Много чего испытал в своей жизни Иван Фёдорович, много чего из этого рассказывал нам, своим товарищам по работе. Вот ещё одна из его историй…
После войны Иван Фёдорович был назначен командиром отдельной Чукотской авиагруппы. Это уже была не военная авиация, но и не ГВФ. Группа входила в состав «Главсверморпути». (Была такая организация на правах министерства). И в тот период в Чукотской авиагруппе воинские звания сохранялись. Среди служивших там летчиков было много испанцев, из числа тех, кто в 1936-39 гг. воевали против Франко, а потом были вынуждены покинуть Испанию и уехать в СССР. Потом эти испанские лётчики служили в советской авиации, воевали с немцами, после войны продолжали работать в различных авиационных подразделения Союза.
И вот наступил момент, когда генерал Франко разрешил большинству политических эмигрантов вернуться в Испанию, обещая им амнистию. Любовь к Родине, тоска по родным и близким заставляли многих эмигрантов-испанцев стремиться домой, в Испанию. Сталинская политика, естественно, всячески препятствовала этому. В результате участились случаи нелегального ухода (бегства) испанцев из СССР. Появились и случаи нелегального перелета границы самолетов, управляемых летчиками-испанцами. В ответ на это были приняты типичные для того времени меры: всех летчиков-испанцев на неопределённое время отстранили от полетов, а тех, у кого было хоть малейшее пятнышко в биографии (типа: был сбит над территорией противника...) вообще отчислили из авиации. При этом никаких официальных объяснений или претензий лётчикам не предъявлялось. По телефону приказали командиру: не давать им летать и все! Вот и Ивану Фёдоровичу по телефону было приказано: отстранить испанцев от полетов. Временно. А на какое время?
Время проходит, летчики не летают, соответственно не получают денег и так далее. Да и вообще, что такое летчик без полетов? Естественно, они идут к своему командиру: «За что?.. Что случилось?..»
А командир и ответить ничего не может. Шила в мешке не утаишь, слухами земля полна. Понятна испанцам суть дела. Понятно и то, что так жить нельзя. Уж либо пусть разрешат уехать домой тем, кто
этого очень хочет, либо не подозревают всех подряд и дадут возможность работать. Тем более, что от Чукотки до Испании не близко.
И решили они написать письмо Молотову. Почему именно Молотову, а не Сталину или Берии? Не знаю, и теперь уж вряд ли кто узнает. Видимо они решили, что этот важный вопрос в компетенции
министра иностранных дел. И повез это письмо в Москву сам Иван Фёдорович. Приехал в Москву, а как быть дальше? Сначала думал отдать в приемную Кремля. Да знающие люди отсоветовали - бесполезно, не дойдет до Молотова такое письмо, а попадёт скорее всего в МГБ. Иван Фёдорович не знал что предпринять.
Помог случай. Намечался праздничный прием писателей-фронтовиков и там, по слухам, должна была быть жена Молотова. Где уж тот прием должен был происходить – не помню. То ли в Доме Союзов, то ли в Кремле... не это важно. Суть в том, что туда был приглашён один бывший летчик-фронтовик, Герой Советского Союза, ставший писателем после войны. Фамилию писателя я помню неуверенно, кажется Семенихин, (далее буду называть его С). Иван Федорович был с ним хорошо знаком, и С., узнав проблему, сам вызвался помочь в этом непростом деле. Собственно ему и принадлежал план: после торжественной части приема под каким-либо предлогом заговорить с женой Молотова и передать письмо.
И этот план был блестяще реализован, даже с некоторым оттенком романтического авантюризма. Писатель С. пригласил жену Молотова на танец и в танце попросил ее об одолжении: принять письмо для Молотова от чукотских летчиков. И жена Молотова согласилась!
Далее события развивались, как в детективе.
Ночь. Иван Фёдорович спит в своём номере в гостинице. Среди ночи звонок по телефону:
“С вами говорит старший следователь Госбезопасности подполковник такой-то! Срочно выходите, у подъезда вас ждет наша машина и офицер...!” Гудок...
Иван Фёдорович так живо описывал этот эпизод, что у меня описываемая сцена буквально стоит перед глазами. И.Ф. человек отнюдь не робкий, но сначала он растерялся: если это арест, то пришли бы в номер. А если это провокация или ещё что-то? Не похоже. Взявшись привезти крамольное, по сути, письмо он понимал, что последствия могут быть какими угодно.
Он оделся, вышел на улицу. Черная машина стоит там, где сказано.
Офицер сам открыл дверцу: садитесь! От гостиницы до Лубянки две-три минуты езды. Еще пять минут, и командир Чукотской авиагруппы полковник Липинский стоит в кабинете следователя. Эти кабинеты описаны в мемуарах и романах много раз, и тем не менее: серые стены, стол, над столом портрет Сталина, за столом сидит подполковник МГБ, настольная лампа светит в сторону входящего. Присесть полковнику ночной следователь не предлагает, да и стула для посетителей в кабинете почему-то нет, лишь табурет в углу.
И пошло-поехало... Типа: «Кто тебя надоумил защищать потенциальных врагов советской власти?! Как посмел….» и т.д. и т.п. Сначала Иван Фёдорович попытался в нормальном тоне объяснить суть дела. Это только подогрело и без того взвинченного следователя. Посыпались обычные в таких местах брань вперемешку с нелепыми обвинениями. И тут Иван Фёдорович (по его словам) проснулся! Именно проснулся. В нем все закипело: “Предъявите мне ордер на арест!” – говорит он ледяным голосом.
“До этого еще не дошло”, – отвечает следователь.
“Тогда почему вы, офицер, младший по званию, позволяете себе сидеть в присутствии старшего офицера! Встать! Смирно!”
От неожиданности подполковник вскочил и вытянулся. Правда, это длилось секунду. Он пришел в себя, разразился дикой площадной бранью и почему-то (сдуру, верно) завопил, что сейчас же позвонит начальнику Ивана Фёдоровича и добьется, чтобы строптивого полковника сняли с должности и разжаловали.
“Кто твой начальник?” – визжал следователь...
...А подчинялся Иван Федорович, как командир отдельной Чукотской авиагруппы непосредственно начальнику Главного Северного Морского пути, коим был тогда незабвенный и легендарный академик Отто Юльевич Шмидт. О чем и был немедленно осведомлен следователь. И этот дурак, действительно, среди ночи дозвонился до академика и начал плести ему о "почти враге народа", свившим себе теплое гнездышко под крылом у прославленного, но небдительного полярника-академика. Куда спросонок послал академик следователя история умалчивает; просто помрачневший и притихший следователь буркнул Ивану Фёдоровичу: “Вы свободны”.
Далее последовал краткий диалог:
– Машина будет?
– Пешком дойдешь! …
....................
История с летчиками-испанцами отдельной Чукотской авиагруппы закончилась для того времени весьма благополучно. Особенно если учесть, что одно из главных лиц этой драмы, жена Молотова, была вскоре арестована. Письмо же, видимо, она успела отдать Молотову. Но уже никто не узнает, как и почему этот вопрос решился для чукотских испанцев и их командира почти положительно: большинство летчиков-испанцев, (у которых в боевой биографии не было "досадных мелочей"), была возвращена в строй.