Быль
Среди всех братьев наших меньших –диких и прирученных-мне больше всех других всегда нравились лошади. То ли потому, что я в них видел безотказных трудяг, крепко привязывающихся к своим хозяевам и выполняющих порой самую тяжелую, иногда бессмысленную и для человека работу. То ли за их особый представительный вид , то ли за то , что на протяжении всей истории безропотно делили невзгоды физических и военных трудов, выпадавших на долю человека. А может оттого, что лошади особенно чутко относятся к проявлению любых человеческих чувств. Заговоришь с лошадью ласковым голосом , погладишь по шее и вот она уже удовлетворенно пофыркивает и кивает головой, стараясь прикаснуться к твоему плечу мягкими, крупными губами.А поднесешь ей кусочек сахара, морковку или другое лакомство, так она его так бережно и аккуратно возьмет,что просто удивляешься, как она умеет обращаться такими губами.
А её глаза! Это же глубокие темные озера, в которых кажется можно прочитать такое множество оттенков чувств.
Если случится обойтись с лошадью жестко, а потом посмотреть в ее глаза, то у самого невольно возни -кает чувство укоризны за свой поступок.
Беспощадная жизнь, которую мы нередко устраиваем не только сами себе, но и братьям нашим меньшим, особенно лошадям ,доверившимся человеку,порою ложится на них таким тяжким бременем, что диву даешься, как они могут вынести всё это.
На всю жизнь мне запомнился такой случай. Во время войны, когда немцев уже погнали обратно в их фатерлянд,через наше село проходила воинская часть. Шли непрерывные дожди и разбухшие грунтовые дороги превратились в сплошное месиво. Солдаты, подоткнув полы шинелей, с трудом пробирались по обочинам. И офицеры даже не пытались организовать хотя бы какую-то видимость строя. Правда, в этом и не было необходимости .Немцы, продержавшись перед селом несколько суток, как-то без особого шума убрались еще две ночи тому назад.
Несколько груженых полуторок, завывая моторами с трудом продвигались по грязи , пожалуй, больше с помощью толкавших солдат, чем моторов. В этом несуразном месиве пара тощих кляч, выбиваясь из последних сил, тащила сорокапятку. И наступил такой момент, когда одна из лошадей , несмотря на грозные понукания, остановилась на мгновение, потом закачалась и рухнула в грязь.
Видя безуспешность поднять её, расчёт общими усилиями вместе с оставшейся лошадью протянули пушчёнку вперед, подцепили к пробиравшемуся какому-то, видимо, штабному джипу, и часть пошла дальше, оставив на дороге лежащую лошадь.К ней, увязая в грязи, пробрался наблюдавший из-за ограды бывший колхозный конюх, известный всем в селе любитель лошадей, дед Матвей. Он приподнял лошади голову и , убедившись, что она жива, крикнул глазевшим подросткам:
- Принесите из моего сарая полкуля соломы и лопату!
Доставленой соломой дед вытер голову лошади, потом несколько расчистил вокруг грязь. Кто-то из толкавшейся вокруг ребятни поднес ко рту лошади вареную картофелину и к удивлению окружающих она её взяла.
- Будет жить,- удовлетворенно заметил Матвей.
Через какое-то время общими усилиями собравшихся в основном женщин и пацанов лошадь подняли на дрожащие ноги и потихоньку провели в калитку во двор.Но дед заметил, что лошадь ведет себя как-то странно. Приглядевшись повнимательнее он понял- на глазах лошади были бельма. Левый глаз вообще был
невидящий, а правый хоть и слабо, но все-таки реагировал на приближаемую руку.
- Ну вот,-сказал Матвей.- Еще один инвалид нам достался.
Дело было в том , что накануне село бомбили штурмовики. Одна из бомб попала в сарай к соседу, где бы-
ли поросенок, телка и молоденький меринок. Что удивительно, он -то и остался пока жив, а остальная живность погибла. Но контуженый мерин потерял зрение и слух . Сосед передал пострадавшую лошадь Матвею и тот поставил мерина в свой хлев, не особенно надеясь на то, что он выживет.
Но обе лошади выжили. Благодаря заботливому хозяину к весне они уже ходили в парной упряжке , а в начале мая дед пахал ими огороды соседям одиноким и больным,кому вскопать огород было не по силам.
