МЫ ВСТРЕТИМСЯ СНОВА
(романтическое повествование о любви)
ЧАСТЬ-9 ХУДОЖНИКИ.
И была в этом мире страна живописцев. Именно туда по воле рока отправились две вечно обреченные встречаться души.
Они провели на небесах вместе почти 300 лет, земных лет, на небесах лета никто и никогда не считал, и потом, снова устремились на землю.
Бес решил, что им и на самом деле пора возвращаться. Учитель не возражал. На этот раз Мефи позволил ему все выбрать самому - пусть он найдет и то место, где они будут обитать, и то, что делать там станут.
- Художники, - воскликнул учитель. - Я просил тебя, чтобы ты согласился. Рафаэль с Леонардо прошел мимо нас.
Они понимали, что придется придумать что-то еще, но что можно было делать?
- Но создатель мадонн не особенно подходит для нашего героя, он должен быть иным.
- Ты слишком эгоистичен, и можешь все испортить, - стал упрекать его бес, а мы уже такой путь прошли, столько всего было.
Он так долго об этом говорил, что Учителю невольно пришлось с ним согласиться.
Они стали говорить о Голландии. И назвал он тут же имена двух художников.
Они пока еще ни о чем таком и не говорили. Но было понятно, что это будут самые блестящие творцы. Правда, он не стал сообщать, кто из двух художников будет героем, а кто станет только его соперником.
- Разве не ты зовешься учителем, скоро мы об этом узнаем, - сделал он свое заключение. Но больше не произнес ни одного слова.
- И пусть, вечно он со своими тайнами, - ворчал учитель, но уж из двух одного как-то можно определить.
К живописи он относился с особенным трепетом и жалел о том, что до сих пор никак не удавалось столкнуться с ней поближе.
- Рубенс и Рембрандт, кто они такие и что таится за этими именами. Неужели они превзойдут Рафаэля и Леонардо. Или в этом мире будет что-то иное, непонятное, невероятное.
Он жалел о том, что не мог заглянуть в грядущее. Придется верить и во всем тому доверять. Но все могло оказаться только обманом.
№№№№№№
Из всех искусств в этом мире торжествовала живопись. Она должна была прославить Голландию и заставить говорить о ней весь мир, как Шекспир заставил говорить о своей Британии, а поэты Данте и Петрарка об Италии. Но об Италии заставили говорить и живописцы. Но и эта страна больше не будет белым пятном в мире. Так думал молодой художник, уже успевший создать несколько шедевров, которые заставили трепетать всех, кто их видел.
И на самом деле никто прежде не видел здесь ничего подобного, таких красок, таких сюжетов, такого мастерства не существовало в старом мире, довольно тусклом и мрачноватом. Но им казалось, что после долгой зимы наступила буйная и прекрасная весна, такой никогда прежде не бывало. Она царила в этом мире. И ее торжество пленило и удивляло.
Слава его росла стремительной и уже была грандиозной. И все стремились взглянуть на то, что он смог сотворить. Они с любопытством взирали на его полотна, и не скрывали своих восторгов.
№№№№№
Саския пришла в мастерскую, чтобы взглянуть на Святого Георгия. Она несколько раз подходила к нему на выставке и никак не могла забыть. Вот и решилась вместе со своей подругой наведаться в мастерскую художника. Это, вероятно, казалось дерзостью со стороны. Но она была уверенна в том, что картина имеет к ней самое прямое отношение. Золотоволосая женщина на втором плане - разве это не она сама? Она боялась только, что сходство заметит кто-то из близких и начнет выяснять, когда и где она позировала художнику.
Она не позировала, это просто совпадение. Но какое поразительное совпадение - просто знак судьбы.
Девушка с детства любила все необычное и таинственное. Оно казалось ей особенно прекрасным.
Хотя бы то, что родилась она в состоятельной семье и не должна была заниматься черным трудом, разве это не великая радость? И с художником и во времени и в пространстве совпала.
В тот момент, когда она неподвижно стояла перед картиной, он появился на втором этаже своей мастерской и смотрел на нее внимательно. И хотя он был в домашнем одеянии и не казался таким уж франтом, но он был прекрасен. Никто в этом мире не мог с ним сравниться.
Он смотрел на них и улыбался. Его и самого удивило сходство этой девушки перед картиной, с той, которую он изобразил на полотне, и он никак не мог понять, как она вдруг тут оказалась.
Но он рисовал свою мать в молодости.
Та, вторая, с ней стоявшая, поторопила ее, и она развернулась и ушла, растерянно улыбнувшись художнику, словно она была в чем-то перед ним виновата. Но и без того прекрасное настроение его стало великолепным. Ему казалось, что в тот день он в первый раз увидел Изабеллу и понял, что безнадежно влюблен. Наверное, то же испытывали и Данте, и Петрарка, когда увидели своих любимых. Но он не хотел вздыхать издалека и воспевать ее. Он был влюблен, и желания в душе его бурлили. Художник не собирался сдерживать своих порывов.
- Изабелла, - повторял он это удивительное имя, и не мог дождаться того для, когда она войдет в его дом, в его жизнь, в его покои. Он рисовал упоенно себя и свою невесту. Он хотел сообщить всему миру, что влюблен и счастлив. И так будет всегда.
Он знал многих из своих друзей - художников, которые и, женившись, твердили миру, что они свободны и беззаботны, это привлекало молодых особ, и создавало массу проблем для них самих. Нет. У него было много более важных дел, чем метания между прекрасными девицами.
Пауль собирался вести совсем иную жизнь. Он расскажет всем об Изабелле и их близости ни одна не сможет помешать. Может быть, в этом стремлении было что-то от соперничества с Петраркой. Но тот никогда не смог бы создать такого портрета и показать миру свою Лауру во всей ее неповторимой красоте.
На этот раз он работал втайне от всех, даже от своей невесты. И как она его не просила, он не показал ей холста, пока не убедился в том, что это получилось лучше, чем даже сам он мог ожидать.
Она довольно живо взглянула на полотно, и сказала, что ее он бы мог сделать и немного красивее.
- Ты не узнаешь себя?- удивленно спросил он.
- Слишком хорошо узнаю, - отвечала она, - но нет никакой тайны и загадки.
Первая и самая главная оценка оказалась не особенно лестной. Хотя она расхваливала его автопортрет, и говорила о том, как он прекрасен, что именно таким она его видит и знает. Но сразу было видно, что ее смущает что-то еще. И обнимая ее, он спрашивал, что же так могло ее опечалить?
- Говорили, что те, кого изображают художники, быстро умирают.
- Ну, о чем ты говоришь, дорогая, все это глупости. Они живут вечно, даже когда уже и следа нашего в мире не останется, ты будешь жить.
- Я не хочу, чтобы меня разглядывали чужие люди из чужого времени.
- Ты останешься навсегда такой же юной и прекрасной, как и теперь, - пробовал он ее утешить. На этом портрете мы навсегда останемся рядом.
Он говорил еще долго, и так ярко, на сколько могло позволить его красноречие. Она, наконец, немного успокоилась, и поняла, что ее муж на самом деле перед лицом всего мира ставит их рядом.
Сколько девиц, о нем мечтавших, должны были убедиться в том, что их мечтания будут напрасными. Она его жена, и он принадлежит только ей одной. Она любила его и гордилась им.
Она только со временем убедилась в том, что все и на самом деле замечательно, и она счастливейшее в мире создание.
№№№№№
В те дни Саския страдала невероятно. С того дня, когда она побывала в мастерской и увидела художника и его творение, она почти сразу же поняла, что безнадежно влюблена. И так растерялась, что не знала, как ей надо поступить. Она понимала, что больше не переступит порог его мастерской. Его торжественное появление, снисходительная улыбка. Все это породило в душе такую робость, что она онемела и остолбенела с того момента, никак не могла выдать своих чувств.
