КИТЫ
Северные речки, как те, которые впадают в Северный Ледовитый океан, так и те, которые впадают в Берингово море, обладают очень своенравным характером. Особенно это проявляется в местах впадения этих речек в море. Течет, течет себе маленькая реченька по равнинным берегам тундры, а на подходе к морскому берегу начинает свои выкрутасы. То течет вдоль берега несколько километров, как будто не хочет прощаться с землей и отдаваться соленым волнам, то виляет между песчаными дюнами берега, выписывая зигзаги, достойные сравнения их с горным серпантином. Наконец, будто ей надоедает ползти по земле, она прорывает песчаную полосу, отделяющую реку от моря, и вливается одним или несколькими рукавами в огромную массу морской воды.
Вот в этом месте и начинается бар реки. Пресные воды речки, сталкиваясь с морскими прибрежными течениями, волнением открытого моря, неровностями морского дна в месте впадения, создает, иногда, непреодолимое препятствие даже для малых судов и плоскодонных барж, на которых завозятся основные грузы в поселки, расположенные на берегах таких речек. Но, даже если проход в речку и существует, найти его очень трудно. Каждый год, в половодье или при сильном шторме проход может переместиться, образоваться в совершенно новом месте, иногда в нескольких сотнях метров от старого, а на месте старого прохода будут стоять песчаные холмы намытой штормом земли или песка.
На побережье Чукотки живут эскимосы. Поселки у них современные, но нравы, как были, так и остаются первобытными. Как и раньше, они очень любят мясо морского зверя, но, если их предки - рыбаки выходили на добычу морского зверя на своих вельботах, то теперь им даже этого делать не нужно. Вдоль всего побережья все лето ходил в то время китобоец «Звездный». Он и снабжал эскимосов из прибрежных поселков китовым мясом. Это было даже во время полного запрета на китобойный промысел во всем мире. Забивая кита в море, китобоец подходил к берегу, а дальше, уже с помощью вельбота и тракторов, кита вытаскивали на берег, и начинался праздник, после которого на берегу оставались только огромные позвонки кита. Мне пришлось побывать в одном из таких мест. Весь берег был усеян ребрами и позвонками, выбеленными временем и солеными ветрами, на некоторых из них можно было даже сидеть, как на табуретках.
И вот в таких устьях в основном и паслись киты – кашалоты. Они охотились за красной рыбой. Во время хода лососевых, все море в районе баров северных речек покрывается фонтанами охотящихся китов.
Стоянка в Хатырке затягивалась. Постоянная зыбь со стороны моря, мелководье на баре и в самой речке, из-за которой баржи ходили с половиной загрузки, все это удлиняло стоянку и рейс. Благо то, что, привезя «коровьего одиссея», мы обеспечили себя на все время стоянки свежим молоком, но с другой питьевой жидкостью, водой, было совсем плохо. Питьевая давалась только на камбуз, для готовки пищи, а мытьевая вода включалась один раз в неделю для каждой смены.
Настроение у членов экипажа тоже ухудшалась с каждым днем стоянки. Заработок от самовыгрузки угля оставался прежним, а время рейса удлинялось до бесконечности. Началась хандра. Доктор, молодой парень, которого я оставил в своей бригаде, пришел как-то на мостик и сказал:
- Палыч, ты меня переведи в рабочую бригаду на берег. Не могу я уже здесь находиться. Тоска, работы мало, качает постоянно. Там хоть по берегу похожу.
- Слушай, док, ты не представляешь на что напрашива - ешься. Это сейчас, когда разгрузка идет ни шатко, ни валко, на берегу прохлаждаются, а когда погода установится, там такое начнется. Поверь моему опыту. Ноги будешь еле волочить после смены, – попытался вразумить я.
- Да что я слабосильный что ли? – возмутился молодой человек.
Он действительно недавно окончил институт, где занимался спортом и выглядел довольно развитым в физическом отношении человеком.