Чего стоило Матвею превратить пострадавших лошадей в рабочую пару, трудно себе представить.
Но не зря же он среди селян слыл лошадиным кудесником.
Из далекой Бурятии прислали в помощь несколько пар маленьких степных, казалось, полудиких лошадок, которые на открытом ровном месте еще кое-как ходили в упряжке, но в огородах, на небольших площадях,
среди построек и плодовых деревьев с этими лошадками невозможно было справиться. И тут дед
Матвей оказался, как сказали бы сейчас, монополистом.
Прислали колхозу и десятка полтора коров. Собралось небольшое стадо, через несколько лет насчиты-вавшее уже больше сотни голов.Колхоз стал поставщиком молока. Вот только приходилось возить его на молокозавод за двадцать километров. Эту обязанность и возложили на Матвея с его слепыми, исполнявшими свои обязанности безукоризненно.
За лето лошади превратились в прекрасно выглядевшую пару.Говорили, что дед их отпаивал сывороткой. Возница так сработался со своей парой лошадей, что они понимали его малейшее движение вожжей или словесную команду. Дед утверждал, что его лошадки необычайно умны и считал,что это потому, что они слепые. Как бы там ни было, но все знали что Матвей и его слепые лучшие труженики в колхозе.
Как-то зимой в ненастье – было около двадцати мороза и мелО – повез как всегда Матвей в район молоко, хотя дома его и отговаривали.Он что -то чувствовал легкое недомогание. На обратном пути завьюжило не на шутку. Закутавшийся в тулуп возница почувствовал, что ему становится всё хуже. А спустя какое-то время, сознание совсем покинуло его. И в невообразимой снежной круговерти слепые лошади, каким-то удивительным чутьём вывезли потерявшего сознание Матвея к селу, хотя и в другой, дальний от дома конец. Месяц провалялся дед в больнице, а потом взмолился и был отпущен под расписку домой. К сожалению односельчан к весне он не поднялся и в середине марта та же пара свезла своего хозяина на погост.
И остались лошади без настоящего своего хозяина, к которому они так привыкли за истекшее время.
А жизнь села текла своим чередом. Рекой лился самогон, спивались не только пожилые, но и юная поросль, и даже женщины. А что касается оставшихся в живых вернувшихся с войны, зачастую инвалидов, так тут уж все смотрели на это как - будто и с оправданием. И работу им при возможности полегче подыскивали, и иногда проступки прощали им снисходительно.
И случилось однажды такое событие.
Был в селе агент по налогам. Подчинялся он районным властям, хотя являлся жителем села и рекомендован сельской парторганизацией. Должность не ахти престижная, даже слишком неприятная. Кому хочется трясти земляков, забирая из их тощих кошельков иногда последние копейки.Тем не менее несколько лет занимался этой неблагодарной работой инвалид Яков Братченко. Он умел найти к людям подход и крестьяне его уважали. Но тут Яков, совсем не старый вдовец, женился и выехал из села к новой жене куда-то на юг. Встал вопрос о новом мытаре.Все попытки договориться с кем-нибудь (обяза -тельно коммунисте!) терпели неудачу. Знать, не зря с библейских времен мытарей не жаловали,а один
из них пошел за Христом, очистить душу или совесть от грехов.
Так оно и ведется до наших времён с мытарями.
И вот на очередном партсобрании снова встал вопрос о кандидатуре агента. Десяток коммунистов под взглядом секретаря Михаила опасливо прятали глаза, боясь как бы не попасться в этот капкан. Как вдруг заведующая сельмагом предложила :
- А давайте поручим это дело Митрофану Шебенко .
Воцарилась тишина.
Уж слишком неожиданное было предложение. Митроха пользовался слишком дурной славой выпивохи, бедель -ника и бабника. Не раз ему доставалось за это, хотя разносы,как он сам говорил, были ему «до одного места».
- Как ты, Митрофан, смотришь?- спросил секретарь.- Справишься?
- Конечно,- с готовностью отозвался тот.
На том и порешили, взяв "слово коммуниста", что он покончит со всякими своими безобразиями.
