Стать бабочкой. Бабочкой или птичкой. Или маленькой пчёлкой. Проще говоря, иметь крылья. Иметь крылья я мечтала всю свою сознательную жизнь. А особенно в детстве. И когда плохо, больно, тяжело.
И, когда кажется, что мир вокруг тебя сжался до размеров спичечного коробка, и на этом не останавливается. В таком случае, чтобы выжить, можно только взлететь.
Взлететь и наполнить лёгкие воздухом свободы. Взлететь и почувствовать себя невесомой. Взлететь и показать всем, кто остался внизу, какая я лёгкая, счастливая.
Вот и сейчас, стоя на этом мосту, глядя вниз, на проезжающий под ногами поезд, мне очень хочется иметь крылья. Очень хочется прыгнуть и полететь. Обогнать поезд, посмотреть на людей сверху вниз…
Я вдруг отчётливо почувствовала, как это – взмах крыльев – по спине пробегает лёгкий ветерок; ещё взмах – ноги теряют под собой твёрдую опору, глаза смотрят на перила, на которых только что лежали руки, и передают мне чёткое изображение удаляющихся металлических перекладин…
Третий, четвёртый взмах. Всё дальше от земли. Всё ближе к птицам, к облакам.
И вот я сама птичка. Парю над домами, дорогами, людьми. Улыбаюсь солнцу и лечу прямо ему навстречу. И никого рядом нет. Только воздух. Только небо. Только безмолвное великолепие горизонта впереди…
Я полетела. Я так хотела стать одной из них, тех, что с крыльями. Я хотела взлететь. Но упала. Вниз. На бесконечные рельсы. И не стало никакого «я».
Для всех осталось теперь только: «ОНА».
«Она» была.
«Она» любила.
«Она» жила.
«Она» была любима.
Пять тысяч «Она». Десять тысяч «Она».
Бабочкой. Пчёлкой. Той, у которой есть крылья…
Той, у которой есть крылья, человеку стать не суждено, видимо.
Встав с железнодорожного пути, я поправила своё любимое маленькое чёрное платье, которое когда-то так нравилось Кириллу, попутно думая о том, как это всё-таки обидно – упасть. Я столько думала о полёте, столько мечтала, настроилась на него… И тут – позорное падение! Да ещё на глазах у огромного количества людей…
«Стыдно-то как… Надо будет обязательно потренироваться ещё, где-нибудь в другом месте» - подумала я, и только тут заметила, что вокруг собралось много людей, все стоят с испуганными лицами, кричат… Кто-то плачет. Женщины закрывают свои детям глаза и сами отворачиваются в сторону. Я посмотрела на то место, какое так пугало людей, и закричала, не в силах сдерживать рвущийся наружу ужас.
На рельсах, раскинув в стороны руки, словно готовясь к полёту, лежала… я. Под телом достаточно быстро растекалась кровь.. Моя собственная кровь! Первая группа, резус – положительный! Моё маленькое чёрное платье, которое так нравилось Кириллу, настолько нелепо смотрелось на моём бездыханном теле, что я уже было начала думать, будто это какое-то театральное представление или, по-крайней мере, дурной сон. Мои красиво уложенные волосы растрепались, туфли почему-то отлетели метра на два от меня, а шарфик, перед полётом небрежно наброшенный на плечи, зацепился за провода, и трепетался теперь на ветру, словно маленький флаг…
Всё ещё не веря своим глазам, я повернулась в сторону бегущих к месту моей гибели людей, и окончательно убедилась в реальности происходящего: впереди всех бежал мой любимый Кирилл; далее следовали его друг Олежка, моя любимая сестрёнка Оксанка и милиционеры с чересчур серьёзными лицами. Все они были по-настоящему напуганы; все они были теми, кем являлись на самом деле. Это были мои любимые, дорогие, родные люди. Не актёры. Стало быть, я – мертва?.. Это не фарс?
Первым, что пришло мне в голову, было: «Но я же могу думать! Дышать! Осознавать происходящее! Я их вижу и слышу! Да и вообще, вот она я, стою рядом с ними. Живая и здоровая. В маленьком чёрном платье. С красивой причёской. С шарфиком, небрежно накинутым на плечи. Улыбаюсь…». Но вторая мысль была не такой утешительной: «Шарфик-то висит на проводах! И платье, нелепо задравшись, залитое кровью одето на… мне…»
Я – мертва. Они не видят меня. Не слышат. Не могут услышать. Не могут увидеть.
