"...А ветер на берегу стонал и плакал,
как ребенок, надрывая душу..."
(Жоржи Амаду "Капитаны песка")
************
…По весенней, залитой солнцем улице, в припрыжку шёл рыжий кот. Прикрученными к подошвам, металлическими набойками он отстукивал звонкий ритм назойливо прицепившейся к нему с самого утра музыкальной миниатюрки. Постоянно развязывающиеся шнурки, то и дело обрывали эту мелодию. И это могло сильно испортить настроение. Что и произошло. Когда в очередной раз правый коричневый башмак развязался, кот наступил на шнурок и упал. От ноющей в лапе боли, кот присел на паребрик, опустил голову вниз и тихо заплакал. Прозрачная слезинка, сорвавшись с его рыжеватых усов, соленой каплей устремилась вниз и разбилась о левый носок порвавшегося желтого башмака.
В булочной, что находилась через дорогу напротив, сопровождаемая переливным звучанием китайских колокольчиков, отворилась стеклянная дверь. Из неё вышел низенький паренёк. На животе, которого красовался до краев заполненный свежими булками, пироженными, крекерами, кексами и ватрушками деревянный лоток. Черный плетеный ремень, переброшенный через левое плечо, удерживающий это временное вместилище всяких вкусностей, в такт каждому шагу напрягал свои веревочные жилы, что бы только не дать дразняще пахнущим пышкам упасть на мостовую.
Кот открыл заплаканные глаза. На выложенной серыми булыжниками дороге он увидел синие, с тремя белыми полосками, кеды. Медленно поднимая глаза, перед взором появились загорелые ноги и джинсы, с обрезанными, на манер шорт, чуть выше колен штанинами. Нижний обрез пятнистой футболки, целая гора источающих аромат печенных изысков. Белобрысый мальчуган озорно смотрел на кота с верху вниз. Коту стало еще грустней. Он вспомнил как когда-то он и сам работал в кондитерской лавке. Как научился и впервые сам испек французские круасаны. А шеф повар похвалил его перед всеми. Как самого способного ученика и помощника. Он уже почти запустил лапу в левый внутренний карман, белого как снег пиджака, чтобы достать от туда носовой платок, как все то же мальчуган, это издевающееся мерзкое создание, коим его тут же нарек кот, с ели сдерживаем смехом вынул из бод булок пару новых лакированных туфель Daniel Green и протянул их коту. Моментально кот перестал плакать. Слезы высохли. Он радостно подпрыгнул, вытер морду шелковым платком и достал из кармана полосатых брюк ассигнацию. Паренек сказал: «Оставь, не надо!». Кот, улыбаясь молча настоял на своём и вручил её ангелоподобному продавцу булок. И вдохновленный удачной покупкой поскакал дальше, пуская блестящими черными туфлями солнечных зайчиков по стенам и окнам домов...
«На сегодня всё», - сказала женщина, закрывая толстый томик детских сказок, и поцеловала дочку в лоб. «Спокойной ночи, моя сладенькая!». «Спокойной ночи, мама». Старая настольная лампа, поддавшись теплой женской руке, медленно погасла. Девочка мягко вздохнула и погрузилась в сон.
Все это время, незримо присутствующий, сидя на подоконнике, с упоением слушал эти сказки. Иногда он находил времечко и наведывался сюда. Во всем городе только в этой и еще нескольких квартирах он смог почувствовать настоящую гармонию и спокойствие, которое наполняло это жилища изнутри. Но здесь, ему было по особенному, уютно. Обхватив прижатые к груди колени и положив на них подбородок, он с нежностью смотрел на спящую черноволосую девочку, на которую стала проявляться его появляющаяся тень.
В соседней комнате что то упало и он вздрогнул. Уколовшись, о стоящий справа кактус, он чуть не вскрикнул. Потирая уколотое бедро он спрыгнул с окна. Выпрямился во весь рост и прошел сквозь, письменный стол, стоящий на нем круглый аквариум, стену и шкаф, стоящий с той стороны.
Раскрытая книга, ничком лежала под столиком, тесненными страницами обнимая турецкий коврик. На вышедшего из платяного шкафа, взъерошив шерсть и забившись под стол, выпучив глаза, смотрел черный кот. «За что ты меня так не любишь?» - мысленно обратился он к коту.
«Тише! Ксения уже спит!» - входя в комнату, полушепотом сказала она мужу. «Вот решил почитать перед сном, уснул и выронил книгу», - ответил он.