Но Митрохе дать любое и кому угодно обещание ничего не стоило. И жизнь это подтвердила. Получив в свои руки неограниченную в пределах села власть, новый налоговый агент проявил себя, как говорят, «во всей красе». Вечно пьяный, он терроризировал крестьян, особенно беззащитных вдов и стариков. Коммунисты вынуждены были бесконечно разбираться с Митрохой, превратившимся в пьяного вымогателя и насильника, прикрывавшегося государственными интересами. По жалобе одной из женщин о насилии приезжал даже следователь. Но Митрохе удалось как-то выкрутиться. В адрес неуправляемого мытаря со всех сторон сыпались прклятия. Завидев его, люди шарахались от него как от чумного, или закрывали
двери на засов Теперь его звали за глаза бандитом. Так и говорили « Этот бандит Шебенко».И даже в районе, куда дошла «слава» о Митрохе, стали подумывать, о замене агента, хотя налоги он вышибал из селян исправно.А это было главным при оценке окончательно разложившегося типа. И тут подвернулся удобный случай. Перепившийся мытарь потерял портфель с бумагами и собранною немалою суммою денег.
Сняли Шебенко с хлебной должности, а коммунисты села исключили его из партии. Правда «сердобольное» бюро райкома оставило его в партии, объявив строгий выговор с предупреждением. Надо ж было учесть заслуги этого типа в сборе налогов. В колхозе решили поставить Митроху ездовым по обслу -живанию полевого стана механизаторов, отдав в его распоряжение повозку и пару слепых лошадей к тому времени всё еще бесхозных.
Вышедшему из-под защиты властей Митрохе при каждой возможности сельчане припоминали о творимых ранее притеснениях и обидах в самых нелицеприятных и по-крестьянски крепких выражениях на каждом шагу. Иногда стычки переходили даже пределы дозволеного. В общем он заслужено нажил себе немало настоящих врагов среди сельчан.
Злой на весь свет Митроха, все так же вечно пьяный, стал опасаться лезть в драку и от этого злился еще больше.А всю свою злобу вымещал на беззащитных существах,слепых лошадях, попавших под его власть. За несколько месяцев лошади превратились в скелеты. Дурной пьяница всегда держал под рукой палку, которой и лупцевал беспричинно и беспощадно бедных животных. В этой забитой, дрожащей паре нельзя было узнать тех умных старательных трудяг, которых когда-то вЫходил покойный конюх Матвей.
Лошади при одном голосе нового хозяина начинали нервно дергаться и кидаться во все стороны, что иногда грозило и ездоку. Он же считал, сто они норовят его ударить.И начиналась экзекуция. Пьяный Митроха был неудержим в ярости.На пытавшихся иногда усовестить изверга , особенно женщин, Митроха набрасывался с такой злостью, что они, крестясь, вынуждены были отступать.
Его обязанностью была доставка продуктов, горючего и всего прочего для полевой бригады и обратно. Однажды вечером поручили ему отвезти на заправку пустые бочки из-под горючего.
.- Гляди же, завтра чтоб привез горючее,- наставлял бригадир.- Да привяжи бочки, а то потеряшь.
В ответ поддатый Митроха выругался, рявкнул на лошадей и погнал напрямую к дороге. Бригадир посмотрел с досадой,сплюнув вслед.
Уже почти стемнело и повозка скоро исчезла с поля зрения.
А на следующее утро шедшая на ферму доярка Тоня Власова обнаружила на дороге, проходившей под обрывом в несколько метров высотой , лежащего неподвижно Митроху и невдалеке две пустые бочки из-под горючего.Вверху над обрывом нависала телега. Думая, что Митроха пьян, Тоня хотела было обойти лежащего, но что-то ей показалось необычным, и подойдя ближе, она обнаружила, что на сей раз Митроха
был мертв.
Вверху стояли понурившиеся запряженные лошади, переднее колесо телеги соскользнуло с обрыва и она наклонилась.Пьяный Митроха вывалился , а сверху на него попадали увесистые бочки. По крайней мере такой вывод сделал вызванный из района следователь.То, как лошади, ранее всегда остро чувствовавшие опасность, попали к обрыву,далеко от дороги, по которой должны были возвратитьсяв село, было не совсем ясно.
Впрочем, слепые животные, что с них возьмешь.
-