Часть 1
Белый дом
Пытаюсь засунуть руку в карман и пересчитать на ощупь деньги. Бескрайняя серая ткань пиджака, брюки, ну где же заветный карман? Ноги дрожат и начинают подгибаться. Глаза где-то на потолке. Душа медленно уходит в пятки – по венам, по нервам, может, по коже, но так, что ощущается каждый миллиметр её длинного пути.
Кармана всё нет. «И быть не может – подсказывает разум – Не может, потому что его не существует, нет его».
Кармана нет. Нет кармана, а значит бесполезно пытаться усмирить разволновавшиеся руки, которые уже нервно начинают ощупывать рубашку сидящего рядом Чемодана. Мужчины с чемоданом. «Им нужен карман» – говорю я, блуждая взглядом где-то среди потолочной плитки, безрезультатно поворачивая глаза в сторону Чемодана и теребя ногой отогнувшийся кусок линолеума. «Карман» – уже шёпотом в стену. В белую – стену.
А рядом белый стул, слева и ещё стул справа. А ещё отражение стула в зеркале напротив – всего четыре. И все белые.
Разум: «И чёрная дыра в голове».
А в руках уже зелёные в полосочку листы бумаги: сгибаются, сворачиваются и скручиваются, с огромной скоростью превращаясь в мусор.
Зеркало напротив начинает медленно отодвигаться от стены. Я уже не вижу в нём моего белого стула слева и белого стула справа. Вижу сияние и красные молнии. Ноги в такт зеркалу выпутываются из линолеума, подчинясь лёгкому жесту сияния и покачнувшейся в мою сторону молнии. Руки теребят листы, но ведут себя поистине прилично. Стена сомкнулась – белых стульев нет. Только красные молнии на белом столе, а стул обычный, деревянный, коричневый, с высокой спинкой, придерживающей ослабевший позвоночник. Разум молчит. Глаза – в небо, нарисованное на стене, ноги начинают обматывать ножки обыкновенного стула, а руки… левая бездыханно лежит на белом столе, изредка подёргивая одним из пальцев, а правая усиленно теребит вставшие на голове дыбом косички, одновременно обматывая жаркой кожей лоб. Глаза сияния блеснули в сторону моей скорченной фигуры, бережно погладили по вискам, бросили взгляд на белую прозрачную молнию и ушли вместе с хозяином. Сконцентрированный комок чувств, энергии из правого полушария медленно пополз вниз. Цель – рука. Моя левая рука. Тёплые электрические пульсации достигли безымянного пункта назначения и замерли, выжидательно наклонив палец в сторону. Ноги заканчивали третий оборот вокруг ножек обыкновенного стула, когда вернулись глаза и сияние, неся серебро. Размеренный пульс в пальце участился. Нарисованное на стене небо расплылось и начало переливаться осколками зеркала. Серебро метнулось, подскочило; пульсар замер и сжался. Глаза сияния жалостливо оглядывали мою поникшую голову, превращая и трансформируя белую молнию и ставя её в ряды красных.
За спиной раздвинулась стена, и вошёл Чемодан. Медленно плывёт, ещё не видя меня и моих рук, неразборчиво вычерчивающих перед носом окружности и восьмёрки, ища карман, чтобы пересчитать на ощупь деньги и отправить разум домой.
Часть 2
Небеса
А на небесах в это время решался вопрос: как починить лифт? Его ещё не отключили, но вероятность самопроизвольного выключения была слишком велика, поэтому на внеочередном съезде лифт был вопрос номер один.
- Непрерывное поступление гемоглобина на небеса обеспечивает деятельность всех наших органов, и первоочередной задачей съезда является не только урегулирование технической стороны проблемы, но и пересмотр всех программ, непосредственно уполномоченных за доставку ресурса и повышение его качества.
- Но есть одно «но». Мы не можем рассматривать все существующие программы, пока не починим лифт, а для этого необходимо его отключить хотя бы на пару дней, а это, в свою очередь, может привести к непредвиденным нарушениям. Требуется решение трибунала, чтобы провести профилактические меры, а это очень долго, и за это время нарушится активность всей нашей деятельности, следовательно, лифт надо отключить, несмотря на риск и протест со стороны некоторых членов заседания.
- Мы отключим лифт – и что дальше – донёсся голос из противоположного зала – отключатся всё, абсолютно всё, будет потеряна возможность совершать какие-либо перемещения и доставлять необходимые грузы. Вы всё это прекрасно понимаете, и всё же решительно предлагаете этот ошибочный путь. Мы погибнем, если лифт будет отключен. Мы погибнем мгновенно.
