Приземистый, с большой бугристой головой в бурых проплешинах, с рыже-серебристой щетиной и щелками светлых глаз, он напоминал мне мшистый пень. Лицо в глубоких бороздках, нос-груша испещрен рябью пор, волосы на бровях торчат золочеными кустиками — а может, он леший? Дедок, годков под девяносто, пришел на курсы по реставрации домашней мебели. Внуки привезли «учебный материал»: кресло двадцатых годов, комод конца девятнадцатого века, деревенскую лавку, наверное, еще допетровских времен.
Старик направился за инструментами, выбрал нужные. Сняв потертую шелковую обивку с кресла, обнаружил штамп на обратной стороне сидения. Буквы русские, позвал меня перевести. Я с трудом разобрала надпись “Леспромпродтрест”. Услышав русское слово, старик явно оживился. Он начал вертеться и приплясывать от волнения, отчего заправленные в резиновые сапоги брюки, болтавшиеся на нем огромным парашютом, пришли в движение.
- Сеппо, ты сначала зайцев из штанов выпусти, а потом уж к молодым приставай! - расхохоталась бабулька, тоже «студентка».
- А разве матушке галифе не нравятся? - Сеппо оттянул в стороны карманы, брюки развернулись гармошкой и действительно стали похожими на военную форму.
“Матушками” называют здесь русских женщин, независимо от возраста. Это не обидно, как “матрешка”. И совсем безобидно по сравнению с “рюсса”.
После снятия краски с поверхности комода проступили надписи на русском, сделанные чернилами. С трудом я разобрала написанное.
...Так, за расшифровкой русских слов, я подружилась с Сеппо. Однажды, во время нашего неторопливого кофепития, я стала расспрашивать его о войне. И старик рассказал мне историю.
Это случилось ранним морозным утром в марте 1942. Он шел мимо деревни на лыжах в сторону Олонца по замерзшему руслу реки Олонки. Зима выдалась снежной. Между серыми бревенчатыми избами громоздились сугробы. Кое-где они были выше крыш, укутанных белым одеялом.
Пробирался по насту. Падающий снег помогал скользить, получалась лыжная прогулка, как до войны. Вспомнил про охоту. Читал в журнале, что здесь, в Карелии, в огромном количестве водятся рыжие лисицы. Среди заснеженных полей черные копны сена отчетливо вырисовывались, несмотря на завесу мокрого снега. В это время лисы ходят завтракать в стога, выкапывая из соломы мышей-полевок. Насытившись, спокойно перебегают дорогу и уходят в сторону леса, в норы под корягами или в расщелины скал.
Сеппо неторопливо катил, наслаждаясь мирным безмолвием утра. Вдруг он увидел двигающееся пятно метрах в двухстах впереди. Лиса! Ну да, она самая: прижимаясь к земле и распластав огненно-рыжий хвост, двигалась к стогу. Видел и раньше лис, но сейчас засомневался. Те лисицы были похожи на некрупных дворовых собак. Эта же, пушистая, упитанная, кралась, словно кошка.
Хищница то пропадала из виду, то потом появлялась в другом месте. Сеппо замер, наблюдая за ней. Слишком далеко, подумал и осторожно ступил на берег, желая подкрасться к лисе поближе. Он обходил стога, кружил, как зверь. Увидев вторую лисицу, даже не успел удивиться. Она была гораздо ближе, чем первая, но стремительно удалялась. Видимо, уже позавтракала и направлялась на отдых.