Киря – самый замечательный, самый умный, самый нежный, самый красивый, самый жизнерадостный, самый ласковый, самый сильный, самый мужественный… Короче говоря, Кирилл – самый потрясающий мужчина на свете. Когда я поняла, что люблю его… Что не могу без него жить, дышать, спать, пить, есть, ходить, лежать и прочее, прочее, мне стало очень страшно.
Страшно потерять его и больше никогда не найти. Страшно вспоминать жизнь до него. Страшно разлюбить его когда-нибудь.
Он любил меня. Я видела это в его глазах. Чувствовала в его прикосновениях. Слышала в его голосе.
Его горячее дыхание кричало мне об этом каждую нашу безумную ночь без сна… Мы вообще редко засыпали с ним ночью. Чаще всего это случалось ближе к утру, и не оттого, что устали и хотим спать. Нет. Оттого, что спать всё-таки хоть иногда, но надо.
Мы занимались любовью. Не сексом. Не трахались, как это любят говорить многие. Мы занимались любовью. В самом прекрасном её воплощении. В самом раскрепощённом её проявлении. Каждый поцелуй, подаренный мной Кириллу, был новым. Они никогда не повторялись. Я никогда не копировала поцелуи. Каждое прикосновение дарило ему частичку меня. Каждое движение было к нему навстречу. Кир не отступал ни на шаг. Возможно, даже больше он любил меня. Быть может, намного больше он хотел любить меня нашими безумными ночами, нежели я его.
Мы становились одним целым. Каждый раз. Мы вообще были едины. С того самого момента, как я написала ему смс: «Люблю тебя. Больше жизни. Больше солнца. Больше неба. Больше свободы, которая мне так дорога. Люблю тебя…» Написала смс потому, что боялась. Боялась произнести вслух эти слова. Боялась, что кто-то услышит и украдёт их у меня. Боялась, что он сам не услышит.
Мы вообще были едины. С того самого момента, как мы начали бросать друг другу: «Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ!» - в виде солнечных зайчиков каждый день, каждый час.
Я готова была остановить время каждый раз, когда в окно начинали пробиваться первые лучи солнца. Я могла отдать всё, что только возможно, что только у меня могли попросить, дабы это чёртово время остановилось. Могла отдать всё.
Я любила целовать его в уголки губ. Я любила нежно прикасаться к нему самыми кончиками пальцев, чтобы почувствовать, как по телу его бегут мурашки. Чтобы увидеть, как он закрывает глаза от наслаждения и улыбается самой обворожительной из всей коллекции своих улыбок. Я любила смотреть ему в глаза и ничего не говорить. Я любила обнять его и, уткнувшись носом в шею, щекотать ресничками мочку уха. Я любила обнимать его ногами сзади за талию, когда он сидел у камина и курил. Я любила ревновать Кира. Любила заставлять его ревновать меня.
Почему говорю, любила? Почему в прошедшем времени? Потому что больше ничего этого нет и не будет. Но оно навсегда останется во мне. В нём. Хотя…
Мы были в ресторане, просто отдыхали. Просто наслаждались чудесным вечером. Я спросила его:
- Кир, почему ты никогда не даришь мне цветы? Мне было бы приятно...
- Дорогая, ты и так знаешь, что я люблю тебя. Тебе нужно подтверждение? Мало подарков я тебе делал?
- Я не прошу подарков. Я просто говорю, что люблю цветы, и было бы…
- Маленькая, я никогда не дарю цветы. Я не люблю цветы. Извини, но это так. И не надо пытаться меня изменить. Напрасные попытки это сделать могут закончиться весьма плачевно.
Слишком холодно. Слишком холодно и отстранённо прозвучало это: «я тебя люблю», чтобы поверить в правдивость фразы. Это было последней, наверное, каплей, в море тех слёз, что я успела пролить на нашу грешную землю за последнее время.