- «Кыс, кыс, кыс… Кузьма, давай на кухню», - мягким голосом произнесла она, открывая двери для рванувшего в коридор со всех ног кота.
«Завтра опять в Москву?» - погладив его по голове, спросила она.
«Да. Директор опять отправляет. Этот проект уже всех порядочно достал». Потирая ладонями, слипавшиеся глаза он встал. Обнял жену и прошептал: «
Но только что, напугавший черного кота уже не слышал его слов и спускался, вниз скользя по перилам. Прокуренный и обшарпанный, темный подъезд, расступился перед ним, когда между вторым и третьим этажом он выпрыгнул в окно. Перевернувшись в воздухе, он мягко опустился на клумбу рядом с полузасохшим кустом сирени. Прыгнув в длину он встал посреди дороги. По-строевому повернулся на право засунул руки в карманы и пошёл по улице в строну подвесного моста, а закатное солнце делало его силуэт все темнее и темнее.
Струящаяся печальной песней внутренняя боль разговора, доносящегося с набережной, заставила его остановиться.
Возле лодочной станции у самого края воды стояла пара.
- Почему Ты не даешь мне покоя?! Почему, наконец, не оставишь меня?! Когда все это закончится?» - иногда срываясь на крик, тараторила молодая девушка. Слезы текли по её щекам.
Парень попытался её обнять, но она резко отвела его руки в стороны и сделала шаг назад.
-Я так больше не могу… Мое сердце столько времени покоя не знает. Не люблю я тебя больше! Слышишь?! Не люблю! Боже, что я говорю?»
Парень сделал шаг вперед.
- Я в первый раз произношу эти страшные слова. Никогда у меня Такого даже в мыслях не было. Иногда мне кажется, что я люблю тебя, люблю до безумия.
- Да что с тобой? – возбужденно спросил парень.
- Да как же ты не можешь понять?!? Время неумолимо уходит, оно разбирает меня по частицам и уносит вслед за собой. Оно и тебя тоже разбирает, я вижу, ты тоже изменился.
- Да но это же неизбежно, - попытался он вставить фразу, но она не дала ему закончить оборвав.
- К сожалению, ты становишься хуже. А я ведь принимала тебя таким, я готова была любить тебя таким, каков ты есть: твой тяжелый характер, твою страшную непредсказуемость, твой горячий нрав.
Парень молчал и смотрел ей в глаза. Она продолжала:
- Я всегда понимала тебя, зачастую без слов. Но ты не ценишь себя. Ты себя теряешь. Да что говорить! Ты меня потерял! Я тебя давно потеряла. Пойми, нельзя вернуть того, чему возврата нет… Меня не вернешь. Тебя не вернешь. Нас не вернешь. Прости…
Она повернулась и пошла вдоль аллеи, печально освещаемой круглыми фонарями.
- Ира, постой!
Не поворачиваясь, она подняла руку и помахала ему. Резкое «Прощай» резануло вечернее полотно, наступающих сумерек, и как показалось бы любому случайному прохожему, навсегда разделило две судьбы.
Но только не этому существу. Только сейчас он вытащил руки из карманов серебристо-зеленых брюк. Закрыв глаза, и сжав в кулак правую ладонь, что-то прошептал в ночное небо и посмотрел на собственную руку. В раскрытой ладони красовалась оранжевая брошюрка с надписью «Просто прочти».
В несколько прыжков он с незаметной, для человеческого глаза скоростью, обогнал удаляющуюся девушки и к ней навстречу из – за угла близлежащего дома он вышел уже человеком с летинантскими погонами на плечах. Приблизившись к ней, он спросил: «Девушка с вами все в порядке?»
- Да, да ничего все хорошо.
- Но вы плачете!
- Что ж с людьми такое бывает, - сыронизировала она в ответ.
- У вас порван рукав.
- Где? – изумилась молодая особа.
- Да вот, - милиционер подошёл ближе и показал на руку.
- Надо же, я и не заметила! – посмотрев на локоть, сказала она.
- Ну что ж, всего хорошего, - козырнул молодой летинант и пошёл дальше.
«Ты многого не замечаешь, дурашка», - подумал он.
По вечерней аллее шла девушка. В черной дамской сумочке, расположившаяся на плече синей блузки, с порванным рукавом, рядом с сотовым телефоном, губной помадой, кошельком, футляром для очков, в маленьком дамском зеркальце отражались буквы «итчорп отсорП», отпечатанные на титульном листе маленькой оранжевой брошюры.