поскользнулся и упал. Уборщица сделала еще одну попытку огреть учителя истории тряпкой. Попытка увенчалась успехом – хлесткий звук означал соприкосновение тряпки со спиной Готова.
Учитель вскочил, но снова оступился и кубарем покатился вниз по лестнице. От удара сбилось дыхание. Готов схватился за живот и хрипло застонал.
– Живой? – озабоченно спросила уборщица.
Готов медленно встал, сделал жест рукой: «оставьте меня в покое» и стал спускаться вниз.
Убедившись в том, что педагог жив, уборщица отправилась домывать пол. С первого этажа донесся истошный вопль Готова:
– Су у у чка!!! Я тебя ненавижу!!!
Сантехник.
В дверь громко постучали. Нехотя, Готов встал с дивана, закинул книжку «Как заработать первый миллион» на стол и пошел открывать.
На пороге пожилой, невысокий мужчина в робе, через плечо увесистая сумка, разводной ключ, тряс клочком бумаги с адресом.
– Слесаря вызывали? – задал вопрос служащий ЖЭКа. Он улыбался не только губами, но и глазами, ушами, скулами.
– Давно пора. Я звонил, сказали: до обеда, а сейчас сколько время? – обиженно промямлил Готов.
– Был заказ, трубы меняли. Стояк в первом подъезде сгнил. Четыре часа возились. А еще это…
– Извините, мне не интересно. Пройдите в ванную. И почему это от вас так разит?
Слесарь с удивлением взглянул на Готова и загоготал:
– Не без этого… Выпьешь, дык, оно завсегда работать-то лучше. А че русскому Ваньке надо? Стаканину бабахнул и пашешь.
Готов заметно нервничал, но от оскорблений воздержался. Мужик был не пьяный, видимо водки было мало, а желающих употребить несколько. Учитель встал в дверном проеме ванной комнаты.
– Саня мене звать, – ответил на не прозвучавший вопрос слесарь и подергал веревку сливного бачка, а тебя как? У у у у, как все запущено.
– Во-первых давайте сразу договоримся, – скрестил на груди руки Готов, – не ты, а вы. Я с вами при выпасе телят на брудершафт не пил! Во-вторых меня зовут, Рудольф Вениаминович…
– Интеллигент что ли? – перебил Саня.
– Профессор, – надменно сказал Готов.
– О о о, наука!
– Представьте себе.
Саня взобрался на унитаз, пачкая грязными сапогами крышку и стал разбирать сливной бочок. Готов прошел на кухню и открыл холодильник, чтобы достать продукты и сделать себе бутерброд, но его прервал громкий голос сантехника.
– Эй, профессор, слышь, иди сюда! Плохо дело, чинить надо.
– А я зачем вас вызывал? – отозвался Готов.
– Дык это понятно… тут просто, эту х х х… извиняюсь штуку вырвало, надо делать.
– Действуйте, злодействуйте.
– Это понятно, придумаем че-нибудь.
Как человек образованный, Готов смотрел на рабочий класс свысока. Чего греха таить, даже любой интеллигент коммунист, возводящий пролетариат в ранг некоего базиса, сам по большому счету так не думает. В свою очередь сантехник Саня считает интеллигенцию лентяями и бездельниками, даже когда «рассуждает» о великих достижениях современной науки.
Готов жевал бутерброд и смотрел на полулежащего на полу слесаря, который, напевая себе по нос, елозил напильником по металлической «штучке». Саня заметил взгляд учителя и, улыбаясь, спросил, упорно не собираясь переходить на «вы»:
– Че, по каким наукам профессор-то?
– Философия, – серьезным тоном ответил Готов.
– Ого! А чего в городе у нас забыл? Раз философ, в Москву бы ехал… у нас город-то маленький.
– Так надо.
– Понятно! – Саня подул на «штучку», избавляя от металлической пыли. – Глупости все это.
– Что именно? – поправил очки Готов.
– Да философия твоя. На фиг она нужна? Вон сын у меня, в институт поступил на газовика, а дочка экономический закончила… Вот я говорю им: правильно, и работа будет и зарплата нормальная. А философия твоя кому нужна?
– Вам она ни к чему, согласен, но другим необходима.
Слесарь вновь залез на унитаз и усмехнулся:
– Никому она не нужна. Одни только разговоры, а толку нет.
– Я могу все объяснить. Разжевать если хотите, – предложил побагровевший Готов.
– Валяй.
Сантехник жестом показал, что с бачком порядок и перешел на ремонт крана.
Раздраженный Готов заговорил:
– Вот вы пролетарий, гегемон. Какие у вас ценности? Никаких. Половину из того, что показывают по телевизору вам не понять, вы видите только картинки. Из книг прочитали, разве что, «Аленький цветочек», да и то в детстве. Голосуете за того, кто пообещает больше водки. Вы толпа! Социум! Народ!..
– Да, народ и горжусь…
– Не перебивайте, сейчас все разложу на пальцах. Вам, бессловесному стаду, не надо задумываться ни о чем. Правительству, губернатору, вашему непосредственному начальнику…
– Козел он! – махнул рукой Саня.