- А если лифт не отключить, мы будем погибать медленно, но в итоге всё равно умрём.
- Но у нас будет шанс придумать, как сделать ремонт без отключения
- Если немедленно не наладить доступ к гемоглобину, то в любом случае смерть будет мгновенна. Здесь нет речи о том, какая из них предпочтительнее. Нельзя доводить лифт до полного истощения. Мы приостановим всю деятельность и будем использовать запасы прошлых лет. Движение будет восстанавливаться в ночное время. Тем самым будет обеспечена минимальная жизненная норма, никто не умрёт, и появится время для всестороннего обновления и ремонта. Не стоит преувеличивать опасность. Мы держим ситуацию под контролем, лучшие программы в этой области занимаются разработками. Всё будет восстановлению в кратчайшие сроки. Объявляю чрезвычайный съезд зарытым, равно как и приказываю отключить лифт. У вас есть время, чтобы сделать последние на сегодняшний день транспортировки.
Часть 3
Лаборатория
Разум медленно откашлялся и пришёл в себя. Чемодана давно не было видно. Белых стен тоже. Я не могла понять, что произошло, и откуда взялась такая паника, но жёлтые лестницы, спускавшиеся с облаков, заставляли успокоиться. Даже руки спокойно покачивались вдоль тела. Ничто не предвещало беды. Всё было в порядке, и тёплое чувство радости, сливаясь с холодным мороженым, заполнило пустоту. Высотные дома удерживали лёгкий ветерок и создавали маленькие ураганчики из пакетов и обёрток. Зелёная, охраняемая законом лужайка около страшного здания с белыми стульями так мило и нарядно украшала неприглядную суть этого сооружения, что создавалось впечатление натуральности и свежести. Уже окрепшей походкой, с самой искренней и зубастой улыбкой на лице я отправилась в лабораторию. Чётырёхэтажное переплетение трехзначных чисел стимулирует работу лишь мозга, но никак не моих глаз, судорожно шныряющих с одной таблички на другую, пытаясь отыскать нужную. Но удача подстерегала меня лишь в самом дальнем конце коридора. Начался длительный процесс закачивания информации. Сначала 318 долго не хотел разрешать нам садиться. Его не устраивало то, что наши голоса были полны звука, энергии и смеха. «Долго я буду вас ещё ждать? – спросил 318 сам себя, ну и ответил тоже самому себе – На эти десять минут я задержу вас после окончания». И началось. Густые потоки смутно отделимой друг от друга информации по синусоидной кривой распространялись, исходя из окаймлённого усами рта – передатчика мозговых достижений. Они летали в пространстве, пока не находили жертву, и тогда приходилось сдаваться. Моей бедной руке пришлось воспользоваться пишущей палочкой. Положение становилось с каждой минутой всё безнадёжнее и безнадёжнее. Даже разум устал впитывать непонятные гуманитарному мозгу термины, и стал сопротивляться, в первую очередь, отдав распоряжение моей правой руке, которая с облегчением престала делать записи. Но просто так сидеть слишком опасно – это против Устава, и 318 может заметить, да и разум, забыв об атомной модели Томпсона, завертелся в поисках нового занятия. Я тоже не прочь что-нибудь поделать, поэтому даже не сопротивляюсь, когда рука пишет нелегитимную шифровку Мудрецу – соседке по несчастью. Очень экспрессивному образцу ума.
Разум: Ты в курсе, что 406 перенесла допрос по литературе на 20 июня?
Мудрец: Тем лучше в 100 раз
Разум: Согласна, очень удобно получается. Как настроение? У тебя извержение носа?
Мудрец: Жуть. Вчера, думала (да ещё в среду), заболела от нервов. Как ты думаешь, из-за чего? Из-за биологии.
Разум: На самом деле, противно. Мне вот тоже вчера плохо было, в основном из-за МХК (ненавижу несправедливость). А что тебе на твою «4» по биологии сказали? Это не из-за неё?
Мудрец: Не-ет. Честно говоря, когда я ей это, вся расклеенная и расстроенная, сказала, она меня не стала ругать. А вчера вообще сказала, что хотела меня пожалеть и поругать 412, но сдержалась, чтобы я «сделала выводы» (т.е., надо было работать в полугодии).