Не удержавшись, ахнул, когда заметил третью! Около пятисот шагов их разделяло, и эта кумушка взяла курс на лес. В Сеппо проснулся инстинкт охотника. Он стал подкрадываться с предельной осторожностью. Стрелять пока нельзя – слишком велико расстояние. Петлял между стогами, выжидая момент и надеясь на встречу с четвертой красавицей. Из-за стога удобно высматривать добычу, оставаясь незаметным. Настоящая игра в прятки! Не дыша, сбросил бесшумно лыжи. Взял палки под мышку. Мелькнуло рыжее пятно. Выжидал некоторое время. Кто там прячется? Он чувствовал, что метрах в ста от него находится зверь. Возможно, лиса поймала мышь и теперь поглощена делом. Вытянул шею и увидел, как хищница разгребала лапами сено, добираясь до жертвы. Прицелился. Вдруг лиса повернулась в его сторону и посмотрела в упор. Он неожиданно смутился: до чего умное выражение глубоко посаженных глаз, с косым овальным зрачком. Залюбовался, но не опустил винтовку, выстрелил. На войне как на войне. Промах. Лиса метнулась влево, крутнулась на месте юлой и стремглав помчалась прочь. С досады он чертыхнулся: ушла! Но передернул затвор и еще раз прицелился. А вдруг повезет? Выстрел! Ударил снежный фонтанчик, лиса метнулась в сторону. Опять промазал: ничего не поделаешь! Лиса убегала в сторону Олонца, но вдруг неожиданно поменяла направление и помчалась к лесу. Он опять прицелился. Ну же! Пальнул. Зверь рухнул. Охотник вскрикнул от радости. Схватил лыжные палки, винтовку. Лиса лежала неподвижно. Приблизившись, дотронулся до нее палкой и от неожиданности отшатнулся: хищник «ожил» и впился зубами в деревяшку. Пуля прошла между передними лапами и только ранила лису. Пришлось добить ее ударом приклада по голове. В приподнятом настроении продолжил Сеппо путешествие в город. Связанная за задние лапы лисица болталась за спиной, прикрепленная к рюкзаку. Два старика на лошади приехали за сеном. Матушка, сидящая на телеге, увидев трофей, обрадовалась: “Слава Богу, эта пакостница у меня всех кур передушила!” Знакомый сержант лиску освежевал. Потроха отдали собакам, а из шкуры шапку сшили. Самое обидное, что никто не поверил рассказу Сеппо о том, что он видел сразу четырех лисиц.
Я поверила. Только спросила:
- А почему вы один были? Там же военные действия велись, бои и все такое.
- Дались тебе бои! Парни пошли в тот день рюссу стрелять, а я лис!
***
Точку поставить в рассказе я не могу. Мой дед воевал с ”бело-финнами”, как их называли у нас. И рассказывал историю про финского солдатика, подстрелившего лисицу. Дед видел его в прицеле своей снайперской винтовки. Он лежал на опушке леса в маскхалате в «секрете». Почему не выстрелил? Может быть, он предчувствовал, что его правнуки и праправнучки будут жить в стране Сеппо, и я встречусь и подружусь со старым охотником?
Я благодарна Сеппо, что он не стал говорить со мной о войне. Он не стал вспоминать, как в лютые морозы шли в атаку красноармейцы, как дрались финны, отстаивая каждую пядь своей земли. Зато он принес мне заметку в финском журнале о геройстве русских солдат и офицеров во время Первой Мировой войны.
Вот эта заметка:
Журнал публиковал воспоминания полкового писаря царской армии Николая Владимировича Александрова. Долгое время считалось, что в боях под Гумбинненом в августе 1914 года был уничтожен почти весь Конногвардейский полк, но на самом деле потери были в основном среди офицеров, а солдаты уцелели. Вот как это случилось. По свидетельству Александрова, 4-я рота полка должен был отвлечь внимание неприятеля. Зная, что они идут на верную смерть, командир Бобриков совершил небывалое: спасая жизнь своих подчиненных, в штыковую атаку он повел офицеров! Во время той атаки погибли почти все, сам же Бобриков уцелел чудом: он был ранен в руку и упал. Его вынес с поля боя вольноопределяющийся, граф Гудович — несмотря на град пуль, он привел командира в укрытие. После того как офицеры приняли огонь на себя, солдаты, оставленные Бобриковым в резерве, стремительно атаковали позицию неприятеля и овладели ею.
Я прочитала статью с интересом. Правда, вспомнила, что в литературе уже встречала описанный факт в другой редакции - атакой командовал барон Врангель. Но эти подробности не имели для моего Сеппо никакого значения. Он искренне восхищался самоотверженностью русских офицеров и даже пожал мне руку, как будто это я одержала победу в том бою!
P. S. На фото финские деревянные лыжи, которые использовали в 50-х годах.