Но как хотелось ей видеть и слышать его. Хотя и не могла ума приложить, кто и как мог бы такое для нее устроить. И вдруг, когда вместе с братом она проходила мимо мастерской, где была выставка, она потянула его туда. Франс удивленно взглянул на свою сестру, но пошел за ней. А она с восторгом смотрела на автопортрет художника, и только в следующий миг взглянула на картину, рядом с ним висевшую.
Саския отстранилась. Слезы навернулась на глаза в один миг, она еще ничего и сообразить не успела. Кто она? По какому праву она сидит рядом с ним? И казалось, что душа ее была смертельно ранена и никогда больше не воскреснет.
Было понятно с первого взгляда, что она его невеста, он любит ее и гордится ею. И она принадлежит ему, и так будет всегда пока они живы. Ни одна другая не займет ее места рядом с ним.
Но откуда ей было знать это? И хорошо, что брат, которому надоело глазеть на странные картины, потащил ее прочь. У входа в мастерскую они столкнулись с художником. Он приветливо улыбался всем, кто тут был. А она-то думала, что он ей улыбается, какая иллюзия. Но, похоже, что он даже не узнал ее, или принял ее брата за мужа. Хорошо, если так, иначе все кажется совсем невыносимым в ее реальности.
Если бы еще она не была так безнадежно в него влюблена, то это можно было бы как-то пережить.
Женщина с хитрыми глазами и лисьей мордашкой, маленькая и глупая спокойно растоптала все ее чувства и надежды, не особенно задумываясь, даже не ведая ни о чем.. Она просто увела его, привязав к себе и все. Она заставила его написать этот портрет. Но разве такой должна быть жена такого художника, королевского живописца, первого среди равных?
Едва дойдя до дома, она бросилась на постель и не поднималась до самого вечера. Она была уверена, она чувствовала, что ее обокрали. Но никому не могла она пожаловаться, и должна была таить в душе эту страшную тайну. Это была главная беда в такой еще короткой жизни Саскии.
А ведь она и тогда и теперь надеялась, что они принадлежали друг другу и пришли в этот мир для того, чтобы встретиться.
В этом божественном художнике и была вся ее жизнь. Ее он изобразил на первом своем полотне и теперь, это она была повсюду с ним.
- Изабелла, - повторяла она чужое имя, и никак не могла примириться с тем, что слышала и переживала. Она знала, что не сможет никогда даже поговорить с ним об этом. Он сделал свой выбор.
А потом был сон. Длинный зал на стенах висели картины, его картины. О них она ничего не знала, не видела еще их. И мимо нее мелькали девушки и женщины, и каждая из них влюблена так же сильно, как и она, и каждая считает его своим. Она затерялась в этой разноцветной благоухающей толпе. И она только слышала, как каждая из девиц и дам утверждала, что он принадлежит ей, она его никому не отдаст и отдавать не собиралась.
«Он только один, оставьте его в покое, - хотела крикнуть она, но у нее совсем не было голоса.
Она проснулась и не могла больше заснуть, как ни старалась. Он не видел и никогда не увидит ее. Брат понимал, что произошло, или только догадывался, но он старался ее как-то успокоить, только, как такое могло быть? Ничего не оставалось за душой, она была одинока и брошена, и не будет никогда никакого утешения для нее в этом мире.
В доме молчали о молодом, но уже знаменитом художнике. Он отдалялся от мира по мере того, как приближался к королевскому дворцу. Если бы она была более набожной, то, вероятно, ушла бы в монастырь. Но и дома она в те дни оставалась в таком же заточении. Она должна была оставаться одинокой и незамужней. Женихи со временем исчезли, от них не оставалось и следа.
Тогда она и отправилась в гости к подруге. Они так давно не виделись, что едва узнали друг друга.
С ней она впервые и заговорила о художнике.
- Говорят, он талантливее всех, - проворковала подруга.
Потом она похвасталась, что к обеду у них будет другой художник.
- Не Рубенс, конечно, но чем черт не шутит, возможно, он и потеснит его скоро, мрачноват правда, немного, но у нас так много горящих и пылающих и все сжигавших на своем пути, кому-то надо быть и мрачным.
Ей хотелось похвалиться знакомствами, она и не задумывалась о том, какую боль доставляет Саскии
Первым ее желанием было уйти. Но потом она как-то успокоилась и осталась, упрекая себя в слабости и трусости. Если это не Рубенс, то нет никакой опасности. Она не может всю жизнь прятаться от мира. Пусть все идет своим чередом.
И он появился. Во всем противоположный гению, в такого она никак не могла влюбиться.
Если бы они случайно столкнулись на улице, она бы не заметила его в толпе, да и теперь не запомнила его лица. Хотя когда он улыбался и говорил, как-то преображался и становился иным. Но влюбиться в него она никак не могла. Она столько мечтала, столько думала о Рубенсе, так хотела оказаться с ним рядом. Если бы она могла купить себе его Святого Георгия. Хотя бы какая-то его картина должна быть у нее дома.
Мастер радовался и не понимал, из-за чего она грустила. А Саския пообещала, что если она еще хоть раз встретится с этим человеком, то ни за что на свете не расскажет она ему о Рубенсе. Да и что было рассказывать? Она подумала вдруг о том, что только Рембрандт ей и остается, если никогда не будет того, другого. Но рядом с этим, она будет ближе к тому, другого выхода у нее все равно не было.
Она привыкла, чтобы ее желания исполнялись, и тем паче - такие.
К концу вечера заговорили о живописи. И она проявила поразительную осведомленность. Мастер был удивлен, потрясен, восхищен.
№№№№№
В те дни Рембрандт был молод и очень горяч. Он верил как никто в свой талант, да что там - гений. Уже тогда ему не мешал ни Тициан, ни Рубенс, хотя это могло казаться странным самовольством юноши.
Но они существовали, один уже в мире ином, второй - совсем рядом - в этом мире, но он не паниковал, сталкиваясь с ним. Он ценил их таланты и величины, но и сам мог соразмерить себя с ними. А при его веселом нраве, он был уверен, что там, на Олимпе, всем хватит места. Уж если великие итальянцы уживались рядом, то им сам бог велел.
Рубенс великолепен, но он по-другому видел этот мир, чувствовал иначе, и писал иначе, это любому понятно без слов. Его волновал не внешний блеск, а внутренняя суть души, и он всегда с этим останется.
Он видел и хорошо запомнил снисходительную усмешку Рубенса, когда совсем юным несколько лет назад пришел в его мастерскую и пытался что-то объяснить ему. Получилось изысканно и остроумно. И в этом тот так был похож на свои королевские полотна. Только в первый раз он понял, что тот никогда ни с ним, ни с кем иным не станет говорить откровенно, даже если выпадет такой случай. И он никогда не станет учеником Мастера.
Рембрандт не мог пожаловаться на то, что им не восхищались, его не признавали. Но успех Рубенса был сокрушительным, с ним не сравнится никакой иной. Они жили в каком-то фуроре. Они были в восторге, хотя им не надо было притворяться - самого художника в тот момент в мастерской не было. Люди были представлены сами себе.
И лишенный чувства завести, он странно изменился с того дня, совсем по-иному себя ощущал. Ему очень хотелось, чтобы так же люди пришли к нему и так его воспринимали. Но он понимал, что, скорее всего такого никогда не будет, потому что он не станет рисовать королей, разговаривать с ними и все время среди них оставаться на странной высоте. Он не мог потерять свою свободу, он не мог стать придворным художником. Но он видел, что взамен получил Рубенс. Ни у кого не было такой великолепной мастерской, такой роскоши, таких возможностей. За любое полотно богачи, не торгуясь, выбрасывали такие деньги, которые ему и не снились, а может, никогда и не приснятся даже.
Но такова судьба, одному - порхать по жизни, победно улыбаясь, а другому - пахать, не разгибаясь, и просто делать свое дело, не зарывая таланта в землю.
