Ярко-красный занавес медленно раздвигается в разные стороны, обнажая сцену, украшенную цветами. На сцене, на стульях сидят два человека лицом к залу и курят; одеты оба в одинаковые одежды.
Семенов:
Как вам погода сегодня?
Плоскин:
Все окна закрыты и о погоде я ничего не знаю; думаю, она и сегодня такая же скверная, как и все остальные дни.
Семенов:
А я люблю скверную погоду, чем сквернее она, тем для меня лучше; ведь я и сам человек очень скверный. Вы должно быть заметили это?
Плоскин:
Я много чего заметил. Например, что сигарета ваша давным-давно погасла, а дым изо рта вы все равно выпускаете через равные промежутки времени.
Семенов:
Это пустяки, это у меня с детства.
Плоскин:
А я своего детства не помню вовсе. Меня в годовалом возрасте уронили головой на бетонный пол и повредили в неокрепшей тогда еще голове какие-то важные центры; какая-то была главная там суть или что-то подобное.
Семенов:
И с тех пор вы о себе ничего не ведаете?
Плоскин:
Практически нет, какие-то обрывки, слабые сигналы, листки воспоминаний, но книги в целом нет. Все очень не ясно.
Семенов:
Небо нынче такое же - не очень ясное, блуждающее какое-то небо, ничего в нем не разобрать, правда, я и не видел его сегодня. Да и как его увидишь!
На сцене появляется Тумин.
Тумин:
Доброе утро, господа!
Семенов (отворачиваясь):
Я с вами здороваться не стану.
Плоскин:
А я поздороваюсь. Привет, Тумин! Присаживайтесь и не обращайте внимания на Семенова, у него на душе скверная погода и блуждающее небо.
Тумин (усаживаясь у ног Семенова):
А я никогда на него не обращаю внимания, я его вообще не вижу и совершенно его не знаю. И вы, Плоскин, зря так подолгу общаетесь с ним.
Семенов:
Это почему же еще?
Тумин:
А потому, Семенов, что вы злой и неприятный собеседник. У вас на уме одна нездоровая мысль, о которой я не могу говорить вслух (так как в зале могут находиться дети, да и не каждому взрослому она придется по душе). И еще одно: у вас всегда изо рта идет дым. И еще: вы Луке в кисель соли насыпали...
Семенов:
А вы по ночам заглядываете в женские окна, а потом пишете об этом стихи. Я их читал несколько раз и они мне не нравятся. И вы мне не нравитесь. И никому вы здесь не нравитесь. Вот один Плоскин вас и терпит пока.
Плоскин:
Тумин, как вы думаете, это загадка природы, что у Семенова постоянно идет дым из рта или нет?
Тумиин:
Нет. И в этом я уверен. Это дымит его желчное нутро. Оно до такой степени не готово к общению с нормальными людьми, что моментально выделяет дымные газы. Я. кстати, давно хотел поставить вопрос о проверке этих газов на анализ: мне кажется, они вредят всему живому.
Семенов:
Тумин, мне сейчас так хочется вас ударить, но ваше счастье, что я до обеда не могу подняться с этого стула. Я, конечно, мог бы встать вместе со стулом, но до обеда этот стул должен стоять на этом месте. Потому я совершенно спокойно отношусь к вашему хамству, но смею вас заверить, что ближе к ужину, я расхлещу вашу морду вдоль и поперек, как делал это уже дважды, и каждый раз с огромным удовольствием.
После этих слов он застегивает верхнюю пуговицу на рубашке.
Плоскин:
Семенов сегодня суперагрессивен. Уверен, что все это связано с барометрическим давлением в гектопаскалях. Тумин, вы видели вчерашнее небо?
Тумин:
Я видел вчера комету Галлея и стрелял в нее холостыми.
Семенов:
Так вот кто мешал спать с трех до пяти! Значит это вы забавлялись с минометом, дебил вы этакий...
Тумин:
Да, именно в эти часы я выпустил около сотни мин, но попал лишь тремя. Правда, эти три, как я уже говорил, были холостыми.
Семенов:
Тумин, вы куда-то шли?
Тумин (поднимаясь с пола):
Я шел на сеанс, и сейчас на него дальше пойду.
Тумин идет к кулисам, с каждым шагом становясь все мельче и незаметнее, все мельче и незаметнее...
Плоскин:
Семенов, какие буквы есть в вашей фамилии?
Семенов:
Я точно не знаю, какие и сколько их, но доподлинно известно, что есть буква "ш".
Плоскин:
В начале слова или в конце?
Семенов:
Скорее всего, в начале. Ведь в конце у меня совсем другие вещи. А почему вы спрашиваете меня об этом?
Плоскин:
Да вы даже не можете себе представить, как я вам завидую! Я-то ведь своих букв совсем никаких не помню; меня в детстве уронили о край железного таза головой, вследствие чего произошли самопроизвольные смещения мозговых пластин или чего-то еще, но очень-очень важного.