– …Непосредственному начальнику выгодно чтобы вы поменьше думали, побольше работали и понятия не имели каким образом этот начальник наживает себе капитальчик.
– А причем тут философия? – хохотнул Саня.
– Притом, что философия такая наука, которая помогает власть имущим наживаться на вашем горбу.
– Это как?
– А так, ученые философы, типа меня, размышляют не о смысле жизни, как полагают идиоты, а разрабатывают идеи, концепции, руководства к действию: каким образом слесаря Саню и ему подобных облапошить. И обязательно на законных основаниях.
– Так ты стало бать гад? – засмеялся слесарь сантехник. – Чего тогда сам не шибко живешь? Говорить мы все можем.
– Нет не все! – парировал Готов, – Живу я не шибко, как вы изволили выразиться, потому, что свои идеи в жизнь не воплощаю, только разрабатываю. Их воплощают другие.
– И зачем это тебе? Сам не поимею, так другим пакость сделаю, да?
– Совершенно верно. Просто я хочу чтобы тупой народ утонул в собственном говне. Чтобы водкой до безумия упился. Вас от нормальных людей изолировать надо.
– Раньше, – мечтательно сказал сантехник, – на любого прораба или инженеришку махом управу бы нашли. Эти уроды, ха ха, по 120 рублей получали, а я 350, плюс шабашки, а теперь вон, поди-ка, коттеджей понастроили. А все за счет…
– Вот именно, – перебил Готов. – Именно об этом я и говорю. Одни философы социализм придумали, другие капитализм… Надежды первых не оправдались, больше лафы для пролетария не будет. А вы говорите: не нужна философия.
– Да, сейчас без всякой философии воруют, – возразил Саня.
– Думайте как хотите…
– Готово, – недослушал сантехник. – С тебя профессор полтинник.
Печально улыбнувшись, Готов спросил:
– С какой стати, дорогой, может еще чайком напоить? Я заказ через ЖКО делал и уж, если придется, то платить явно не вам буду.
– Э э э э, погоди, я ж тебе прокладки поменял, импортные поставил.
– Меня не интересуют какие-то там прокладки, в моем понимании прокладки это… хм… Мне важно, чтобы работал кран и бачок.
– Вот те на. Я мог вообще не прийти. Гони профессор полтинник, ничо не знаю.
Готов поправил очки средним пальцем:
– Детский сад, штаны на лямках. Неужели я так витиевато объясняю? Никакой полтинник вы не получите.
– Дык, это у меня шабашка.
– Вы в ЖКО работаете?
– В ЖКО.
– Я заказ туда делал?
– Ну.
– Баранки изгинаю. Вы мне товарный чек можете выписать?
– Какой чек? – захлопал глазами Саня.
Воздух накалился до предела. Готов тяжело выдохнул.
– Как в магазине…
– Ну?
– Хватит дуру гнать, – нервно процедил Готов. – Вы мил человек зарплату получаете, а за одну работу дважды не платят. Ишь чего захотел: и на елку влезть, и рыбку съесть и чтоб арбузами не завалило. Я с, вашим братом, разговаривать умею. Калосфера! Быдлопарк!
– Ты не прав профессор, – слесарь сантехник тоже завелся, – это если б по заказу, так ты б меня месяц ждал, а я через неделю пришел, работу бросил. Вертай обратно прокладки импортные, а за бачок хоть тридцать рублей давай.
– Забирайте свои прокладки, но сперва я позвоню к вам на работу и мы все выясним.
– Ты чего с дуба рухнул, причем работа? Я ж по человечески к тебе. Сейчас мужиков позову быстро морду тебе…
Слесарь не успел договорить, открыл в растерянности рот. Готов уже набрал номер ЖКО и ждал ответа. Сантехник Саня на «полусогнутых» подбежал к телефону и, неловко нажав на рычажки, прошептал:
– Перестань профессор… все, все ухожу… только, слышь, не звони никуда, как человека прошу.
В глазах слесаря читался неподдельный испуг.
– Мне до пенсии то шиш да маленько осталось… проблемы ни к чему, – пролепетал он.
– Что, небось мокро в штанах? Сколько зарабатываешь, наверняка раз в три больше преподавателя? Я с тобой, козел, интеллигента разыгрывать не буду. В классики, старая кляча, у подъезда играть будешь. А с работы вылетишь как пить дать. Я еще участковому заяву накатаю.
Слесарь встал на колени, молитвенно сложил руки, и взвыл:
– Не губи, профессор, сокращение у нас. Все в частные руки переводят, частники ведь, знаешь, все молодежь больше берут.
Кровь хлынула Готову в голову, пульс участился. Неожиданный поворот событий породил желание разделять и править, взять скипетр и державу, примерить горностаевую мантию, провозгласить себя императором…
– Молчи несчастный, – властно сказал Готов. – Встрял ты по самые помидоры.
– Что хошь сделаю. Хошь, трубы поменяю на пластиковые, унитаз новый?