№№№№№
Мастер думал за работой о той женщине, которую он полюбит раз и навсегда. Он и сам удивлялся порой тому, что до сих пор не было никакой женщины в его жизни. Но ему так не хотелось себя обременять ее появлением, менять что-то в своей холостяцкой берлоге и жизни. А возможно, он просто еще не встретил эту женщину. Она не попадалась ему на пути, это бы он сразу почувствовал. И в этом Рубенс обогнал его, все только и говорили о его женитьбе и счастливой жизни с Изабеллой. Какое чудное имя у жены художника. Она была восхитительно хороша, они так дополняли друг друга. Но с ним такой стала бы любая из его избранниц, потому что она всегда отражала его свет - это самое главное.
Мастер невольно отстранялся от гения, но он в те дни все-таки оставался на слишком близком расстоянии. Но он знал, что покажет этому миру не просто другой стиль, а высший класс, без этого блеска и великолепия, без королей и придворных острот - это будет простой, но настоящий мир.
Как-то он сказал об этом своим друзьям за кружкой доброго эля, сказал, оставаясь спокойным и беззаботным.
И вдруг он услышал от кого-то из пировавших вместе с ним:
- Когда ты найдешь невесту и захочешь жениться, позови нас до свадьбы, и мы спросим, за кого бы она с большей охотой вышла замуж- за гениального Рубенса или столь же гениального Рембрандта? Только пусть твоя невеста еще и в живописи что-то смыслит. Но на красивой дурочке ты у нас и не женишься, она тебе еще и для души нужна, а не только для постели.
Задумался художник, крепко задумался он в те минуты, о том, кого бы предпочла любимая женщина, окажись у нее такой выбор, хорошо, что его не было. Самой умной женщиной из всех, кого он знал, и с кем имел честь говорить, была Изабелла - жена Рубенса. И она свой выбор сделала еще до встречи с ним. Но он не решился бы даже спросить ее о том, кого бы она выбрала, ответ был ясен любому. И он был вовсе не в его пользу. Его сопернику повезло и с женщиной, что тут еще сказать можно?
Но и он, когда станет женатым, будет больше работать, сейчас слишком много времени отводится на гулянки. Хотя он не нуждается ни в чем и ему не нужны деньги, но ведь так будет не всегда.
Но никого не было рядом, он томился от ожидания, и ему очень хотелось какой-то определенности, семейного счастья, даже детишек. Ему совсем не нравились случайные связи, он не был бабником, и хотел стать женатым и счастливым, разве это слишком много для того, кто однажды пришел в этот мир.
Но для этого нужно было приложить какие-то усилия, он прекрасно понимал это. Но сначала любовь должна была все перевернуть в его жизни и только потом. Он делал массу эскизов самых великолепных женщин. Большинство из них так и не становились картинами. Он был страшно недоволен собой при этом. Но все казалось не то и не так . Но и женщины были только придуманы им самим , он не мог встретить их где-то на улице.
А работал он упорно и самозабвенно, вчитываясь в страницы Библии, делал эскизы и зарисовки и знал, что там будут его главные сюжеты и главные картины. Но он не знал, как это все вольется в его творчество и преобразится в нем.
Так все и протекало до той самой вечеринки, где художник столкнулся с Саскией. Он сразу понял, что это она, как только на нее взглянул. Может, он ждал ее слишком долго или это было видение и озарение. Но это было даром небес. Он проводил ее домой и направился в этот дом. Он знал, что она даст согласие, и никто не сможет противиться этому. Но что-то тревожило его и заставляло глубоко задуматься.
Особенно поразил мастера брат девушки. Он так странно на художника взглянул, когда они были представлены друг другу. Он был не только холоден, но не хотел ни о чем думать, и слышать ничего о нем не хотел.
Возможно, он просто не любил художников, или он не особенно богат и знатен для них. Тогда он понял, что она может и не стать из-за родственников его женой. Но если такое все-таки случится, и они согласятся на брак, то он будет самым счастливым в мире человеком. О другом и думать не хотелось.
И он был доволен тем, что в этом мире происходило в те минуты. В первый раз все складывалось удачно.
№№№№№№
Саския взглянула на брата своего. Он вовсе не так глуп, как казался ей прежде.
- Зачем ты познакомилась с этим человеком? - спрашивал он.
- Он умен и симпатичен.
- Это я и без тебя видел. Но меня не это волнует
- Он недостаточно богат и знаменит, может быть.
Она упорно уводила его от главного, но он никуда не хотел и не собирался уходить.
- Ты знаешь, о чем я говорю - он художник
- Ну и что из этого?
- Может, он и хороший парень, но не он тебе нужен, с его помощью ты решила дотянуться до королевского шута, вероятно, а этот так и останется простым смертным, он никогда не станет художником королей.
Но ей хотелось знать только одно - о Рубенсе или о деньгах говорит ее брат. Она решила это и выяснить, чтобы не оставалось никаких сомнений.
- Ты ведь все еще любишь Рубенса? Зачем же морочить голову этому парню?
- Но я не морочу голову, - возмутилась она, поражая его своей проницательностью.
- Морочишь, и, судя по всему, он уже очарован. Но ты сказала ему о том, другом?
- Нечего говорить, и ты не станешь даже имени его упоминать, - стояла на своем Саския.
- Как хочешь, только не забудь, что бывает, когда за двумя сразу бежать хочется.
- Я стану счастливой и без него, я буду счастливой все равно.
Он знал, что она всегда добивалась своего. Но сможет ли она полюбить. Он знал, что такое любовь, хотя никогда никому не говорил об этом. И сердце подсказывало ему, что когда человек старается заполучить что-то обманом, и лукавством, то ничего у него не выходит.
№№№№№№
С их первой встречи прошел какой-то срок. Мастер решил нарисовать несколько ее портретов, чтобы был повод встречаться. Сначала он боялся, что из этого ничего не выйдет, и ему откажут. Но все получилось, и в набросках она казалась ему великолепной. И она была довольна тем, что он сделал. Он обрядил ее в великолепные одежды античной богини. И стала она несказанно красивой.
Она все поняла сама, когда он работал. В его портретах таилось все, что он хотел сказать ей словами. И услышит это тот, у кого есть уши.
Мастер ждал. Он знал, что влюблен до безумия, но что при этом чувствовала она? У него и прежде были женщины. Но ни одна из них не появлялась до нее на полотне.
Он радовался тому, что происходило. Оставалось вверить ей свою судьбу и ждать ее решения.
Саксия загрустила, когда несколько дней прождала его, но не было никаких вестей
- И этот художник обо мне забыл, - говорила она.- Брат обманулся, он слишком много нафантазировал. Но почему во второй раз с ней случилось подобное? Разве мало ей было страданий с королевским мастером, зачем нужно было еще это. На все вопросы она не находила ответа.
Тогда и появился посыльный. В обед, когда она совсем перестала ждать и поняла, что все кончилось, он и пришел.
Брат с тревогой на нее смотрел. Казалось, что он передумал и отказался от своей затеи. Но нет, мастер не забыл о ней. Скорее всего, на свою беду не забыл. Да и не верилось с самого начала, что он забудет. Брат оставался в раздумьях, иногда ему хотелось поведать о безответной ее любви к шуту королей. Так он называл того, кто блистал и зарабатывал огромное состояние, и понятия не имел ни о ее любви, ни о ее существовании даже.
Но, поразмыслив, он решил, что не имеет права на такие разговоры.
Вместе с ней и на этот раз он отправился в мастерскую художника. Все повторялось, хотя он и догадывался, что ничего не повторяется. Более разных людей, чем эти двое не было в мире. Порог этой мастерской они переступили вместе.