Семенов:
Мне захотелось плюнуть кому-нибудь в лицо.
Плоскин:
И с чего бы это вдруг?
Семенов:
И совсем не вдруг. Так у меня всегда бывает, когда пообщаюсь с кем-нибудь, типа этого Тумина. Да и погода видите сами какая, просто хочется сквернять и сквернять.
Плоскин:
Ну так плюньте в меня. Подождите только, я глаз закрою, а то если в глаз попадет, потом долго моргать нужно будет, глаз покраснеет и будет больно. А я боли не терплю, неприятно мне это.
Семенов (задумчиво):
Нет, в вас я плевать не стану, это противу всякой этики, это противу всякого приличия. А я, вы наверное, заметили, человек во всех отношениях очень приличный.
Плоскин:
Ну ладно, тогда я расскажу вам одну историю, которую сегодня услышал от одного мужчины. Вы его должно быть знаете, усатый такой и еще горбун?
Семенов:
Он - женщина?
Плоскин:
Вроде нет, хотя точно сказать, конечно, не могу. Здесь все так перемешалось, что ничего невозможно толком разобрать... Скорее всего, я не до конца правильно концентрируюсь на предмете; в этом мне мешает то самое падение с крыши головой вниз, в детстве... О, Фаляпин бредет! Смотрите, Семенов, смотрите на Фаляпина!
На сцену выходит неприлично пьяный Фаляпин.
Фаляпин:
Прошу, господа, на меня так не глазеть, да я пьян! Я пьян так, как хочу этого сам. у меня произошла семейная драма, душевный надлом и, так сказать, от этого надлома по всему телу пьяная истома.
Семенов:
Здравствуй, Фаляпин!
Фаляпин:
Здравствуй, Семенов! Здравствуй, Плоскин!
Я есть, Фаляпин, я весь в обносках.
Семенов:
Если ты станешь говорить рифмой, я заткну уши и закрою глаза.
Фаляпин:
Затыкай-затыкай! Закрывай-закрывай!
Замеси каравай и отсюда шагай!
Плоскин:
А знаете, Фаляпин, к нам приходил Тумин, но Семенов стал его оскорблять и Тумин ушел куда-то в сторону гардероба, так сказать восвояси.
Фаляпин:
Я хожу по пояс в рясе,
У меня на шее бант.
Я целую всех подряд,
Вот такой я франт!
Семенов:
Фаляпин, сделай милость, подойди поближе, я пну тебя ногой по морде.
Фаляпин:
Твое место, Семенов, давно уже в морге.
Плоскин:
Фаляпин, не будь бякой, видишь человек переживает. Сделал ножками чуп-чуп и подошел.
Фаляпин:
Ножками-ручками,
Носами-закорючками.
Семенов:
Ты, Фаляпин, сволочь такая, подожди до ужина, будь покоен! Я тебе и этому Тумину, буду вам морды бить!
Фаляпин:
Подайте пить!
Фаляпин достает из кармана меховой куртки бутылку дешевого вина и одним залпом осушает ее содержимое; бутылку он бросает в зал, откуда доносится приглушенный звук "ах!". Далее Фаляпин исполняет на сцене всевозможные танцы народов мира.
Плоскин (обращаясь к залу):
Я раньше не знал Фаляпина и жил очень скучно. Теперь, когда я узнал его ближе, я ведаю какова она, настоящая жизнь - она весела, смела и беззаботна. Хорошо ли тебе в этой жизни, Фаляпин?
Фаляпин:
Мне хорошо всегда!
Так было, есть и будет так во веки!
Семенов:
Фаляпин, я прошу тебя в последний раз, подойди ко мне поближе.
Фаляпин:
А пламя языками пятки лижет
И не снесет обид потерянный герой
Уйдет и ляжет спать домой
А дома дети и евонная жена
Жена-красивица - умна, верна, обнажена
И соки пьет, и ест еду
Герой один, герой в бреду
Фаляпин делает некую сложную фигуру в воздухе и падает на пол у ног Плоскина, засыпая тут же с открытым ртом. Изо рта на сцену выкатываются несколько прозрачных шариков; шарики эти никого не интересуют и лежат себе поблескивая.
Плоскин:
Семенов, а вы были женаты на женщине?
Семенов:
Я ведь не слышу ничего, я ведь уши заткнул, чтоб больше не видеть этого гада Фаляпина.
Плоскин:
Здесь такой сквозняк, словно рядом работает мельница. Я однажды с кем-то ездил на мельницу и там сильно дул ветер. От этого ветра сильно страдали хлеба на полях и мельницу взорвали. Чуть позже.
Семенов:
А где подлец Фаляпин?
Плоскин:
Он утопил свой мозг в вине
И лег вздремнуть на горьком дне.
На сцену падает занавес в виде усов автора пьесы; в зал изо всех щелей вливается вода.
На мгновение из-под занавеса показывается голова Фаляпина.
КОНЕЦ