– Ловлю на слове, – надменно произнес Готов, – а теперь пшел отсюда, холоп. Я на тебя выйду.
Слесарь поспешно собрал инструменты и почти выбежал из квартиры, но Готов остановил:
– Скажи мне, нужна, все-таки, философия?
– Нужна, нужна, как не нужна… – скороговоркой выпалил пожилой слесарь.
– Ступай. Утомил ты меня.
Готов закрыл за слесарем дверь и задумчиво сказал вслух:
– Гегемон. Троглодит…
Симфония.
Однажды учитель залез под стол с мегафоном. В класс вошли дети расселись по местам и вели себя шумно.
Готов улыбался и без надобности средним пальцем правой руки, держащей микрофон мегафона поправлял очки, возбужденно вдавливал в переносицу.
– Где историк? – вопрошали, без особого беспокойства, дети.
– Я бы сказал, где истерик, – заметил Коля Безносов (нескладного вида мальчик, с постоянно бегающими глазенками).
Вслушиваясь в гул класса, учитель представил как он в белом костюме, с маленьким чернильным пятнышком на брюках, сидит в огромном зале на концерте симфонического оркестра. Голоса девочек, обсуждающих молодежный телесериал – были скрипками. Трое парней делящихся друг с другом первыми, немногочисленными опытами употребления спиртных напитков – духовой секцией. Дико сеющийся Коля Безносов, у которого помимо бегающих глаз, ломался голос – литаврами. И так далее.
Учитель прислушивался то к одному инструменту, то к другому и выжидал подходящий момент, чтобы сорвать концерт – выбежать из первого ряда, выхватить палочку у дирижера и закричать:
– Крещендо, а не фортиссимо.
Иллюзия закончилась тогда, когда учитель обнаружил себя стоящим посередь класса с мегафоном в руках, под обстрелом детских взглядов.
Готов и сам не ожидал такого поворота событий. Ему ничего не оставалось делать, как гнусаво произнести в громкоговоритель:
– Садитесь, уродцы.
Говоря «ничего не оставалось» автор немного лукавит: учитель мог сделать что угодно, но дело не в этом. Дело в том, что автору очень не нравиться когда другие авторы, обращаясь к читателю, называют себя «автор». Можно подумать читатель такой идиот, что не понимает этого.
Тимуровцы.
После уроков 5 «Д» собрался возле дома классного руководителя. Было безветренно, снег падал большими хлопьями. Утомившись ждать, дети покричали учителя. Готов высунулся в форточку и выглядел сонным:
– Сейчас выйду, подождите.
Еще полчаса школьники ждали Готова. Играли в снежки, бегали друг за другом, дразнили старушек, которые почему-то требовали от детей «убираться отсюда».
Готов вышел и направился к веранде на детской площадке. Ученики последовали за ним. Учитель приказал построиться в два ряда и потер глаза:
– Спасибо что пришли. Вы поступили как никогда правильно. Собрал я вас здесь неслучайно. Я ведь когда-то тоже был маленьким. Таким как вы… Верещагин встань прямо… В те далекие времена в моде был бестселлер Аркадия Гайдара «Тимур и его команда». Я изчитал эту книгу до дыр. Всегда мечтал быть Тимуром и презирал Квакина. Потому что Тимур был хорошим. Он со своей командой помогал людям. Рубили дрова, таскали воду, в общем общественнополезничали. На дом, кому была оказана помощь, Тимур приклеивал красную звезду, чтобы все знали, что это тимуровцы, а не полтергейст хозяйничал. С друзьями мы решили стать тимуровцами. Соорудили на огромном тополе штаб. Устраивали сходняки и готовились делать дела. Первый раз на дело мы пошли летней ночью. Нашей целью был садоводческий массив №36. Было темно и страшно. Одного оставили на шухере, а сами полезли через забор. К делу мы подготовились основательно: взяли с собой сумки и ножи. Первый блин не был комом. Мои тимуровцы своровали два кочана капусты, четыре сумки яблок, десять морковок и немного крыжовника. Мы залезли в наш штаб, чтобы съесть добычу. Яблок оказалось так много, что мы решили – все понадкусывать и выбросить. Три ночи подряд мы ходили делать дела, но в четвертую случилось непоправимое. В огороде была засада – человек с ружьем. Он крикнул: «Стойте, маленькие засранцы». Мы, побросав награбленное кинулись к забору и в мгновение ока перепрыгнули… а толстый Паша Гвоздарев был так медлителен… и этот фашист с ружьем выстрелил и попал… солью Пашке в жопу. Как он орал, вы не представляете как он орал. Мы не оставили друга в беде. Тащили на себе до дому. На следующий день мы разрушили штаб и приняли решение временно прекратить деятельность тимуровской организации. А Павел неделю отмачивал свой зад в тазике с водой.
– Зачем, – спросил Лялин.
– Чтобы растворилась соль, – ответил Готов. – Не отвлекаемся. Пришла пора возобновить тимуровское движение. Сегодня некоторые из вас примут участие в благотворительных акциях. За мной.
Стайка детей под предводительством классного руководителя направилась к красной пятиэтажке по соседству с домом Готова.