И первое, что увидела Саксия - ее портрет. Сходство было поразительным, только почему она никак не могла опомниться. Она остановилась перед ним в нерешительности, не могла понять, что ей делать и как надо поступить. На этот раз он не удивил и не поразил ее. В нем не было той красоты и одухотворенности. И хотя мастерство автора давало о себе знать, но она не радовалась этому. Ей хотелось выглядеть более величественно и прекрасно, но ничего этого не было. Какой восторг вызывала та, слегка ее напоминавшая, а тут - ничего, только плоть, может быть она бездушна вовсе. Она ждала чего-то другого, но опомнилась, потому что не хотела обижать художника. Это было его видение мира, и ничего другого ей и не осталось вовсе. Но когда она немного свыклась с этим портретом, то поняла, что он не так уж и плох. Она видела то, что ускользало недавно. Немного позднее, чем хотелось, но она получила то, о чем мечтала. Только это было не совсем то, чего ей так хотелось, и человек рядом с ней совсем не тот.
- Но что наши желания, - про себя думала девица,- и почему они должны совпадать с тем, что было задумано на небесах.
- О Рубенс, я смогу стать счастливой и без тебя, если тебе так мила другая. Я смогу быть музой художника. И он сделает меня бессмертной.
Ей показалось, что подобные мысли уже посещали ее прежде, что-то такое уже случалось . Только она понятия не имела когда именно и где такое могло быть. И на этот раз она сможет снова это пережить. На рабочем столе у мастера она увидела томик стихов на итальянском. Она знала, что перед ней знаменитые сонеты Петрарки. Саския пожалела о том, что не знает итальянского языка.
- Мне читали это, там так восхитительно все звучит, и я купил книжку в надежде, что появится итальянец, и я услышу снова все, о чем он поведал миру.
И она, беря в руки эту книгу, ощутила странное тепло. Ей казалось, что она их тоже знала. Еще немного и она припомнит все, что скрывала эта тайнопись.
И погружаясь в неведомое, она не услышала даже, как художник делал предложение. Впрочем, он разговаривал с ее братом, говорили они негромко. Но потом, когда оба обратились к ней, не могли поверить тому, что она ничего не слышала.
И Саския была удивлена. Мастер рассмеялся, он решил, что это она так сильно волнуется. Братец же ее настроен был вовсе не так весело. Он знал больше и думал о другом художнике. Но тайны не мог выдать и на этот раз. Этот художник нравился ему все больше. Лучшего мужа было трудно и представить себе. И не все было так плачевно на этот раз, как тогда. Она достаточно разумна для этого. Но по дороге он все-таки не удержался и спросил ее.
- Хотя он все время был весел, но предложение он сделал тебе серьезное. Что же ты на это ответишь?
- Я должна отвечать прямо сейчас? - удивилась Саския.
- Но что ты думаешь о нем и о своем будущем?
- С ним легко и интересно, - пожала она плечами. - Он вроде бы создан для меня и мне порой кажется, что я его хорошо знаю. Но если бы я не встретила прежде Рубенса, то была бы счастлива, а так только наполовину, словно бы меня обманули.
- Тогда оставь его. Он достоин лучшего, - вспылил юноша, вдруг представив себе, что это его невеста говорит про него.
- Не командуй, я думаю, что любовь - это болезнь, и она вовсе не годится, если хочется семьи и хороших отношений. Не путай замужество с чувствами. Хорошая семья и любовь почти несовместимы, это не только любовь, а многие другие вещи, более важные и значительные.
И вдруг она поняла, что вообще ничего не знает о хорошей семье. У нее не было никаких мыслей по этому поводу.
Он ничего не стал отвечать ей на это, пусть думает то, что хочет. Ведь и он не уверен был в том, что прав, только время их рассудит. Такие важные решения человек принимает сам.
№№№№№№
Всю ночь Саския провела без сна.. Память вдруг возвращала ее куда-то в иное пространство, где у нее уже была семья. Но могло ли повториться все и на этот раз? Трудно сказать. Но этот человек - художник и он любит ее, как никто никогда прежде не любил, хотя она и не знала, откуда у нее была такая уверенность, но она была.
- Я буду с ним счастлива, - говорила она.
Но так часто повторяла эти слова, что убедила в этом себя. Она хотела только одного - выйти замуж за художника. Так проще и легче было и жить и встречаться с другим человеком. Но она понимала другое - эти двое, хотя и живут в одном городе и мире, но они несовместимы. Даже их полотна рядом представить невозможно. Они дальше друг от друга, чем те, которые живут в разных временах. Оставалось только надеяться на чудо, но надежда была слабой.
Но она хотела только одного - быть к нему как можно ближе.
Она знала, что Рубенс больше не рисовал Изабеллу, ее же портретов со временем становилось все больше. И рано или поздно, но они попадут ему на глаза, он увидит их и поймет, что она любима. Она так и оставалась обиженной и хотела только одного -отомстить художнику. Она не могла пережить равнодушия того, которого так самозабвенно любила.
Она столкнулась с Изабеллой скоро. В каком дорогом и красивом одеянии она была спокойна и полна достоинства, такой и должна быть королева.
И пришлось раздраженно отвернуться Саскии. Она боялась, что выдаст себя. Изабелла же и не подозревала и не знала ничего о страстях, которые теснились в душе ее. Такое столкновение показалось ей очень болезненным ударом. И она ускорила подготовку к свадьбе.
№№№№№№
Мастер был счастлив. Она согласилась. Она станет его женой. Он добился своего, хотя не верил в это еще вчера, но ему повезло, его женой станет именно та, которую он так любил.
О чем еще можно было мечтать и думать? Все остальные женщины перестали для него с того дня существовать. А ведь он был уверен, что в прошлой жизни не был женат, потому что его любимая женщина была замужем. И только на этот раз ему все удастся исправить и изменить.
Он пировал с теми же художниками, которые тогда просили привести невесту, чтобы задать ей крамольный вопрос про него и Рубенса, за кого бы она предпочла выйти замуж. И кто-то из них снова напомнил о том споре.
- В этом нет необходимости, она, кажется, и не знает о нем, и не поймет, о ком вы спрашиваете. Для нее существует только один художник, у меня нет соперников.
Как же наивен и беспечен он был, когда о том говорил, вот уж точно никогда не знаешь, кто, о чем думает, особенно если это женщина, пусть и любимая.
Ему так казалось, ведь его Саския ни разу не назвала фамилии королевского художника. Видно, ей до него не было никакого дела. Он был так далек от них, как звезда на черном небосклоне.
. Она уже часто бывала здесь, любовалась его полотнами, и знала, что скоро это будет ее дом. Он больше не боялся сравнения с Рубенсом, не чувствовал этой опасности. О свадьбе говорил весь Амстердам, все художники желали приветствовать мастера, и он радостно раздавал приглашение. Сюда стремились попасть все, даже те, кто не был в восторге от его творений.
Молчанием ответил только один из них- это был Рубенс, ему не было никакого дела до того, что происходило в мире живописев. Это не особенно расстроило Мастера, хорошо, что его не будет. Он неуютно чувствовал бы себя на собственной свадьбе рядом с ним. Невесте своей он о том вообще ничего не сказал. И только из разговоров других художников она знала, что Рубенс промолчал. И это как-то странно ранило ее. Она молчала, а он был занят и беспечен и не заметил перемен ее настроения.
Она не просто узнала и стала привыкать к нему в это время, но после шумной свадьбы полюбила его всей душой. Но это было совсем другое чувство. Он не был для нее божеством. Он казался живым и обычным человеком. Но он с такой детской радостью стал единственным ее художником. Он так много и так ярко рисовал ее, что любое сердце должно было растаять рано или поздно. Она сдалась на милость гению и какое-то время на самом деле была счастлива и спокойна. Она купалась в лучах любви и счастья. Но не могла забыть о том, что ни ей, а Изабелле достались драгоценности, дворец, близость к королю. Она получила не так мало - бессмертие, легенду о любви, которой не было, но она могла бы быть вполне. Даже тень Лауры меркла рядом с ней. Та была так далека от своего поэта. Она получила больше, чем могла, и все- же, все же. Никакая живая или мертвая женщина не сможет с ней больше поспорить.
