Он и она

Шай Ланда
Они расстались осенью. Старая, протертая до дыр история. Сколько таких было и будет еще – не перечесть. Но только есть что-то в таком вот дне, когда ты простужен, а у нее – все те же боли в спине, когда вы оба устали от постоянной работы и бессонных ночей, когда бледное небо видно через сетку веток, а под ногами в стальном асфальте отражаются бесконечные стены домов… Такой день никогда не уходит из памяти. Сколько бы их еще ни было.
Они расстались осенью. Плакали за стенами ветры и ночи становились все более долгими и бессмысленными. Редкая морось наполняла воздух и накапливалась на поверхностях подоконников и в трещинах домов. Громко кричали вороны и тучами реяли над засыпающим городом. Самое лучшее время для того, чтобы расстаться. Вне всех сомнений.

Он стоял у окна и лениво наблюдал за протекающим над крышами дальних районов ставшим привычным в последнее время смогом. «Желтая противная гадость. И мы еще платим налоги за то, чтобы они там наверху что-то делали» - промелькнуло у него в голове. Город лежал под ним раскорячившейся огромной тушей, не помнящей своего прошлого, не видящей своей будущего. Огромный город. Вечно без спешки, вечно без страха за завтрашний день. Только сегодня – правильно. Только сегодня – реально существует. «И не будет другого – ни завтра, ни потом, так и будет всегда тянуться этот идиотский день. И я всегда буду стоять тут и пытаться забыть ее» - пробормотал он.
Вечерело, и город начинал постепенно сереть и таять – дальние пригороды, обычно прекрасно видные с его балкона на 16 этаже, уже исчезли. Очередь была за гигантскими трубами заводов, как сторожевые вышки окружавшими город по периметру. Обычно тьма подбиралась к его окну в последнюю очередь – только после того, как плотная серая масса внизу покрывалась резкими мазками вспышек фар проносящихся машин и неоновых призраков – реклам.
Они-то и пугали его по ночам больше всего. В те редкие минуты, когда ему удавалось выйти в город, он пытался все время идти в глубокой тени, подальше от визжащей толпы и вот этих самых неоновых огней. Они лезли в душу, выворачивали ее наизнанку и все время что-то пытались навязать. Не его, чужое – купи, возьми, будь. Будь – вот что его пугало больше всего. А если я не хочу? Если мне это не нужно, что тогда? Огни не могли дать ответ – они либо отмалчивались, либо, что случалось гораздо чаще, еще громче кричали о своем – не слушая.

Она позвонила как в ту минуту, когда ночь, покончив с нижними этажами дома, добралась, наконец-то, и до него. «Как странно кричит телефон» - подумал он. Раньше, бывало, он оказывался у трубки раньше, чем раздавался звонок – что-то толкало его, подсказывало – жди, сейчас. Но это было давно. Еще до того, как он вообще переехал в эту квартиру. Тогда.
В этот раз этого не произошло. Телефон зазвонил внезапно – разрывая тишину комнаты и отодвигая ночную истерику города – все эти гудки и крики - на второй план. Рука сама потянулась за трубкой – в то время как глаза привычно следили за темной пеленой, медленно покрывавшей окна снизу вверх, сантиметр за сантиметром, как будто кто-то снаружи аккуратно замазывал стекло черной краской.

«Алло» – произнесли губы. «Вас слушают».
«Привет», шепнула трубка, «ты не спишь еще?»
«Разве я похож на человека, который спит в такое время?» - улыбнулись губы.
«Нет» - покорно согласилась трубка.

Замолчали. Шорохи в старой телефонной линии, надоедливое тиканье кухонных часов, рев соседней дискотеки и никогда не прекращающиеся гудки проносившихся внизу машин – все это смешалось у него в голове, впиталось в кровь, простучало жилкой у виска и задергалось над левым веком, заполняя паузу. «Ну что же ты молчишь?» - проскочило где-то глубоко внутри. «Давай уже». Он чувствовал, как изнутри, из доселе ему не известного тайника души поднимается страх – липкая, вязкая густота, обволакивавшая изнутри горло и грудь. Страх был очень старый, тот самый страх из детства, когда мама уходила из дому, и он оставался один – наедине с вечером.

И трубка ожила – как будто там, на другом конце провода, услышали его и поняли.
«Ты тут?».
«Да».
«Ты молчаливый сегодня» - усмехнулась трубка. И внезапно спросила: «Ты один?».
«Конечно, кто мог ко мне прийти? Разве что ты, но ты же не пришла».
«Я же говорила тебе, я работаю, учусь, и пытаюсь жить одновременно» - почему-то с надрывом сказали на другом конце телефонной линии. «Как ты этого не можешь понять? Ты никогда ничего не понимаешь». В ее голосе прорезалась обида. «Если бы ты только попробовал встать на мое место,…».

И вот тогда он прервал ее. «Знаешь, сказал он, нам надо разойтись».
Пауза.
«Ты прекрасно понимаешь, что у нас ничего не получится».
Пауза.
«Если бы мы что-то могли изменить, если бы время работало не против нас, а на, если бы у нас еще были силы что-то делать – может быть что-нибудь и получилось бы. А так? Разве кому-то из нас еще нужны наши отношения? Неужели ты скажешь - да?»
Затянувшаяся пауза с той стороны прервалась сухим щелчком – она повесила трубку, и в уши ударил пронзительный звук отбоя. Тик – так, тик-так – радостно отозвались часы с кухонной стены. Тук-тук – гулко стукнуло сердце.

«Вот и все, собственно» - почему-то тоскливо подумалось ему. «Вот и все. Ничего не добавить, ничего не прибавить – идеальный конец».
Он подошел к окну. Медленно достал сигарету. Закурил. Тьма внизу окончательно преобразилась. Серые тени громадин домов, красно-синие вплетения реклам, черные провалы неосвещенных промзон по краям этого цветного пятна - огромный слоеный пирог города шумно дышал, как будто поднимаясь на дрожжах. Привычные, ставшие уже рутинными, волны уличного шума, автомобильных сирен, голосов людей и собак, мерно поднимались и опадали над ним. Ночь снова, как и вчера, как и третьего дня, заявила о своих правах на людей на ближайшие несколько часов – и у горизонта зажглись огромные тусклые звезды.
«Черт, до чего же все это банально» - прошептали губы. «Просто банально».
Телефон молчал. Он отошел от окна, взял с вешалки куртку, поплотнее закутал шею шарфом, вышел из квартиры, нервно, почти бегом спустился по лестнице, проигнорировав дружелюбный огонек лифта и, почему-то глубоко вдохнув пропитанный дымом и дождем воздух, резко открыл дверь на ночную, орущую улицу.