– Бобров и Уразова, – полушепотом сказал Готов, – сейчас мы с вами заходим в первый подъезд. Вы поднимаетесь на второй этаж и звоните в пятую квартиру. Дверь откроет старенькая бабушка. Ей надо сказать, что вы тимуровцы и попросить у старушки денег, чтобы купить ей продукты или лекарства. А когда даст, сходить и купить все необходимое. Понятно?
– А чё я сразу, – заныл Бобров.
– Закрой свою варежку, – прошипел Готов. – Не хочешь людям помогать? Тогда и на уроки мои не приходи. Будешь стонать, придумаю тебе нехорошее прозвище.
Готов с подопечными зашли в подъезд. Учитель еще раз проинструктировал учеников, пригрозил, на случай если вздумают изменить план, перекрестил и отправил наверх. Немного поспорив кому звонить, на кнопку нажала девочка. Дверь открыла старушка весьма интеллигентного вида.
– Ты говори, – толкнул Бобров Уразову.
– Сам, – ответила девочка.
– Говори, а то получишь, – сказал Бобров негромко, но со злостью.
Уразова глубоко вздохнула и протараторила:
– Мы тимуровцы из школы №3. Мы помогаем старым людям. Давайте нам деньги мы сходим в магазин за продуктами или в аптеку за лекарствами.
Старушка попробовала схватить тимуровцев, но дети вовремя отскочили.
– Ах, вы бессовестные, закричала она. – А ну пошли отсюдова. Паразиты детдомовские. Ишь чего захотели… денег им…
Ребята спустились к учителю.
– Не расстраивайтесь, – сказал Готов, – это больной на голову человек. Хромает старушенция на свою кочерыжку. Изменим тактику. Сейчас поднимемся повыше. Звоните в четырнадцатую квартиру, там тоже бабка живет. Сразу денег не просите, просто предложите помощь. Если и на этот раз не повезет – обзывайтесь. Сильно обзывайтесь, в следующий раз не будут нас унижать. Идите, я на третьем стою. Если все пройдет гладко, приклеим ей на дверь красную звезду.
– Бобров и Уразова постучали в квартиру №14, (звонок не работал). Открыла невысокого роста старушка с седыми кудряшками и очень добрыми глазами. В этот раз помощь предложил мальчик:
– Бабушка… мы это… мы тимуровцы… Мы людям помогаем. Давайте мы вам за продуктами сходим или за лекарствами… Вот…
– Ой, какие молодцы. Вот спасибо. Хорошие ребятишки. Сбегайте за хлебом, пожалуйста. А то ноги совсем не ходят. Молодцы.
– Бабушка… это… – замялся Бобров, – вы нам деньги дайте… мы как без денег купим?
– Вы купите на свои, – ласково и неторопливо сказала старушка, – хлеб принесете, я вам отдам… У меня пенсия маленькая. Вдруг вы меня обманите. Хорошо, ребятушки?
Школьники стояли в раздумьях: посовещаться с Готовым или…
– Дура, – выкрикнул мальчик.
– Дура, – подхватила девочка.
– Ребятушки, вы что? – от неожиданности у старушки чуть не распрямились кудряшки.
– Да пошла ты… вот тебе, – спускаясь, кричал Бобров, – дура старая…
– Сама в магазин пойдешь, – показала язык Уразова, – если не хочешь, чтобы мы тебе помогали.
Готов перехватил школьников и закрыл им ладонями рты:
– Здорово. Я все слышал. Молодцы. Все правильно сделали. По пятерке за четверть обоим. Валим отсюда!
Выбежав к остальным ребятам, Бобров и Уразова поделились впечатлениями. Готов приказал отставить «головокружение от успехов» и предложил следующей паре помочь «тетеньке алкоголичке», живущей во втором подъезде, избавиться от проклятого недуга, рассказать ей о вреде употребления спиртных напитков.
Нравоучений «тетенька алкоголичка» слушать не пожелала, накинулась на детей с кулаками. Готову пришлось вступиться за тимуровцев и даже легонько ударить «тетеньку-алкоголичку».
Темнело. Учитель приказал ученикам выстроиться у веранды:
– От всей души хочу поздравить вас с нашей первой акцией. Вы доказали, что имеете полное моральное и физическое право носить звание тимуровца. Впредь подобные акции, вы можете совершать и без моего участия. Всего вам доброго. До свидания.
Дети разбежались по домам. Немного побродив по заснеженной улице, Готов вытащил из кармана горсть вырезанных из красной бумаги звездочек, послюнявил и наклеил на фонарный столб.
Паззлы.
Вечером того же дня, после ужина, Готов уселся на пол и открыл коробку с паззлами. Эту головоломку он попросил на вечер у Антона Штенникова из 5 «Д».
Готов внимательно рассмотрел картинку, которую необходимо было составить на крышке: красивая белая яхта на фоне райского острова и лазурного неба с облаками.
Поначалу составление паззлов продвигалось неплохо. Готов как ребенок радовался получающемуся корпусу яхты. Постепенно остров принимал очертания в соответствии с оригиналом.