Художник мог немного успокоиться. Он обратился к Библейским сюжетам-
Это было ему дороже всего, Она однажды вдруг спросила его о Святом Георгии.
- Нет, дорогая, - говорил он. Этого несчастного столько рисовали все, кому не лень, нет никакого смысла повторять этот сюжет. Я буду писать жертвоприношение Авраама. Ангел отводит руку с мечом, юноша остается цел и невредим.
Она промолчала. Но она понимала, чем они отличаются друг от друга. Один сам приносит жертвы и воюет. Второй старается примирить невозможное.
Как страшно сознавать такую разницу. Но та первая настоящая картина так запала ей в душу, что не могла она о ней позабыть, как ни старалась. Она хотела скопировать картину Рубенса и оставить ее в своих покоях. Но это мог сделать только его ученик. А художник даже из любви к ней не станет ничего такого делать - она точно знала это.
А Мастер между тем уже погрузился в свои сюжеты. И когда Саския увидела его наброски к «Жертвоприношению» она была страшно удивлена - совсем другие тона, другая школа. Она видела, насколько он изменился у нее на глазах, и никак не могла объяснить происходящего.
. Он стал другим, и они должны пригласить его к королевскому двору, и она получит хотя бы часть того, чем владела в полной мере Изабелла. И в те дни она казалась веселой и беззаботной, хотя это быстро закончилось.
Она поняла, что беременна. И если его даже туда пригласят, то он отправится без нее.
Узнав о том, что у него будет наследник, он не сомневался в том, что это будет мальчик, он был счастлив, и стал рисовать ее - его любимая стала Флорой. Этот портрет был одним из лучших ее изображений. Саския могла гордиться тем, что она видела теперь. Но она и радовалась и огорчалась одновременно. Все было и так, и не так, как ей того хотелось. Даже чужие люди, увидев ее, верили в то, что она счастлива. Но Рубенс по-прежнему понятия никакого о ней не имел, они так и остались в разных мирах, находившихся рядом, не пересекались даже. Он, правда, видел многие полотна того, которого даже и соперником своим не считал, так высоко взлетел гений в те дни. Кому - то он говорил о том, что это бесспорно мастер, но слишком мрачноват.
И она слышала эти отзывы, и никак не могла защитить своего мужа от нападок.
Когда «Жертвоприношение» было выставлено, его ждали, но он так и не появился, был слишком занят. И она должна была совсем успокоиться к тому времени, если бы не услышала реплику короля художников, и реализме и мрачных тонах на полотнах ее мужа.
За все это время она видела его только несколько раз. Он немного дольше задержал на ней свой взгляд и старался вспомнить, где мог видеть ее прежде, но так и не вспомнил этого, видно. Для него она не была живым человеком, а оставалась только на картинах ее мужа - одним из персонажей. Это надо было признать и забыть о нем навсегда, чтобы спокойно жить дальше.
Но в минуты раздумий она хорошо понимала, что не может быть до конца счастлива, как не старается. Она хотела знать, испытывает ли что-то подобное Изабелла или она одна такая, но такого случая у нее никогда не было в жизни. А еще ей хотелось знать, каково быть женой гения. Хотя она понимала, что разговор этот невозможен, но мысли такие ее не оставляли. Этого не случилось, до королевы она дотянуться не могла.
№№№№№
В назначенный срок у них родился сын. Мастер бурно отмечал появление первенца. Он говорил о том, что у них будет много детей своим друзьям, но жена его только грустно улыбалась. Она знала, что ребенок останется единственным. И не только на полотнах мужа ее, но и в душе ее зарождалась уже неизлечимая болезнь, от которой она никогда не сможет избавиться.
А потом она спрашивала себя: - Почему я?
Астролог и знахарка, к которым она ходила тайком от него, говорили о том, что так было начертано в судьбе ее, она страшно грустила. И возникла мысль о том, что Рубенс стар и возможно они отправятся в последнее путешествие вместе . Странно то, что в тот миг она подумала о человеке, который всегда был от нее дальше многих. Мужу она и потом ничего не сказала. Пусть он живет и радуется. Даже допустить мысль о том, что ей придется его оставить было как-то страшно и невыносимо для него.
Она знала, что все переменится, и весь мир узнает о надвигавшейся беде, и станут ее жалеть, а ей совсем не хотелось этого тогда.
Но пока Саския думала о собственных бедах, произошла еще более странная и страшная вещь - умерла Изабелла. И даже услышав об этом и в пятый и в десятый раз она никак не могла этому поверить. И она забыла о собственном недуге и решила, что ей представился случай сменить Изабеллу, и пробыть рядом с ним какой-то срок.
Но судьба оставалась к ней страшно несправедливой. Когда желание почти исполнялось, происходило нечто такое, что все рушило вокруг.
Она издалека видела эти пышные похороны. Она видела, как он убит горем, как он страдал, и понимала, что никто больше не сможет сделать его счастливым. И даже если бы он позвал ее, она не смогла бы уже прийти к нему, чтобы не огорчать его и своим скорым уходом, круг замыкался на этот раз. Но такое не могло случиться даже в сказке, он никогда не позовет ее, если этого не случилось даже 15 лет назад, когда она пришла к нему, то теперь не произойдет тем более.
Когда мастер, бывший на похоронах со своими друзьями заметил карету своей жены, то он очень удивился. Но потом понял, что ей просто было интересно посмотреть на то, как хоронят жену художника, только об этом несколько дней все и говорили в городе. Но удивило его еще сильнее другое - вечером она ему ничего не сказала о том, что была там.
Но он долго не раздумывал и скоро о том забыл. Он думал еще о том, как печально было потерять свою жену такой молодой и любимой. Он остался там, в одиночестве, во всем этом великолепии.
А потом он забыл о похоронах, и с уехавшим из города художником видеться не мог. Но скоро ему стало не хватать второго, если бы это было в его власти, он вернул бы его назад. Иногда он видел, что его жена грустна. Он слышал ее разговор со знакомой. Ему показалось, что после печальных событий она нашла у себя болезнь, которой не было. И в те странные дни он проникся к ней особенной нежностью, окружил ее заботой, и чувства вспыхнули с особенной силой. Он еще и не ведал, что это будет в его жизни последней вспышкой радости.
А потом наступил 1636 год, это был странный и самый вдохновенный год в его жизни. Сначала вернулся Рубенс, - особенно хорошо работалось, когда они соперничали с ним. Он удивил всех снова, когда женился на юной и восхитительной Елене. Она появилась на многих его картинах и казалась настоящей богиней, и укутанной в меха, и обнаженной. И все были в восторге и говорили о его вечной молодости. Но он был весел и счастлив, хотя ему было уже 60. Несчастным быть королевский художник все-таки не мог.
И передавали из уст в уста его ответ одному из вельмож, когда тот спросил
- Дипломат ли это развлекается живописью.
Он ответил, что художник развлекается дипломатией. И надо признать, что и то и другое получалось у него блестяще.
Как ему хотелось быть таким легким и остроумным, но, скорее всего для него это было просто нереально. И с грустью размышлял он о том, что у сына мельника может быть какой угодно талант, но если нет того воспитания и образования, какое требуется, то потом наверстать этого невозможно, и лучше всего просто оставаться собой, чтобы не казаться еще более смешным.
В те дни он и задумал свою Данаю, и хотел хотя бы на полотне ощутить себя Зевсом. Эта вещь должна стать особенной, в противовес всем богиням, которых задумал старик. Никто не перепутает его картину ни с какой другой, она останется единственной, хотя кто только не писал и еще не напишет Данаю.
Ему исполнилось тридцать, у него еще вся жизнь была впереди.
№№№№
Саския давно знала о том, что Рубенс снова женился. Но она не верила, что он женится так быстро, да еще на такой молодой и красивой девице. Елена показалась ей ослепительной, настоящей королевой. Вероятно, она тоже ждала своего часа и любила художника, и она его дождалась.