Ну, что ж, тебе решать, - хитро ответил я, - мне все равно кто будет здесь руками махать лебедчику, а кто будет на берегу по пояс в воде тросы на баржу заносить и корыта с углем на горке переворачивать. С завтрашнего дня и перейдешь в береговую бригаду.
Как по пророчеству, на следующий день погода установилась, и выгрузка, продвигавшаяся как змея в холодное время, резко ускорилась. Народ повеселел. Еще пару таких дней и можно прощаться с Хатыркой и переходить в другое место выгрузки.
Вечером, после окончания смены, втянувшиеся в работу моряки, поужинав, приходили в столовую команды посмотреть очередной надоевший всем за время рейса фильм. Я тоже пошел.
- А где наш доблестный доктор? – спросил я кого-то из береговой смены.
Вся смена громко захохотала.
- Да, в каюте он. Даже на ужин не пришел. Сразу спать пошел. – Посмеиваясь ответили мне.
- Пойду-ка я, посмотрю как он там.
Выйдя из столовой и спустившись по трапу на палубу, где находилась каюта доктора, я увидел лежащую на полу каску, через несколько шагов мне встретился его спасательный жилет, далее по порядку лежали: телогрейка, шарф, болотные сапоги, ватные штаны. Около приоткрытой двери каюты валялись портянки. Заглянув в каюту, я увидел одетого доктора, лежащего на полу каюты и храпевшего, что называется, во всю ивановскую.
«Да, тяжела шапка Мономаха». - Подумал я, тихонько прикрывая дверь.
Только на третий день доктор смог пересилить свою усталость и прийти на ужин.
После нескольких дней хорошей погоды, волнение на море снова поднялось, выгрузка замедлилась, настроение ухудшилось. Утром в субботу я, как обычно, сменил капитана на мостике и отправил на очередной барже с углем береговую команду на работу. Эта же баржа должна была привезти на борт предыдущую смену. Из-за плохой погоды, вторую баржу не загружали, и она болталась на волнах около борта судна. Экипаж скучал на мостике, за исключением моториста, оставленного на барже на всякий случай. Время подходило уже к 11 часам, по идее баржа должна была уже давно возвратиться, но ее все не было. По радиосвязи я неоднократно пытался связаться со старшиной баржи, ушедшей на берег, но никто на мои вызовы не отвечал. Все на мостике, как обычно, высказывали предположения одно мрачнее другого. Кто-то даже предположил, что баржа в реке села на мель, затопила машинное отделение и теперь кукует без электричества, под дождиком.
Надо было предпринимать какое-то решение, а решение то было одно. Надо идти на второй барже на берег и смотреть, что же там случилось.
Позвонив капитану и выслушав его невольную, со сна, отповедь по поводу разгильдяев - бригадиров, я обрисовал ситуацию и попросил его подняться на мостик. Сам же послал старшину баржи готовить плавсредство к отходу. Через пять минут, спустившись по штормтрапу на баржу, мы отошли от борта и двинулись в сторону бара речки.
По всем инструкциям, при прохождении бара все находящиеся на борту люди должны надевать спасательные пояса и находиться либо на верхней палубе, либо в рубке с открытыми дверями. Крикнув мотористу, чтобы он вылезал из машинного отделения, помощник механика, он же старшина баржи Виталик, вырулил на середину фарватера бара. Моторист вылез из люка, ворча на непогоду, одел поверх спасательного жилета дождевик с капюшоном и вышел на палубу перед рубкой.