Вынужденная пауза в нашем чрезвычайно занимательном разговоре. 318 информирует нас вне темы о якобы нависшей над всем миром ядерной опасности. Ну, понятно, конечно, что это серьёзно, но всё же сейчас так хорошо и светло, зачем же сгущать краски? Мои глаза смотрят на небо и прощают все мыслимые и немыслимые наказания, и даже бесконечную болтовню о Боре, о том, как его спасали, и как он закристаллизовался в самолёте, и как потом оттаивал. В общем, всё прощаю. Слишком уж долго он тут говорит – мой стул начинает медленно раскачиваться в такт звуковым колебаниям, хоть как-то отвлекая разум от занудности.
Мудрец: А я хочу жить, как живу, насчёт ядерных бомб думать не хочу – нервы трепать не хочу. Я знаю, что всего много было: 2000 – «Курск», 2001 – 11.09 США, 2002 – атипичная пневмония, Ирак, 2004 – 2005 – Норд-Ост, ядерный запас, нефть, Бен Ладен и т.д. и т.п. Ну и что? Одеться в рубище и идти на кладбище? Нам 16-17 лет!!!
Разум: Думать и понимать нужно, но и всего лишь, а вот сходить с ума и переживать? И так всяких новостей полно. Спокойствие и только спокойствие («Мой животик тёплый…у-у…мой лобик прохладен…у-у…я спокойна…»)
Мудрец: Да-да!… А Мускул твой с Микроскопом вчера на одном из компьютеров ввёл бегущую строку (когда к включённому компу долго не прикасаться, через определённое время идёт заставка – бегущая строка). Так они тако-ое написали! Не помню точно, но помню, что кончается чем-то нецензурным!
Разум: Это всё Микроскоп, а Мускул – хороший. Он меня вчера успокоил и рассмешил. Даже не ожидала такой поддержки от него. Вот. А это всё Микроскоп, Микроскоп…
Мудрец: Ой-ой-ой, вот только не надо, он мне с таким восторгом показывал ту надпись!
Разум: Ой-ой-ой, вот только не надо, он мне с таким участием писал ту SMS!!!
Сейчас начнутся вопросы, мой язык явно не к месту приставлен, хотя причём тут язык, пишет-то рука. Ах, рука, рука. Подводит меня уже который раз…
Мудрец: Какую SMS?
Смотри-ка, как заинтересовалась.
Разум: Я же говорила, что плохо было, в окно хотела выпрыгнуть – вот – я ему об этом и написала, а он ответил.
Внезапно затуманенный от обилия информации воздух распался на мелкие кубики и рассыпался по полу. Мы прощаемся с 318. Покидаем пространство со светло-зелёным стенами и непонятными флюидами, видимо, тлеет дух Ньютона.
Тёмно-красный вихрь ворвался в сине-голубое пространство и заполнил его правильными треугольниками, призмами. Такая форма легко усваивается моим разумом, которому никогда не бывает скучно в присутствии 315. Жаркий, но всё же очень лёгкий воздух перекрывал дыхание. Это была просто поистине летняя погода. Хотелось запомнить этот день надолго. Воздух впитывал информацию, но почему-то в этот раз всё было знакомо, и интерес таял с каждой минутой всё быстрее и стремительнее. Что-то сегодня тянет на незаконные действия.
Разум: Что бы такое сделать, чтобы не пожалеть об этом дне? Сегодня последнее 30 апреля в лаборатории.
Мудрец: А во вторник будет последнее 3 мая в лаборатории… Но если очень кипит… Ну подойди к Мускулу и утащи его гулять по весенним улицам!
Разум: Он не утащится! Но кипит очень…
Мудрец: Утащи. Пиши шифровку! Ты сегодня классно выглядишь, он должен утащиться!
Комплимент мне сделала, но я не верю чего-то. Ну, может, верю, конечно, но что ж так прямо, вроде как обычно выгляжу, ничего особенного, а тут… А, вообще-то, почему бы и нет.
Разум: Может, прямо написать (заодно реакцию проверю).
Мудрец: Что?
Разум: Я точно сошла с ума!
Мудрец: Только в 17 лет и можно действительно сойти с ума – а потом когда?
Разум: Знаешь, а мне это надо? Сама не знаю. Не дай бог, он мне испортит настроение сегодня!!!
А теперь сочиняю шифровку. Толкает меня. Ну, можно и спасибо сказать. Так-так. Вот что получилось:
«Мускульчик! Пойдешь гулять после уроков (со мной)? Отговорки типа «занят» – не принимаются».
А Мудрецу понравилось. Посмотрим, посмотрим. Надеюсь, 315 не заметит – не хочется портить настроение. Пару слов о 315: бешено-сияющая аура в сочетании с ангельской улыбкой и строгостью самого 318.