Она уверяла себя, что ничего не осталось в ее душе от тех чувств и той любви. А портреты то ли королевы, то ли богини заполнили уже весь мир. И это было для нее закатом, триумф Елены наступил в те дни. Она жалела только о том, что не ушла раньше, что ей приходится это видеть.
И появилась Вирсавия, рядом с ней Даная казалась уродливой старухой ведьмой. Она рыдала от обиды и даже забыла о том, что ему ничего не известно о ее тайной любви.
Он так вдохновенно работал, и что из этого получилось?
Она еще радовалась тому, что все еще молода и красива, в то время, когда Изабелла уже давно в гробу. Но она не могла соперничать с Еленой - вот в чем беда. Это было для нее то время, когда живые охотно завидовали мертвым.
Она позировала обнаженной, и во время одного из сеансов приступ страшной боли пронзил ее тело и душу. Она не могла этого скрыть. Он это заметил и впервые встревожился. Но ей удалось убедить его в том, что она просто отравилась, и это пройдет. Он не до конца в это поверил, но возражать не стал, но относился к ней терпимей и бережнее. Она все время думала о том, что умрет раньше мужа, не останется в одиночестве. В этом была своя прелесть, но и грусть никак не давала покоя. Елена же останется вдовой, и что бы потом с ней не случилось, никогда больше не будет такого, что она переживает теперь. «Даная» была дописана в то время.
И бес узнал ее помыслы, он никак не мог понять, чему она так радуется, когда положение плачевное. Ему показалось, что впервые она похожа на него самого, раньше за своей героиней он ничего такого не замечал. Кто еще мог радоваться оттого, что она обречена и уйдет из мира раньше своей соперницы.
Он мог только догадываться, но где ему было знать, что и как было у людей на самом деле, да еще у женщин - это вообще создания не от мира сего.
№№№№№
О Данае говорить начали еще до того, когда картина была завершена. Саския с радостью думала о том, что слухи на этот раз дойдут до короля и до его художника, и он, наконец, появится, и произнесет те слова, которых достоин ее муж. Впрочем, когда она взглянула на холст, то от радости не осталось и следа. Она готова была умереть в тот же миг. Грудь, живот, бедра - все казалось старым и страшным, она не могла так безобразно выглядеть. Разве Рубенс бы такой нарисовал ее? Она едва сдерживалась, чтобы не сказать все, о чем в тот момент думала.
Почему она, всю жизнь рядом с ним проведшая, так и не может понять самого главного, не разглядела того, о чем они говорили, когда с восторгом смотрели на полотно.
Но постепенно Саския смирилась и успокоилась. Он был гением, он останется в веках и полотно переживет ее и обессмертит - это самое главное, большего ей и не нужно было в этом мире.
- Я люблю тебя, - шептал он ночью, - когда они остались одни, и я брошу живопись, если мне придется выбирать.
Хорошо, что во мраке он не видел ее глаза, переполненные слезами. Но грусть смешалась с радостью, и она была счастлива. И это был тот редкий случай, когда третий не стоял между ними, он исчез, растворился, затерялся где-то в тумане среди своих дворцов и великолепных картин.
А потом она снова думала о Рубенсе и пыталась понять, что же такое было в нем особенно, и могла ли она так любить того, с которым ни разу и не разговаривала и видела лишь мимолетно несколько раз, совсем не знала. Но она знала его искусство, разве этого не достаточно?
Но возможно, они уже жили, были рядом в другой жизни, а на этот раз она получила в мужья для разнообразия чужого, другого человека. А тогда они были вместе и счастливы. Но если это так, то остается надежда на то, что они снова встретятся в иной жизни.
Мастер о чем-то спрашивал ее, она что-то ответила невпопад, и ко всему в тот же момент потеряла интерес. И ей тогда хотелось все ему рассказать от начала до конца, как в первый раз она увидела «Святого Георгия», как все эти годы была безумно в него влюблена и до сих пор только о нем одном и думала, но что-то все время ее останавливало. Она боялась его потерять. Она не хотела ранить того, кто так любил ее, и готова была унести эту тайну с собой в могилу. В минуты, когда ей было особенно тяжко, она хотела написать большое письмо Рубенсу, решив, что от этого ей станет легче. Но она представила себе его ироническую улыбку, а потом, если о нем станет известно многим. Это было настоящим безумием.
№№№№№№
Часто глядя на свою любимую, художник не мог не думать о том, как много она ему дала. Он не смог бы жить без любви, без женщины, без внимания и света, от нее исходившего. И хотя он иногда так увлекался живописью, что забывал обо всем, и о ней забывал, но, возвращаясь назад, в реальность, всегда радовался этому. Она была единственной женщиной, только ему в этом мире предназначенной. Он знал ее всегда и был всегда только с ней, в том не было никаких сомнений.
В его мире существовали Саския и все остальные женщины. Он многого не понимал, но знал, что наступит день и час, когда он вспомнит обо всем и тогда напишет роман (он не представлял себе, как можно изобразить на полотне историю встреч и разлук и новых встреч во вселенной и в вечности. А ведь так должно быть и так будет всегда.
Он и сам сначала не понял, откуда возникли мысли о смерти, ее смерти. Потому что сам он чувствовал себя великолепно, и для того не было никаких причин.
Она больна? Что с ней. Отчего он кривил душой и старался убрать на полотне эту болезненную бледность? Она всегда хотела на полотнах выглядеть краше. Но он, в отличие от вечного соперника своего никогда не лукавил. А теперь почувствовал и увидел его грозную соперницу Смерть, с которой бесполезно спорить.
И этот подвал, в который безумцем отцом была спрятана Даная, он не случайно возник в сознании его. Но если просто молчать о той бездне, которая тебе открылась, то возможно пророчество и не сбудется. Но он думал об этом позднее, после того, когда все было исполнено и проступило на холсте.
Королевский художник снова вспомнился ему, ироничный, блестящий и довольный жизнью и собственным положением, и молодой женой. Как же они далеки друг от друга. А он так и остался праздным гулякой, и только талант как-то мог оправдать его существование в этом мире.
И вдруг ему показалось странным, что Саския, которая знала художников, не говорила о Рубенсе. Ни разу не слышал он в разговорах, которых было великое множество, имени королевского живописца. Как это странно и непонятно. Что бы значило это молчание?
И такое любопытство его разобрало, что он нынче же решил с ней о том поговорить. И есть ли кто-то из художников, кто нравится ей, кроме ее несравненного мужа? Он представить себе не мог , что творит , какой огонь разжигает.
№№№№
Она сидела в большом и удобном кресле. Ему так странно было видеть ее одетой и молчаливой, после всех сеансов, когда он рисовал ее. Это была уже не Даная. Отрешенная незнакомка даже не заметила его сначала, и он боялся ее потревожить. О чем она думала? Почему она отстранилась от мира, словно ее больше и не было рядом. Какой-то странный призрак, лишь немного напоминавший его возлюбленную.
Много бы он дал за то, чтобы понять, о чем она в тот момент думала. Но она казалась иноземным растением, одиноким и отрешенным.
Он окликнул ее. Странно медленно она повернула к нему голову. Он смотрел и не мог произнести обычных слов. Но любопытство оказалось сильнее.
- Меня осенило, дорогая, - услышала она его голос.
- Что же тебя могло удивить?
Шестым чувством своим она ощутила страшную опасность и постаралась собраться, но сделать это было очень трудно
- За все время нашей жизни, - он замолчал, словно ему нужно было подобрать слова чужого языка, значения которых он никак не мог припомнить.
- Чего же не было за все годы нашей жизни?- с тревогой подумала она.
Она теряла власть над собственной душой и это ее очень пугало.
Он видел, что она побледнела еще сильнее, но что же испугало ее, если он еще ничего не сказал?
Что привело ее в такое замешательство, какая тайна таится в ее душе. Он понял, что совсем не знает свою любимую.