Он потерялся. Где-то в океане собственной уверенности во мне, в моей любви. Заблудился. И забыл, что мне тоже хотелось бы, чтобы меня любили. Он перестал говорить о любви. Он теперь стал только слушать меня. Он забывал поцеловать меня утром. Он не обнимал меня во сне. Он сказал, что восхищение рано или поздно проходит и надо просто жить. Просто спокойно любить и всё.
Я же никогда не просила его мною восхищаться! Да и не нравится мне это. Я не просила быть всегда со мной неотлучно и в мыслях, и в реальности. Я просто хотела, чтобы Киря перестал говорить, будто мне с ним будет тяжело. Будто он мне не нужен. Будто меня с ним не ждёт за углом никакое счастье. Я просто хотела любить и быть любимой. А он начал искать проблемы там, где их нет.
В конце концов, наших ночей просто не стало. Наши безумные, безбашенные, сумасшедшие, лишённые каких-либо моралей ночи превратились в прах, который даже можно не собирать в урну, потому что количество его ничтожно.
Мыслью, убившей меня в последствии, стало: «Он больше не любит меня. Он больше не хочет меня. Я ему попросту надоела».
Я выбежала из ресторана, забыв свою сумочку и вместе с ней забыв обо всём на свете. Я хотела стать бабочкой, птичкой, ангелом, лишь по спине пробежали мурашки от лёгкого ветерка, который создаёт каждый новый взмах крыльев. Я прибежала на мост. Стояла и смотрела на поезд, проносившийся подо мной. На людей, проходящих по перрону. На облака, медленно плывущие куда-то вдаль. На постепенно темнеющее небо.
Я почти стала ангелом. Не хватило только совсем чуточку чего-то мне пока неизвестного. Непонятного. Меня не стало. И всё закончилось. Для меня. А для Кира всё только начиналось. Ему необходимо теперь научиться жить без моей любви.
И всё-таки, мне непонятно, почему я осталась на земле…
Кирилл сидел на рельсах и держал в руках мои туфли. Он то прижимал их к груди, то пристально смотрел на них, поглаживая чёрную замшу, то целовал их. И всё время плакал. Но как-то тихо, красиво, я бы сказала. По-настоящему плакал. Не то, что все эти театральные сцены с громкими рыданиями и заламыванием рук.
Я присела рядом с Киром и посмотрела на него. По моим любимым щекам текли солёные капли слёз. Мои любимые плечи опустились, будто под тяжёлым грузом. Мои любимые губы немного сбивчиво, но вполне внятно шептали:
- Любимая моя. Моя маленькая, маленькая девочка. Самая красивая на всём белом свете. Самая добрая и самая чуткая. Самая ласковая и самая милая. Самая… Самая любимая. Единственная. Моя единственная девочка. Я так виноват перед тобой. Ты теперь никогда не сможешь простить меня. Ты никогда не посмотришь на меня. Я так хочу всё вернуть… Маленькая моя. Глупенькая моя девочка. Зачем же ты так?.. Любимая… Прости меня. Прости. Прости. Прости. Девочка моя…
- Кир, пойдём. Те… Её уже увезли. Мы должны ехать. Пойдём. Ну, давай же, вставай, - Олежка с Оксаной подошли к нему и попытались поднять с насиженного уже местечка на рельсах.
- Нет. Я никуда не пойду. Я останусь здесь…
- Ну, Кирюш, зачем тебе здесь оставаться? Пойдём, тебе надо прилечь, отдохнуть…
Оксанка сама была еле жива от пережитого стресса, но держалась молодцом, а по Олегу ничего определённого сказать было невозможно, как, впрочем, и всегда. Редко он открыто показывал свои истинные чувства.
- Я должен быть рядом с ней. Я никуда не пойду.
- Кир, её увезли… Пойдём. Пожалуйста. Я прошу тебя…
Кирилл поднял на них заплаканные глаза и прошептал:
- Я люблю её. Люблю, понимаете? Очень люблю… Я не смогу без неё жить.
- Мы всё понимаем… Но и ты пойми нас, - Олег присел с ним рядом, - Оксанке надо отдохнуть, тебе тоже. Вам нельзя находиться здесь. Это сложно. Тяжело. Пойдём, а? Ради Окси, хотя бы, сделай это…
Киря прижал к груди туфли и поднялся с рельс…
Он лежал в нашей кровати, выбросив на неё все мои вещи из шкафа. Туфли всё ещё были с ним рядом. Он положил их на мою подушку. Любимый будто разговаривал со мной с помощью двух маленьких туфелек, которые были его же подарком мне.