Спустя час работы он решил передохнуть и включил телевизор. Шла передача «Поле чудес». Якубович принимал в подарок от бородатого участника игры бутыль, не-то с самогоном, не-то с брагой. Ведущий попросил рюмки в студию и, выпив с игроками, закричал от восторга, обнаружив, что барабан прекратил вращение на секторе «приз». Готова передернуло. Он переключил канал, наткнулся на «концерт» и раздраженно нажав кнопу «Power» вернулся к паззлам.
Процентов сорок мозаики было собрано, остальные шестьдесят составляло небо с множеством оттенков голубого. Задача оказалась сложней, чем ожидалась. Готов перебирал все возможные варианты. Подносил оригинал к собранному или отдельные паззлы накладывал на оригинал. Ничего не получалось.
Он нервничал и сопел. Вставал, ходил по комнате, рвал на голове волосы, снова садился, но элементы мозаики все равно не подходили друг к другу.
Готов отыскал записную книжку и набрал номер владельца головоломки:
– Але, добрый вечер. Квартира Штенниковых? Это Рудольф Вениаминович, классный руководитель. Позовите, пожалуйста, Антона.
– Это я, – ответил Штенников.
– Антон, привет. Слушай, я вот по какому делу… не получается у меня собрать…
– Кого?
– Паззлы. Я все перепробовал. Парусник получился, берег с пальмами тоже… вода получилась, а небо не получается. Но это же невозможно. Здесь миллион комбинаций. Я все перепробовал. Может, производители ошиблись или брак подсунули. Ты сам эту картинку собирал?
– Да, собирал и Кулаев тоже собирал. Не знаю, почему у вас не получается.
– Странно, – сказал Готов и повесил трубку.
Учитель принял решение попробовать еще. Он постарался успокоиться, привести в порядок мысли, сделал глубокий вдох и начал.
В течение получаса Готов, изо всех сил сохраняя хладнокровие, передвигал паззлы по полу. Но рано или поздно терпению приходит конец.
В отчаянии разрушив собранное, Готов рвал элементы мозаики. Раздирал на части коробку. Злился и ругался, поминая не добрым словом, всех кого знал и кого не знал: от учеников до руководства школы, от рабочих до интеллигенции, от рядовых граждан до правительства. Сложив клочки картона на совок, Готов бросил их в ванную и поджег.
Учитель душем смыл пепел и позвонил Штенникову:
– Антон, это ты? Они никак не собираются. Все перепробовал. Идиотская игра. Я ее сжег. Да не ной ты… завтра тебе такую же куплю. Даже лучше. В понедельник принесу. Все, пока.
В понедельник Готов вручил Штенникову Антону коробку с новыми паззлами. На крышке в качестве оригинала красовалась картина Малевича «Черный квадрат». И никакого неба.
Свет погас.
Утро. В классе погас свет. В соседних со школой домах тоже. Школьники обрадовано загалдели:
– Ура, урока не будет.
– Темнота друг молодежи.
– У меня Шишкина под партой. Ха ха!
– Сейчас включат, авария наверно.
Учитель издал длинный звук «у», чтобы все смолкли, и объяснил:
– Электричество еще долго не включат. Это, так называемое, веерное отключение. Но вы ошибаетесь, если думаете, что урока не будет. Я могу читать по памяти.
– Что такое веерное отключение? – спросили из темноты.
– Веерное отключение – это отключение веером.
– Как понять веером?
– Так и понимай, веером и все. В стране электричества катастрофически не хватает, а число потребителей растет в геометрической прогрессии. Понимаете? Как лампочка: чем больше комната, тем больше лампочке необходимо энергии, чтобы осветить ее.
– Какая разница? Лампочка она и есть лампочка, – мудро заметил голос из темноты. – Насколько ватт рассчитана, так и будет светить.
– Дурак!
– Не согласен.
– Не согласен, значит баран упертый. Ты не знаешь, а я знаю, лампочка в комнате наматывает больше чем на кухне, потому что площадь комнаты больше.
Ответа не последовало.
Темнота давит на человека, поэтому ученики разговаривали в полголоса. Готов на ощупь вышел в коридор, тихонько открыл дверь соседнего кабинета и на цыпочках вошел.
В классе ученики, в основном девушки, просили рассказать Кольцову о себе. Молодая аспирантка еще не привыкла ощущать себя взрослой среди школьников и, смеясь, отвечала на вопросы. В кромешной тьме присутствия Готова никто не заметил. Учитель сел на корточки, дабы свет фар проезжающих машин не обнаружил его.
– Ольга Семеновна, вы замужем? – спросили ученицы.
– Нет пока, – веселым голосом ответила Кольцова.
– Собираетесь?
– Может быть летом.
– А кто жених?
– Какие вы любопытные. Все вам расскажи.
– Расскажите! Интересно же! – загалдели девчонки.
– Не скажу. Секрет, – смеялась Кольцова.
Готов гуськом пробрался поближе к аспирантке. Он жадно вдыхал ноздрями ее запах. Упивался затейливой мелодией скрипа стула, на котором она сидела.