- Не пугайся, милая, я бы не потревожил тебя, если бы знал, что ты так расстроишься.
Он растерялся, и все дальше уходил от сути сказанного. Она первая пришла в себя, хотя это было не просто.
- Но о чем ты хотел спросить?
- Да это и не важно, мне просто вдруг подумалось, что за все эти годы, когда мы столько говорили о живописи, ты ни разу ни слова не сказала о Рубенсе, словно его и не существует.
Она уже успела успокоиться, когда прозвучали эти слова. Но удар оказался невероятной силы. Она вцепилась в подлокотники кресла, словно хотела их оторвать. Дерево жалобно скрипнуло, боль пронзила пальцы. Она пришла в себя.
- Я видел столько девиц, умирающих от восторга перед его полотнами. И только ты одна могла позволить себе роскошь не замечать его.
Он рассказывал о той давней пирушке, когда друзья просили привести к ним его невесту, чтобы она ответила на вопрос за кого бы охотнее вышла замуж.
- Почему он не сделал этого?- вдруг подумала Саския.
Она все еще была лишена дара речи и плохо соображала. Но когда он замолчит, надо будет что-то ему ответить. Какая же сила воли ей потребуется, чтобы не выдать себя?
- Я видела его картины когда-то, - говорила она тихим и отстраненным голосом. Так можно было говорить о Рафаэле, а не о том, кто жил и творил рядом.
- Но самого мне видеть не доводилось. А ты меня о нем не спрашивал.
Это была правда, он никогда ее не спрашивал. Саскии можно было перевести дыхание, но оставалось что-то странное и недосказанное во всем. И показалось ей, что только чудо позволило отойти от края пропасти. Но кто и что мог сказать ему о Рубенсе? Она не изменяла, ни в чем не была перед ним виновата, откуда же тогда это странное чувство вины, почему приходилось оправдываться.
О, Рубенс, Рубенс, по какому праву он ворвался в жизнь и не дает оставаться спокойно и счастливой посторонней женщине. Почему он так и не отпустил ее, хотя и не держал вовсе.
Почему он рушит жизнь с художником, который глубже, самобытнее, и так ее любит, по какому праву?
Сам король удивился бы, если бы услышал такие вопросы, и вероятно, не понял бы, о чем с ним говорят, но так все сложилось.
№№№№№
Зачем ты посеял смуту в его душе? - раздраженно спросил учитель, наблюдавший за этой напряженной сценой.
- Мне было интересно, и потом тайное всегда становится явным, разве тебе неведома эта истина?
- Но они могли быть счастливы.
- А что это за роман без третьего, ущербный какой-то и почему они должны быть спокойны, пока живы, на кладбище успокоятся, - буркнул он, сетуя на то, что его старания не оценены.
- Но это не треугольник даже, - все еще не мог успокоиться учитель, - а черт знает что.
- Вот в этом - то и суть, - он поднял вверх руку, - им все время кто-то или что-то мешает, как всегда и должно случаться. Да и что это такое - счастливая любовь, сказка, а о сказках мы с тобой не договаривались. Она любит его все больше от одной жизни к другой. Но всегда есть кто-то, кто мешает ей до конца отдаваться этому чувству. Да и сам он себе еще больше мешает, чем кто-то посторонний. Он грешен, легкомысленен, не практичен, не блестящ, не честолюбив. Это все есть у соперника, только его нет, да и не будет никогда с ней рядом. Да и когда и где было по-другому, может, ты знаешь, а я нет, - заявил бес, так, что спорить с ним было бесполезно.
Учитель усмехнулся своей наивности - ему казалось, что они все время приближались к гармонии, но они снова от нее отдалялись, словно в этом и была главная суть всего, что с ними происходило.
- Очередная жизнь - только игра, а там всегда все по-разному случается, а за победой всегда по следам плетется поражение.
- Но мы о живых людях говорим, - не выдержал он.
- О живых, - подтвердил Мефи, - а у них никогда ничего не бывает гладко, они грешны, противоречивы, несчастны, и всегда заблуждаются.
На этом разговор их оборвался. До самого конца они больше не возвращались к нему.
№№№№№
Рубенс вышел на балкон и спокойно огляделся вокруг. В его замке, с которым мог спорить только королевский, продолжался бал. Он очень устал, но радовался тому, что Елена счастлива. Она так любила и танцы и гостей, так ждала праздника. Но в эту ночь ему приснилась Изабелла. Он никогда не забывал о ней, да и как ее можно забыть. Она тихо смотрела на него и не обвиняла его ни в чем, и все-таки ему хотелось попросить у нее прощение, за то, что он все еще жив и счастлив. А с нею была Клара - его ангел, так быстро его покинувший. Это он так долго задержался, а они там ждут его, и он понимал, что пора уходить.
Елена танцевала без устали. Она казалась настоящей королевой. Он очень любил ее, и все-таки душа его была там, в другом измерении. И не смолкала музыка на балу и в его жизни. Он ушел в свой кабинет, сидел в кресле и смотрел на свой портрет с Изабеллой, тот самый, которым он когда-то оповестил мир, что влюблен и женится, и что душа его всегда будет принадлежать этой женщине. Так оно и было тогда. Если бы Изабелла не покинула этот мир так рано, он не думал бы ни о какой другой женщине, но и в одиночестве оставаться просто не мог. И он был благодарен Елене за то, что она прожила с ним все это время.
Он отпустился в кресло и задремал, какие-то то ли девы, то ли музы в легких нарядах окружили его, подхватили и понесли куда-то прочь. И так легко, так весело ему было при этом, что он улыбнулся невольно. Это показалось ему последним мигом блаженства,. Но почему последним?. Но не было в душе его ни жалости, ни страха, ни желания остаться. Елена осталась где-то очень далеко. Он стремился на встречу к Изабелле.
№№№№№
Весть о смерти Рубенса потрясла этот спокойный мир. Никто не верил в то, что он может покинуть их так неожиданно.
Саския сжалась от боли, и физической и душевной, как хотелось ей уйти раньше, чем он. Почему она так долго болела, а он упорхнул, как мотылек, даже никакого намека на то не было. Она ждала пока уйдет муж, а потом, прилагая невероятные усилия и корчась от боли, тоже стала собираться, радуясь, что служанка ушла на базар, и не станет ее задерживать. Она не боялась столкнуться с мужем, просто ничего не сказала, потому что он не позволил бы ей туда пойти. Но она боялась того, что кто-то из знакомых увидит ее и заметит, как она переменилась. Как не похожа она на свои портреты. Но возможно ее просто не увидят, потому она и была без мужа.
Елена и здесь казалась королевой. В траурном наряде она выглядела еще великолепнее и ярче. Саския подумала о том, что ей никогда не быть такой, даже в лучшие времена она никогда не была так хороша. Но она подумала и о том, что, скорее всего, никогда и нигде не хоронили так живописца. Судьба многих из них была плачевна, даже Рафаэль, умерший так рано, в зените славе, вероятно, не достиг такого.
И только он один был совершенно счастливым, и жизнь его казалась безоблачной и неповторимой.
И тогда она спрашивала себя, а смогла бы она сделать его таким? Если бы не Елена, а она стала его женой. Она не знала ответа на этот вопрос. Вероятно, такого просто не могло быть. Они были все-таки в разных пространствах и разных мирах. Ее мечта были напрасными, это надо было признать теперь, надежда умирает последней, но она умерла накануне вместе с ним. Комета Рубенса навсегда умчалась от нее, это надо было признать, хотя смириться невозможно.
Им посчастливилось родиться в одно время и в одном месте, и это не помогло соединиться, им ничего не могло уже помочь.
В этой толпе Саския почувствовала себя совсем плохо и поспешила к своей карете. Она едва добралась до дома и рухнула на постель, тут же послышались шаги служанки.