Уже на подходе к бару, мы со старшиной заметили, что вдоль борта, не небольшой глубине скользит огромная туша кашалота. Киты и раньше попадались в этих местах, но так близко мне не приходилось их видеть. Огромная туша, по размерам сравнимая с самой баржой скользила в воде всего в паре метров от борта, над которым склонился моторист. Мы ничего не успели предпринять. Кит вынырнул и выдохнул через дыхательное отверстие фонтан воды смешанной с воздухом. Никогда бы не подумал, что на море, с его свежими ветрами, солоноватым воздухом, может сосуществовать такая вонь. У нас от резкого запаха защипало в глазах, и потекли слезы, но больше всего досталось, стоявшему у борта, мотористу. Фонтан пришелся ему прямо под капюшон. От неожиданности он отпрянул от борта и рухнул на палубу.
- Слава богу, что палуба баржи пустая, а то бы поломался, - с облегчением подумал я.
Кит ушел под воду, а моторист так и остался лежать.
- Неужели ударился? – спросил я Виталика. – Ну-ка пойди, посмотри, что с ним, - попросил я его, перехватывая штурвал руками.
Виталик, не долго думая, выскочил из рубки и спустился на грузовую палубу. Откинув капюшон плаща, он проверил дыхание и крикнул:
- Вроде дышит, ни шишек, ни крови нет.
- Ты его по щекам похлопай, он, наверное, сознание потерял от газовой атаки. Если уж у нас так воняло, то, представляешь, что было у него. – Сказал я, посмеиваясь про себя.
Тот похлопал по щекам моториста, приподнял его и прислонил в сидячем положении к борту баржи. Моторист похлопал веками и открыл очумевшие глаза.
- Что это было? – спросил он. – Откуда такая вонища?
- Это тебе кашалот удружил, - со смехом прокомментировал Виталик. - Он тебе фонтан пустил прямо в лицо, ты сразу с копыт и свалился. А что ты хочешь? Они ведь зубы не чистят колгейтом, да и кариес у него, наверное, в последней стадии.
Мы уже вышли на бар, и старшина Виталик заскочил в рубку, к штурвалу, оставив своего напарника лежащим на палубе и пытающимся продышаться свежим воздухом. Благо, ветерок был свежим, и запах над баржей быстро разошелся.
Так, подшучивая над мотористом, мы прошли бар и начали подниматься по мелководной речке Хатырке вверх по течению. Волнение прекратилось, как только мы зашли в устье, но накрапывающий мелкий дождик не давал радоваться, да и впереди ждала нас неизвестность.
- Слушай Виталик, а какой сегодня день недели,- спросил я у старшины.
- Да, вроде бы суббота, - не отвлекаясь от штурвала, ответил он.
- Ну, все! Я понял, что там случилось, на берегу! – Воскликнул я.
- Ну и что же? – меланхолично спросил Виталик, продолжая крутить штурвал.
- Ты знаешь, что такое суббота в чукотском поселке?
- Откуда, я ведь первый рейс, раньше никогда на Чукотке не был. Только в этом году училище закончил. – Не очень заинтересованно сказал он.
- В субботу на всей Чукотке - праздник. Это единственный день в неделе, когда в чукотских поселках выдавали водку. Делали это очень интересно. В магазине водку начинали выдавать после двух часов дня. Продавали ее по одной бутылке в одни руки и только по предъявлении билета из поселковой бани, – начал я свою лекцию.
- Чукчей и эскимосов на Чукотке кто только не приучал к цивилизации. Советская власть много дала им в отношении образования, медицины, но еще и начала строить вполне современные поселки, в которые сгоняла мелкие поселения чукчей и эскимосов, заставляя их жить в благоустроенных домах. Много средств было положено на алтарь цивилизации, но местные жители, даже переехав в поселки, ставили яранги во дворе дома, а дома использовали в качестве хранилищ для своих припасов. Единственное, что приняли и чукчи и эскимосы – это огненная вода. К ней их начали приучать американцы, добывавшие здесь морского и пушного зверя, потом русские промышленники, которые за разведенный спирт скупали пушнину. Советская власть начала бороться с поголовным спаиванием целых народов и, к восьмидесятым годам, пришла к таким вот мерам борьбы.