Я легла рядом и обняла его, пытаясь почувствовать тепло. Любимое, родное тепло. Я только сейчас поняла, как тоскую по нему. Я лежала и слушала его сбивчивую речь…
- Знаешь, я очень расстроился, когда ты сказала по телефону, что носишь обувь тридцать седьмого размера. Ведь эти туфли были только тридцать восьмого… Но я всё равно решил их купить. На вырост, наверное… - Он грустно улыбнулся. – Ты же моя маленькая девочка. Солнечный мой зайчик. Кошка моя нежная. Я очень хочу увидеть, как просыпаются твои обворожительные глаза. Как твои губы отвечают на мой утренний поцелуй. Услышать твоё: «люблю тебя очень»! Уснуть, обняв твои нежные плечи. Прикоснуться губами к чуть выступающим позвонкам на спине. Я так много не успел сказать тебе. Я столько времени потерял. Даже не потерял. Нет. Я потратил это время на то, что показывал тебе, будто я сильный мужчина, не любящий говорить всякие нежности. Будто не хочу говорить по тысяче раз, что люблю тебя. Будто не хочу целовать тебя каждые пять минут. Я был занят чем-то, что никогда не сможет заменить или вернуть мне тебя. Я думал, что ещё успею всё для тебя в жизни сделать, стоит только немного подождать, пережить кое-какие проблемы… А теперь тебя нет. И я никогда больше не увижу твоих ножек, торопливо ступающих по прохладному полу. Прости меня. Девочка моя любимая. Девушка. Женщина. Прости, что не успел как следует рассказать о своей любви к тебе. Прости, нежная моя. Прости, ласковая моя. Прости, самая любимая моя. Прости, единственная моя…
Я поцеловала его губы и не почувствовала их вкуса. Я взяла его за руку и не ощутила тепла. Я прижалась к нему всем телом, глубоко вздохнула и не услышала его запаха… Я поняла, что самой большой в моей жизни ошибкой было сомневаться в его любви. Просто надо было немного подождать…
Он любит меня. Правда, любит! Я должна была это знать. Почему сомневалась? Почему не видела?.. А теперь уже так поздно… Впереди меня ждёт целая вечность вдвоём с этим знанием. Вдвоём со своей тоской. Одной, без него.
Кир забылся тяжёлым сном, нервно вздыхая и изредка всхлипывая. Я продолжала держать его за руку и пытаться хоть чуточку, хоть на секунду ощутить его запах…
Я проснулась оттого, что Киря вдруг что-то забормотал во сне, а затем резко сел в кровати. За окном уже рассветало.
- Что с тобой? Что случилось? – Спросила я машинально, никак не ожидая услышать ответ.
- Девочка моя! – Он обнял меня крепко-крепко. – Любимая! Ты рядом! Ты здесь! С тобой ничего не случилось! О, Боже мой! Как же я испугался! Ты даже представить себе не можешь! Мне приснился такой кошмар! Будто ты ушла! Бросила меня! Ушла навсегда! Я должен сказать тебе! Сказать, что люблю тебя! Больше жизни люблю! Сказать, что безумно, просто невероятно люблю тебя! Что не могу без тебя прожить и дня! Что если с тобой что-то случится, я не смогу жить! Ты самая потрясающая, самая лучшая! Я не переживу, если вдруг потеряю тебя… Я хочу… Хочу заняться с тобой любовью! Да! Мы сегодня не вылезем из постели! Согласна?
Он целовал мои губы, щёки, шею, руки, грудь, всё, что только было возможно поцеловать… Как я могла ответить отказом?
А за окном пели птички, рассекая воздух крыльями. А в душе порхали бабочки, создавая взмахами своих невесомых крыльев лёгкий ветерок.
А я чувствовала вкус его нежных губ. Тепло его рук. Запах его. Ощущала кожей его горячее дыхание.
А я понимала: не обязательно умирать, чтобы понять - ещё любит или уже нет. Достаточно просто немножко напугать,пусть даже во сне...