– Вы собираетесь диссертацию писать? – спросили ученики.
– Нет, наверно. Пока, по крайней мере…
– Почему?
– Сейчас это очень дорого стоит. За свой счет придется приглашать профессоров. В других членов комиссии деньги вкладывать. Много нюансов. Сейчас бесплатно ничего не делается. Даже диссертация не защищается. И потом я еще не решила нужно мне это или нет…
– А сколько денег надо для этого?
– Не знаю… Думаю тысяч сто.
– Долларов?
– Нет, рублей. Но все равно, мне сейчас не потянуть… А а а а!!! А а а а!!! Ой ой ой!!! Что вы… А а а а!!!
Готов мял грудь Кольцовой, сильно кусая губу, чтобы не расхохотаться и, соответственно, не быть узнанным. Аспирантка вскочила и с воплями стала отбиваться от нападавшего. Готов «пулей» выбежал из кабинета Кольцовой и неслышно вошел в свой.
– Слышите? Кольцова разоралась, – сказал ученикам Готов. – Опять эпилептический припадок.
После зимних каникул.
После зимних каникул Готов встретился со своим пятым «Д» на уроке истории:
– Здравствуйте, дорогие мои. Как-никак две недели не виделись. Отдохнувшие… Выросли-то как. Ни фига, Иванова, тебя разбабахало. Рассказывайте, как каникулы провели.
Дети наперебой стали делиться впечатлениями:
– Я ездил к бабушке в деревню.
– Мы с папой на лыжах ходили кататься.
– А мы сейчас ремонт делаем.
– Мы с мамой в церкви на рождество были.
– Тщ щ щ, – поднес палец к губам учитель. – Зачем все сразу. Я прекрасно понял, что каникулы вы провели бездарно. Например, я в каникулы ел эскимо на полупалочке, достиг просветления, левитировал и купался в проруби.
Из коридора в класс кто-то забросил серую кошку. Она заметалась и испуганно прижалась к двери. Дети сорвались с мест и побежали смотреть на животное.
– А ну назад! По местам! – остановил учитель.
Готов взял кошку на руки и погладил.
– Кошки, – сказал учитель, – делятся на матерых и шелудивых, а собаки на бобиков и бобиков.
– А это какая, – спросили ученики.
– Этот кошак шелудивый, – Готов положил кошку на стол и слегка потискал. – Кстати, кошки - единственные млекопитающие, относящиеся к пресмыкающимся.
– Можно нам погладить? – дружно попросил класс.
– Можно. Идите сюда.
Ученики собрались вокруг стола и по очереди гладили бедную зверушку.
– Все, погладили? – Готов взял кошку на руки и понес к двери. – Отпустим кошака.
– Я еще не погладил, – опомнился Пастухов.
– В большой семье, Андрей… я надеюсь, ты не хуже меня знаешь о законе большой семьи, – сухо сказал Готов, закрывая дверь на ключ. – Развлеклись, пора и поучиться.
Яйца.
– Десяток яиц, пожалуйста, – подмигнул продавщице Готов.
– Пожалуйста, – продавщица положила перед ним пакет с белыми проштампованными яйцами.
Готов расплатился и пояснил:
– Сегодня этот продукт для меня очень много значит.
Продавщица многозначительно кивнула.
Начитавшись бульварных книжек по йоге и медитации, Готов нередко предавался внутреннему созерцанию. Обычно вечером, придя с работы домой, он вставлял в музыкальный центр компакт диск с релаксирующей музыкой, зажигал благовония, садился на корточки и, протяжно распевая грудным голосом «ОМ», медитировал. Процедура занимала не более 15 минут и сопровождалась частым чиханием (как считал Готов – следствие аллергии на благовония). Подзарядившись духовно, учитель шел на кухню заряжаться более материально. Там ждали «Доширак», сосиски, хлеб и пол-литровый пакет фруктового йогурта. Закончив трапезу, он обычно включал телевизор и засыпал под программу «Время».
Стемнело. Готов подвинул стул к окну на кухне. Достал из холодильника яйца. Выключил в квартире свет. Взобрался на стул и открыл форточку.
Под окнами по тротуару вдоль дома шла компания подвыпивших подростков, хором поющих «Ой, мороз, мороз». Готов один за другим бросил в них два яйца. Первое яйцо пролетело мимо, второе оставило на вязанной шапочке одного из подростков склизкое пятно.
Готов спрыгнул со стула и с середины кухни наблюдал за реакцией.
Компания остановилась и стала вглядываться в окна. Матерная ругань вызвала у Готова ироничную усмешку. Пострадавший тер шапочку о снег и поносил, необнаруженного обидчика на чем свет стоит.
Подростки ушли. Готов вновь залез на стул.
Бабушку с внуком он пропустил: не поднялась рука. Двух женщин с сумками он пропустить не мог. Яйца поразили цели: пальто и сумку. Мат, обрушившийся в адрес хулигана обладал большей, в сравнении с подростковой, колоритностью и высотой тона. Готов закрыл руками рот для того, чтобы громко не рассмеяться.