Моя шифровка, видимо, уже у Мускула, а он сидит прямо перед 315. Для него это больший риск, чем для меня. Ответит или нет? В любом случае день начинался нервно, в конце концов, если уж всё будет плохо – просто сорвусь.
Неужели? Он всё-таки что-то написал.
Мускул: «Когда? Сразу после окончания?»
Господи, что за глупые вопросы? Мне же опять придётся передавать через всё пространство – все уже недовольно смотрят, но, однако, без всяких улыбок. Видимо, Мускул и я вызываем общую ассоциацию.
Часть 4
Esperanza
Хрустящие кусочки счастья заполняют сознание – он рядом. Mi amigo. Estoy durmiendo. Асфальт, похожий на застывшую манную крупу, мелькает перед глазами, безнадёжно пытающимися оторваться от земли и посмотреть на Мускула. Но без участия Разума здесь не обойтись. Я хочу видеть его глаза, а рука хочет держать его руку. А так всё просто не интересно. Ноги идут, не замечая луж и пыли, скорее, пыли, а не луж. Произвольная улыбка направлена в землю, нежность – в собственное сердце. И долго будет так продолжаться? Разум не поддерживает всю эту глупую прогулку и самодовольно отмечает, что мы уже дважды прошли мимо одного и того же здания, а ещё, что он идёт слишком быстро, и что вообще я веду себя глупо, и надеяться не на что. Но мне не важно, что болтает мой разум с вершины своего самовлюблённого сознания. У меня есть руки, которые сегодня себя уже не раз проявили, и, я так понимаю, решили не оставаться безучастными и сейчас. Красный сменил зелёный, и дребезжащая железная глыба покатила вперёд – прямо на нас. Дикий страх перед транспортом, ужас поднимается к лицу, руки цепляются за талию Мускула. Идеально! Теперь мы идём уже взявшись за ручки, в третий раз огибая построенное в хрущёвские времена здание – хрустящие кусочки счастья заполняют сознание – он рядом, mi amigo. Estoy durniendo. Чёрная змейка пролетела над головами и упала где-то сзади. Голоса сливаются с гуденьем проводов и скрипов колёс. Остановка. Он просто запихивает меня в троллейбус. Уже качаюсь на поручне и веду уставший разум домой. Помню лишь, как медленно расцеплялись наши руки, переплетённые пальцы. Ощущение потери и недосказанности. Невозможность остановить заходящие в транспорт ноги и желание не потерять это тепло. El amor se pascaba – reute ami.
По дорожке беззаботно бегут муравьи. Беззаботно. Не зная, что мне больно.
Часть 5
Освобождение
А небеса слились с разумом. Обморок сознания был недолгим. Лифт не пришлось чинить. Кислород медленно, с чувством наполнял поникшие клеточки мозга. Зелёная трава приветливо покачивалась и манила свежестью. Ветерок всё так же создавал ураганчики. Я всё это видела, но не могла вспомнить, когда, где я, и вообще, что происходит, и что произошло. Белая ниточка дыма протянулась высоко-высоко в небе – пролетел самолёт. Как обычно, загадываю желание, которое я загадываю каждый раз, которое не знает никто. Это моя большая тайна. Ещё не понимая, что кто-то держит меня за руку, пытаюсь встать. Но увидев тёмные глаза…
- Как ты? (голос, который я узнаю даже во сне…)
- Я… а что?
- Ты же лежала здесь, без сознания…
Он сказал, что без сознания. Странно. Странно то, что прошёл целый день, а всё ещё полдень, и Солнце палит как в пустыне. Но ведь всё же было…
- Кэт?..
Я слышала этот голос много раз и всегда думала о нём, как о единственном, единственном и неповторимом. Именно так. Пусть пауза затянулась, пусть я смотрю в землю отречённо и пусто, пусть не замечаю никого. Он должен понять. Ведь так? И я столько раз просила не выбрасывать в воздух самые тёплые воспоминания, а ещё столько раз напоминала о себе. И теперь всё так, как надо. Но странно. Странно то, что мы молчим, и я не взгляну на него даже в последний раз, не смогу.
- Я пойду, ладно? Кэт, я пойду? Тебе лучше, ты дойдёшь до остановки? Я пошёл…
Каждый шаг – как упавшая на пол ваза. Вдребезги. И тёплое чувство свободы, сливаясь с холодным мороженым, открывало глаза…
А с неба падал Свет.
17 июня 2005 года