В конце апреля 1942 года к Рязани двигались один за другим три воинских эшелона. Немецкие самолёты преследовали их и бомбили. Залетали с рёвом вперёд, разворачивались. Безнаказанно, на бреющем полете прошивали очередью из пулемёта крыши вагонов. Зенитки, установленные на платформах, судорожно били по самолётам, не нанося им никакого вреда.
Ефрейтор Михаил Басин и другие солдаты стрелковой роты заметили, что их состав, находящийся посередине, фашисты не трогали. Пролетая мимо, снижались низко, покачивали крыльями, дразнили. Отчётливо были видны чёрные кресты.
– Гады, точно нас приветствуют! – выругался рослый солдат–новобранец Олег Таничев, выглядывая в окно.
Закралось подозрение, что среди военных прячется предатель, поэтому лётчики их и не бомбят.
Благополучно доехав до города, батальон выгрузился из вагонов. По настилу из сбитых досок выкатили осторожно с платформы единственную полуторку, гружённую бутылками с зажигательной смесью.
Четыре дня новая часть располагалась в здании школы, и все дни к городу прорывались стервятники. Бомбили Рязань непрерывно. Взрывали дома, убивали невинных мирных жителей.
Было принято решение вывести скрытно сибирскую дивизию в ближние леса и учебные занятия проводить там.
Стрелковую роту поселили по избам посёлка Дашки. А другие подразделения расквартировали по близлежащим деревенькам, недалеко от Рязани.
Командир 1 взвода лейтенант Борис Сабуров посылал ординарца, ефрейтора Михаила Басина по несколько раз в день с донесением в Рязань.
Басин вскакивал в четыре часа утра, кое-как стряхивал сон, наматывал обмотки поверх ботинок и брюк. Затем, умывшись студёной водой из колодца, шагал бодро по узкой проезжей дороге мимо берёзовых рощ.
Параллельно нижней разбитой дороге находилась повыше другая. По ней двигались подводы. Ещё выше, к небу, возвышалась насыпь железной дороги.
В предрассветные часы пели птицы. Ничто не напоминало о войне. Луга радовали глаза полевыми цветами и росистыми травами.
Возвращался Басин в расположение роты до подъёма. Днём, относя очередное донесение в штаб, успевал сбегать на базарчик, купить что-нибудь из съестного. Ел на ходу, а то и на бегу. Занимался наравне с другими бойцами. Изучал оружие, стрелял, окапывался в поле. Вечером Михаил мыл полы в штабной избе.
Командир взвода требовал от подчинённых неукоснительно выполнять устав внутренней службы.
Вскоре для маскировки перешли на ночные учения. Режим у роты поменялся, отсыпались днём. Во сне снились винтовки, ручные и станковые пулемёты, рытьё окопов, щиты мишеней.
Когда темнело, выходили по отделениям из домов, строились повзводно для переклички.
– Знаешь, я познакомился с одной дояркой Галей, – шепнул Олег Таничев Михаилу Басину, – попробую сегодня с ней ночью встретиться.
– А если заметят твоё отсутствие?
– Да я мигом, самое большее на час, мой одиночный окоп с краю. Если принесёт нелёгкая командира отделения, скажи, что по нужде вылез только что…
Утром построилась рота для марша к месту дислокации. Красноармеец Олег Таничев исчез.
По тревоге прочесали ближние леса и опросили жителей деревень, беглеца не нашли.
Дали запрос по месту жительства. Таничев призывался в армию с Дальнего Востока. Отец и мать оказались заслуженными людьми. Отец – руководящий работник секретного завода, мать работала учительницей в школе.
Через две недели какой-то крестьянин сообщил, что видел подозрительного неизвестного в одной избе.
Дезертира задержали, под конвоем привели в штаб батальона.
Таничев перешагнул порог избы, где временно расположился штаб. На нём была гражданская одежда. Смело глянул на сидевших за столом командиров.
К нему подошёл командир батальона майор Аркадий Чалунин, ударил его наотмашь по щеке:
– Подлец! Опозорил отца и мать!
Таничев дернулся, опустил глаза.
– Вот так ты выполняешь присягу Родине! – сказал замполит роты.
– В бою я бы не ушёл с окопа, – огрызнулся дезертир.
На следующий день построили батальон. На виду у всех несколько солдат копали могилу.
Таничева вывели из карцера. Был он в военной форме, но без ремня. Выглядел подавленно, хмуро – знал, что его ждёт. Надежды на спасение не было. Хотя юношеское восприятие жизни не верило в близкую смерть.
Поставили перед краем могилы дезертира. Зачитали приказ Военного трибунала:
– …Приговорить к высшей мере наказания.
По команде, трое караульных выстрелили из винтовок.
На глазах бойцов батальона солдаты из похоронной команды забросали землёй могилу.
Через неделю доярка повесилась. Написала записку, что она виновата в смерти Таничева. Разбиралась комиссия с этим случаем. А что толку – двух влюблённых к жизни не вернёшь.
Боец Федор Залыгин, вспомнив недобрым словом убитого, сказал:
– Я вот всё думаю, почему нас немцы не разбомбили в поезде? А вдруг этот ухажер – шпион?
– Что ты городишь! – возмутился Анатолий Чалый, – Олег попался в бабьи сети. Но он не предатель…
Вскоре происшествие забылось. Рота через месяц вела оборонительные бои в Сталинграде. От первого взвода остались в живых только командир взвода и сержант Михаил Басин. Боевые товарищи погибли в перестрелке у тракторного завода.
Лежали с двух сторон у трехметровой стены взорванного дома. Не видя друг друга. Под огнём миномётов и пулемётов нельзя было сдвинуться с места.
– Слушай меня, Миша, – нервно заговорил Борис Сабуров, – всё равно немцы возьмут Сталинград, давай сдадимся. Я могу спасти тебе жизнь. Ты же молодой.
Басин сначала не вник в смысл слов. Их произнёс не голос его боевого командира, а какой-то голос чужого слабовольного напуганного человека.
– Товарищ старший лейтенант, это вы за стеной? – крикнул он.
– Я, Миша! Согласен ли ты сдаться?
Басин молчал.
Разорвалась очередная мина за стеной. Сержант не откликался.
– Ты живой? – несколько раз спросил бывший командир взвода…
Сабуров намотал на палку белую тряпку. Приподнял её над головой, чтобы немцы заметили. Осторожно встал. Немцы по нему не стреляли. Облегчённо двинулся вперёд.
Прошёл десять метров. Кончилась стена. Раненый Басин прицелился и выстрелил. Качнулся Сабуров и упал ничком.
Снова затрещали автоматные и пулемётные очереди, чтобы пригвоздить к земле советского солдата.
– Федор, ты был не прав, земля тебе пусть будет пухом, оказывается, не Олег предатель, а другой, – произнёс Басин, обращаясь, к погибшему товарищу.
Ему предстояло вести бой одному, пока не кончились патроны…