Билеты в бане тоже давали только в руки человека, которых уже выходил из нее. Вернее не давали, а ставили отметку о помывке данного гражданина. Так жители в баню ходили семьями, ведя за руки, неся на руках малолетних и немощных стариков, и, сразу из бани, направлялись в магазин. Вся нормальная жизнь в поселке замирала полностью. В одном поселке в такой день мне довелось встретить только одного трезвого человека, это был солдат, приехавший на побывку после полутора лет, проведенных в армии. Он еще не отошел от трезвой солдатской службы и, по инерции, не пил.
Наши, наверное, тоже добрались до водки и сейчас все спят на берегу, как говорится, без задних ног, – продолжал я.
- Так ведь водку-то дают после двух, - уже заинтересованно спросил Виталик, - да и денег у них кот наплакал.
- За деньгами они кого-нибудь ночью могли прислать, да и наша бригада, выезжая на берег, о чем-то шушукалась у трапа. Наверно, слухи и к ним пришли. – Ответил я ему.
Так, за малозначащим трепом, мы подошли к месту выгрузки угля, которое находилось на пологом берегу речки в паре километров от самого поселка. Там возвышалась огромная куча угля, наросшая за все предыдущие навигации. Поселок не успевал за зиму сжечь столько. На берегу виднелся большой костер, в котором горели плавник и куски угля. Костер этот, как я знал, не затухал все время выгрузки. Неподалеку от костра, на шестах, был натянут чехол от спасательной шлюпки, прикрывающий работников от непогоды. Под этим пологом, вповалку лежали обе наши смены и спали, как убитые.
А на некотором удалении от костра, по кругу, еле слышно урча мощным двигателем, двигался трактор С-100. Махина, весом десять тонн. На левом рычаге, пристроив голову на рукавице, дремал тракторист, Николай Корытов. Он пришел на судно перед отходом во Владивостоке, толком о нем ничего не знали. Был обычным проштрафившимся мотористом, списанным в каботажное плавание.
Вид трактора, двигавшегося вокруг спящих людей, сначала привел меня в полный ступор. Потом я очнулся и громким шепотом скомандовал Виталику:
- За мной!
Спрыгнув на берег, мы побежали в сторону костра и трактора, продолжавшего свой смертоносный вираж. На ходу я давал инструкцию старшине баржи.
- Виталик, ты только не спугни его, а то он с перепугу газанет и поедет в сторону ребят. Ты потихоньку запрыгни в кабину, заглуши двигатель, а уж потом делай с ним все, что хочешь.
Он так и сделал. Подбежал к ползущему трактору, запрыгнул на гусеницу, сбросил газ до полной остановки двигателя, а потом, взяв за грудки так и не проснувшегося тракториста, выкинул его из трактора. Хорошо хоть прибрежный песок смягчил удар, и Коля не пострадал.
Кое-как растолкав бригады, с помощью наиболее трезвых работников, мы загрузили обе баржи живым грузом и пошли в сторону, стоящего на рейде, судна. Разбор полетов устраивали уже на следующий день, тем более, что штормовая погода не давала продолжать выгрузку.
Оказалось, что ночная смена договорилась с продавщицей магазина и доставила ей к дому и магазину несколько волокуш с углем. В знак благодарности она разрешила нашим ребятам отовариться у нее в магазине. Так как на судне во время рейса царил сухой закон, то все и решили разговеться, сгоняли на судно за деньгами, да и следующую смену предупредили. И устроили грандиозную пьянку на берегу, чуть не кончившуюся трагически. Николая списали сразу. после прихода в Провидение, кое-кого лишили премии, у кого-то добавились выговоры в личном деле, но особенно раздувать это дело не стали.
Зато перед всеми следующими выгрузками в маленьких поселках капитан обязал меня договариваться с председателями колхозов и продавцами магазинов не отпускать спиртное членам экипажа, чтобы такого не повторялось.
17.02.2007 года