Моя Мадонна

Тамара Цацанашвили
“Ты тоже не любишь это неловкое молчание?” (c)

 Она сидела, прямо напротив меня, а я не верил своему счастью. Долговязый студент, в квадратных очках, в аккуратно выглаженной белоснежной рубашке, что само по себе уже никак не вяжется с моим, мягко говоря, ушлепным выражением лица. Единственным плюсом была, пожалуй, моя бесспорная эрудированность практически во всех интересующих ее, и не интересующих тоже, темах. Быть может, я и не лучший кандидат для романтических историй, но и во мне все бурлит и кипит. И вот она здесь, рядом, напротив, так близко, что я даже могу дотронуться до ее руки, плеча, взгляда..
 И все же я до сих пор недоумевал, почему же она решилась встретиться со мной? Скорее от безысходности или из чисто женского любопытства. В свиданиях вслепую все же есть своя прелесть. Для ущербной стороны. И пусть вас не очень шокирует моя самокритика и столь вопиющий негатив к себе же самому. То - не напрасно. Есть факт, и впитанный буквально всеми фибрами души исключительно положительный заряд от ЕЕ присутствия, в миллионы раз, покрывающий все издержки связанные с моим, довольно убогим видом. Странно, но доселе слывущий молчуном и отшельником, практически белой вороной, я даже на минуту не мог остановиться, признаться, большей частью боясь того, что она, утомившись, прогонит меня прочь. Я торопливо пересказывал ей всю свою жизнь, красочно описывал события, происходившие со мной до встречи с ней. Сбиваясь и краснея, и вовсе не от Шато (...) Бордо, я вдохновлено доносил до нее исключительную важность нашей встречи. Нелепо ли? Выворачивать всю глубину своих чувств, так пыжится, одновременно, не смея надеяться и на долю взаимности. Хотя местами, надежда на обратную связь несуществующей лав-стори все же проскальзывала. А вдруг? Один из тысячи? Но, как было как-то сказано одной прекрасной героиней одного комедийного, почти шедевра, - Скорее, один из миллиарда. Но шанс то все-таки есть!
 И все же, ее я не понимал однозначно. Толи она игриво улыбалась, маня и завлекая, толи подсмеивалась над стыдным альтом дрожащего голоса и неуклюжими руками-мельницами. А порой она, боясь прослыть ветреной, вдруг нарочито смущалась и деланно хмурила брови, спуская меня с небес на землю и словно заставляя в моменте, припомнить каждый мой прыщик.
 А я все равно смотрел на нее и восхищался. Как восхищались ею до меня. Как будут восхищаться после. О, Мона-Лиза! Моя Мадонна! Спасибо Леонардо, гений Ренессанса! Ты подарил возможность быть с ней, даже нищим.