Кидать яйца по мужчинам в милицейской форме опасно, а вот если без нее тогда можно. Готов взял в ладонь сразу три яйца и запустил в троих. Прыгать со стула не стал: аккуратно спустился.
Результаты попадания: меховая шапка, пальто, дубленка. Готов шепнул самому себе: «Снайпер я, однако».
Мужики закричали:
– Ах ты, сука!..
– Вон, кажется из того окна…
– Из какого?
– Да вон на третьем…
– Козел!!!
– Сейчас разберемся.
Готов заволновался: «жертвы» не матерились – не к добру это. Действуя оперативно, он быстро вынес стул из кухни, снял очки и лег на кровать, завернулся в плед. Для убедительности образа даже похрапел.
Раздался стук в дверь. Странно, подумал Готов, почему стучат, когда есть звонок? Люди серьезные, может ФСБэшники? Тогда почему не на машине? Готов свернулся калачиком. Позвонили. Потом еще несколько раз.
Учитель, укутанный пледом и «сонный», открыл дверь. В подъезде стояло три здоровенных мужика. Не иначе спортсмены.
– Вы ко мне? – небрежно нацепил очки Готов.
– Это ты сделал? – пробасил тот, у которого была проблема с шапкой.
– Простите, что сделал?
Готов сощурился и, не снимая очков, потер глаза.
Человек с разбитым яйцом на шапке указал на причину своего визита и провел рукой возле причин своих товарищей:
– Вот это! Ты? Из твоего окна?
– Вы что, смеетесь? Я спал.
– Кто тогда? – мужчина смял головной убор из кролика в кулаке. Его друг слева кашлянул, товарищ справа во внимании, как собачка, наклонил голову.
– Милостивый государь, господа, – Готову не хватало острой бородки, чтобы быть похожим на дореволюционного интеллигента. – Но откуда же я могу знать кто… я взрослый человек, заслуженный педагог России. Живу один. Мне не пристало заниматься подобными глупостями. Яйца кидать… скажите тоже… Я, милостивый государь, не на том жаловании, чтобы пищей разбрасываться.
– А мы не говорили, что в нас яйцами кидали, – попытался поймать Готова на слове мужчина в дубленке, тот, что кашлянул.
– Молодой человек, – сожалеюще покачал головой учитель, – вы считаете раз я в очках, то обязательно слепой?.. Может, милицию вызвать?
– Не надо, – ответили они, – сами разберемся.
Они постучали в соседнюю дверь. Соседка пенсионерка не открыла. Только спросила:
– Кто там?
– Нас яйцами закидали, – замешкался человек с яичницей на шапке.
– Чего надо?
Готов вышел в подъезд и прислонился к двери соседки:
– Эй, Никифоровна. В мужиков-то яйцами кинули. Не знаешь хто? Чай ты, поди?
– Уходите! – заругалась старушка.
Готов сделал из ладоней трубочку и прислонил к дверному глазку, придерживая плед подбородком:
– Не бойся, ты. Я это, Рудольф, сосед твой, – прокричал учитель в трубочку из ладоней.
– Милицию позову, уходите! – верещала бабушка.
– Пошто милицию-то. Мужики пришли с яйцами на головах. Впусти, не по-людски как-то.
– Сейчас приедут, заберут. Позвонила уже, – пугала пенсионерка.
Готов развел одной рукой (другой придерживал плед).
– Темные люди, – констатировал учитель, – провинция. Бескультурье. Может, стоит выше подняться, там много асоциальных элементов живет?
Мужчины ничего не ответили, ушли. Учитель докидал оставшиеся яйца в прохожих, включил телевизор, лег и задремал, укрывшись пледом.
Гипноз.
На уроке 8 «Б» был предоставлен сам себе. Не потому что учитель на урок не явился и не, потому что ему пришлось срочно покинуть класс. Нет. Готов читал книгу.
Полные жизненной энергии восьмиклассники не могли вынести пытки: «сидеть молча» и время от времени нарушали тишину. В таких случаях Готов отрывался от чтения, пристально смотрел в глаза учащихся и монотонно медитативным голосом говорил: «Ти и и хо о».
– А что вы читаете? – спросил кто-то из глубины класса.
Готов посмотрел на название книги:
– Гипноз, практическое применение. Не мешайте.
– А зачем? – выпалил Никита Малышев и спрятался за спину впередисидящего одноклассника, чтобы учитель не определил, кто задал вопрос.
– Не прячься, Малышев. Думаешь, мне ничего не видно? – Готов встал и выгнулся, взявшись за поясницу. – Почему вы считаете, что все учителя болваны, ничего не видят, ничего не замечают? Мне отсюда все прекрасно видно. Что ты хотел спросить, Малышев?
– Зачем вы про гипноз читаете? – беспричинно улыбаясь, ученик прикрыл рот, из-за отсутствия нескольких передних зубов.
– Чтобы гипнотизировать, – ехидно ответил Готов.
– Кого?