Но она поняла, что не поднимется больше с этого ложа, да и не было в том необходимости. Ночью в забытьи она звала его и умоляла забрать ее с собой. Когда Мастер подошел к постели и коснулся ладонью ее лба, и услышал имя художника, он не удивился, ведь его только что похоронили, но что с ней такое.
- Не бойся, дорогая, - ласково говорил он,- он был стариком, а мы с тобой молоды и полны сил.
Мастер не умел лгать, и потому особенно тяжело дались ему эти слова. Она не могла себе представить, какое впечатление на него произвел уход соперника. Но в тот момент он вдруг заметил, как изменилась она, словно у него глаза открылись. Дыхание смерти оставило след на дорогих ему чертах, - она уходила от него. Но в это все еще невозможно было поверить.
Он вспомнил, как она, еще невестой, испугалась собственного портрета, и говорила, что те, кого рисуют, уходят очень быстро. Смерть Изабеллы, вероятно, только умножила ее страхи, он просто о том не думал - так проще, они не говорили об этом, но что должна была переживать она?
Но если портрет остается, а любимый уходит, то не слишком ли велика цена. Впервые, стоя на краю бездны, теряя ее, он готов был отказаться от своего дара, словно это можно было сделать.
Согреет ли его то, что через 100 или 200 лет кто-то начнется восхищаться его работой? Нужно ли ему это? А жизнь стремительно исчезает, и много за что мог бы он себя упрекнуть. Самое лучшее все уже было и никогда не повторится. От того праздника, который он ощущал еще недавно, больше не оставалось и следа.
Он медленно поплелся к себе, вглядываясь в темноту этого нового, неведомого мира.
№№№№№
Уже несколько дней Саския лежала в забытьи, и лекари говорили о том, что надеяться не на что, они только разводили руками и дивились тому, что художник об этом узнал вроде бы только что. Неужели он и на самом деле ничего не видел прежде?
А она видела себя в изысканном наряде перед королем. И монархи приветствовали жену великого художника. Но она уже не могла понять, чьей женой она была, пыталась расслышать собственное имя и не могла, она искала взглядом того, кто был в этом видении ее мужем, и не находила.
- Мой Рембрандт теперь так знаменит или они говорят о Рубенсе, - пыталась угадать и не могла она.
В это время все повернулись к выходу, туда, где и шел он. И она повернулась со всеми. Но так и не поняла, кто же к ним шел
-Рубенс, - произнесла она, - они знали мою тайну- На этот раз они были великодушны и поступили так, как и хотелось.
Она так и оставалась стоять неподвижно, а он прошел мимо и растворился где - то вдали, не коснувшись их. И тогда она рванулась за ним, не в силах больше здесь оставаться. И весь мир остался для нее только странными картинами.
№№№№№
В те дни Мастер был безутешен. Он пытался подготовиться к этому и не мог. Он вспоминал Рубенса, после смерти его жены, и только теперь мог понять, что тот мог испытывать
Он видел свою Данаю в последний раз, хотел проститься с ней и никак не мог этого сделать. Тьма отпустилась на его душу, и не было сил, что-то делать. И даже дневной свет раздражал и пугал, только мрак казался тем любимым состоянием, без которого он никак не мог обойтись, сколько не старался.
И вообще в те дни он никак не мог понять, жив или уже мертв. Да и какое значение теперь имела его жизнь, если в ней больше не было ее. И только его служанка терпела все капризы и заставляла его что-то делать.
Как невыносимо тяжело было ему жить дальше. Но Саския была уже на небесах, только как же она могла бросить его, и уйти? У него не хватило сил на то, чтобы вернуться к реальности и обольстить какую-то другую женщину. Он не хотел возвращаться к этому миру. Рядом была верная служанка и только, больше ему ничего и не хотелось.
Остались старики на его полотнах. И каждый раз ему казалось, что это портрет его души, его страданий, потери и тьмы, к которой они были значительно ближе. И значит, раньше, чем он встретятся там с ней. Он завидовал им, хотя, когда начинал о том говорить, они никак не могли его понять и только смотрели молча на странного художника.
Невозможно было и представить себе Рубенса, который бы забыл обо всем, и довольствовался служанкой,а для него это было нормально. Наверное, Саския с небес его укоряла за это, но он только рукой махнул, когда подумал о таком, и просто жили или доживал дальше.
№№№№№
Елена. Он сталкивался с ней несколько раз. Он восхищался ею, но она даже и не смотрела в его сторону. И странно сжималась душа, когда он представлял себе, что это он ушел, а Саския осталась. Что чувствовала бы она, как ко всему бы относилась?
Но они скоро соединятся, ведь никакой разлуки не существует в этом мире.
А Рубенс, он как всегда счастлив, потому что уже соединился с Изабеллой. Его только удивляло то, что она ушла вслед за его вечным соперником, как будто была его женой. Конечно, мы не можем определить дату своего ухода, но почему так получилось?
Он жил еще 27 лет - не так уж мало по земным меркам, и одно мгновение по небесным. У него оставалось только «Возвращение блудного сына», а что еще оставалось творить ему. И он вернулся к своему богу нищ и наг, ничего не осталось от того праздного гуляки, кроме таланта и света его мрачноватых полотен.
Он оказался среди полу знакомых людей, и был скорее королем бродяг, и в отчаянии писал своего блудного сына, это оказалось последней повестью о мире и о себе.
Он видел какие-то другие миры, видел лица женщин, к которым не смел приблизиться. И она, другая любила его значительно сильнее, хотя он никогда не коснулся даже ее руки. Он понимал, что в реальность врываются другие жизни, которые он никак не может припомнить.
Но как же ничтожен и жалок он был теперь. Если на небесах она от него отвернется, то он заслужил это.
№№№№№
Был пасмурный осенний день, солнце не собиралось показываться. Ему хотелось взглянуть на картину, в которой было все от его последней жизни. Чтобы рассчитаться с кредиторами, он должен был отказаться даже от Данаи. Когда ее уносили, ничего и от него жизни не осталось больше. Но теперь они должны были унести и блудного сына. И он смотрел на творение, словно старался навсегда запомнить его.
Он знал, что больше ничего не возникнет, ничего не оставалось, все было потеряно раз и навсегда.
Но он уже не мог особенно печалиться, хотелось только, чтобы солнце появилось хоть ненадолго и согрело его душу.
Солнце появилось в тот момент, когда в его дом вломились чужие люди, еще одно странное совпадение, сколько их было в жизни мастера. Но он был мертв, хотя никто еще о том не знал, да и некому было этим интересоваться.
Он от многих слышал о том, как старый Рубенс во время бала вышел на балкон своего великолепного дома, полюбовался на этот мир и величественно прошел в свою библиотеку, чтобы взглянуть еще раз на автопортрет с Изабеллой. Там его и нашли с улыбкой на устах, что было правдой, что только красивой легендой, сказать трудно, но о нем такого точно не расскажут. Но ему до их рассказов в тот момент уже не было дела. А тот другой, он видел только свет, никогда не сталкивался с изнанкой жизни, и ничего о ней не ведал.
Но и он больше не страдал, ни о чем не думал.
№№№№№
Учитель молча стоял около хижины Мастера. Даже для него, уже знавшего о том, как это должно быть, очень страшно было сознавать то, что происходило на его глазах снова
Но они сами выбрали жизнь этого художника, а не того.
- Что дальше? - спросил он у молчавшего рядом беса.
- Его похоронят без нас, - отозвался тот, - а я хочу вернуться в Россию, ну каприз у меня такой. Золотой Петербург, там и должно все быть теперь. Я так давно хотел посмотреть на жизнь их Поэтов и художников.
Можно было с ним и не согласиться, но он все равно поступит по-своему. Но возможно теперь ему Россия понравится больше, сколько времени прошло с тех пор, когда они здесь бывали.
И была завершена одна повесть, другая еще не началась, - самое странное для них время. Странное и таинственное. Но все идет своим чередом.