– Корову! – бросил Готов. – Мозгами пораскинь. Кого я могу гипнотизировать, кроме людей? Тебя, например, Малышев, загипнотизирую и внушу, что ты немой. Молчать будешь на уроках, хоть какая-то польза.
Ребята захихикали. Готов сел на край стола.
– А если серьезно… сила гипноза - великая сила. Действуя непосредственно на подсознание, человеком можно всячески управлять. Веревки вить. Скажу вам по секрету, только никому не рассказывайте, некоторых учителей я уже загипнотизировал.
– Расскажите, кого вы загипнотизировали, – встрепенулись ребята.
– Тише, тише, – успокаивал Готов, – не кричите на всю школу. Хотите, чтоб все узнали? Я загипнотизировал Ермакову, по географии которая, и Кольцову… все запомнить не могу, то ли она студентка, то ли аспирантка… несущественно. В общем, я их в своих рабынь превратил. Звоню в любое время, приезжают, уборку делают, в магазин ходят, пищу готовят, песни поют а капелла и еще кое-что интересное делают, только я вам не скажу, молоды вы еще, женилки и замужевыходилки не выросли. На автобусах я больше не езжу, исключительно на такси. Под гипнозом водила хоть на край света…
– Врете вы всё! – резко сказала Света Ермакова, – Сестра ничего такого не рассказывала.
– Какая сестра? – растерянно спросил Готов. – А а, так значит Ермакова Вероничка твоя сестра? Как же я сразу не догадался? Ты же тоже Ермакова… м м м… вообще то похоже: такие же шаренки наглые и скулы. Поспешу огорчить тебя, Светочка, не вру я, не вру. Угораздило твою сестренку попасть в мои лапы и стать жертвой грязных помыслов. А молчит она, потому что стыдно признаться в содеянном. Шутка ли, рабыня самого Готова.
– Врете, врете! – чуть не плача, закричала девочка, – сами вы…
8-й «Б» был на редкость дружным классом. Ребята стали кричать, защищая Ермакову:
– Что вы к ней пристали?!
– Отстаньте от Светки!
– Что вы ее достаете?!
– Никакой вы не гипнотизер!
– Ничего вы не можете!
Готов подождал, пока реплики иссякнут и с недовольством, сказал:
– Ишь, раскудахтались адвокаты. Не понравилось, что учитель сказал? За живое задело? Плохой Готов! Плохой Рудольф Вениаминович! Не нравится никому! Да?! – переходя на повышенные тона, Готов изрядно жестикулировал. – Ну, давайте я уволюсь! Лады? Все согласны? Да, только я не уволюсь! Не надо так смотреть на меня. Я начал преподавать, когда вас всех еще в проекте не было. Я впервые сталкиваюсь с подобными выкрутасами. Мне прекрасно известно, какое удовольствие, какое неземное блаженство вы испытываете от того, что систематически, методично выводите меня из себя.
– Все равно вы не умеете гипнотизировать, – язвительно произнес Слава Бирюков, сидящий за одной партой со Светой Ермаковой. – Если бы умели, то давно бы нас загипнотизировали.
– А я дурачков не гипнотизирую, – нашелся Готов.
– Значит, не умеете.
– Умею, не переживай. А тебе я советую прикрыть ротовое отверстие.
– Все равно не умеете, – не унимался Бирюков. – Давайте поспорим.
– Кто спорит, тот экскрементов не стоит, – сдержано сказал Готов, – а доказать – докажу. Только при условии, что подопытным кроликом будешь ты. Согласен?
Бирюков кивнул. Готов подошел к ученику и коснулся ладонями его головы:
– Мне надо сосредоточиться. Делай все так как я буду тебе говорить. В течение сеанса я постараюсь избавить тебя от вредной привычки дерзить старшим.
– Хорошо, – согласился Бирюков.
Готов стал плавно водить руками вокруг головы гипнотизируемого и говорить низким потусторонним голосом.
– Расслабься. Сделай Глубокий вдох. Следи за моей рукой. Твои веки тяжелеют, они наливаются свинцом. Глаза невольно закрываются. Веки тяжелеют. Закрой глаза. Ты погружаешься в глубокий сон. Когда я досчитаю до пяти, ты полностью растворишься во сне. С каждой цифрой тебе будет становиться все теплее и теплее. 1… 2… 3… 4… 5… Спа-а-ать.
На цыпочках, отойдя от Бирюкова, довольный полученным результатом Готов шепотом поделился радостью с ребятами:
– Смотрите. Я как всегда оказался прав. Я его загипнотизировал. Надо было поспорить хотя бы на тысячу. Можно сейчас его заставить, что угодно делать. Лично я хотел бы…
– Лажа у вас получилась, Рудольф Вениаминович, – открыл глаза Бирюков. – Не умеете вы гипнотизировать.
Ученики засмеялись.
Готов словно сорвался с цепи: швырнул в стену стул, сдвинул стол, забаррикадировав им дверь, бросил на пол и в пыль растоптал мелок.
– Да, ты… ты… ты дурак просто, – заорал он на Бирюкова. – Тупорылые гипнозу не поддаются.