ВДВ. Крылья.
Первому, да и вообще любому, прыжку с парашютом в армии предшествует огромный труд.
Двухнедельная первичная подготовка: теория, изучение материальной части, тренировки на ВДК (воздушно-десантный комплекс), рассказы, парочка укладок учебных, то, да сё. И, наконец, укладка на «боевую».
Укладка купола, самое минимальное, полдня времени. По нормативам, конечно, сорок пять минут, но в жизни все намного сложнее. Купола укладывал много раз и почти всегда в разных условиях: взять хоть диапазон температуры окружающей среды от -25 до + 40, но есть ещё множество всевозможных факторов: скорость и направление ветра, помещение или улица, рельеф и свойства ландшафта, с кем укладываешь, кто проводит укладку, собственное состояние и ещё много-много всего. Но все это должно привести только к одному результату: правильной укладке основного и запасного парашюта – от этого, в дальнейшем, будут зависеть твоя жизнь и ещё чьи-то судьбы.
Но сейчас про первый прыжок.
Вот назначенный судьбой день.
На прыжки выводят, как раньше на расстрел, перед рассветом. Есть в этом какая -то своя прелесть. Благодаря прыжкам я много рассветов встретил…
Часов пять утра, непоздняя ещё осень, зеленая трава инеем к земле прибита, как седая. На аэродроме стройными рядами по десять парашютистов несколько сот человек: десантников и тех, кто ими ещё только станет. Все уже в куполах (Д-6 за спиной и З-5 на животе) и шлемах. Основной парашют с подвесной системой и запаской 17 килограммов весит – тяжелы крылья. От неподвижности и груза стоять устаешь достаточно быстро, но деться уже некуда: стой и жди. А впереди ещё несколько линий проверок. Хорошо хоть перворазников – тех, которые совершают прыжок впервые, пропускают вперед. И вот уже преодолевая тугой воздушный поток от винта, мы грузимся в АН-2 – рабочую лошадку, а точнее бессменного педагога, выпестовавшую каждого воина ВДВ в отдельности и все Воздушно-десантные войска со всей их отвагою, боеспособностью и всемирной славой.
Так вот этот неприметный самолетик, взяв на борт десять парашютистов, начинает набор высоты. Вот ведь ёлки, ещё и укачивает. Выше, выше, разворот над древним Псковом. Купол Троицкого собора, виден с любой точки города, вторым солнышком, а тут далеко под нами, золотым яичком. Внизу дома-коробочки и люди-точечки.
Эх, блин, занесло же, думаю. А вдруг парашют не раскроется. Ведь бывает же такое? Бывает. Очень редко, но бывает. Очень маленькая вероятность, к нулю близкая… Вот все так думают, а вдруг у меня? Сейчас? Зачем вообще ввязался в прыжки эти. Кому это надо? Не пошел бы в ВДВ, не сидел бы сейчас среди этих бледноликих придурков, с безумными глазами, на высоте 800 метров, перед прыжко-о-ом!!! Зачем я вообще в эту армию пошёл!!! Придумали ведь армию!!! Придумали ведь какие-то гады войны!!! Ээ-эх, был бы мир на земле, не сидел бы сейчас в этом древнем самолете… Люди!!! Я за мир!!! Слышите, за мир!!! А-ааа-а!!! это я все про себя и заканчиваю свои мысленные восклицания, уже сделав шаг в карту, развернувшуюся передо мной, почти сразу вырвав кольцо основного парашюта и отпустив его на все четыре стороны, вопреки всем инструкциям. Аа-а!!! Шлеп. Уже на земле. Ничего не понял со страху.
Но прыжок был. И это факт.
А ведь бывает и такое: приземляется АН-2 и с его борта начинают выгружаться десантники. Сначала, понурив голову один. Через определенный промежуток еще несколько. Они идут к регистратору на линию старта, под пристальным вниманием всех присутствующих на аэродроме. Особенно тот, первый. Он следует в некотором отрыве от остальных, как под конвоем, бледен и растерян, держит обеими руками лямки подвесной системы, как рюкзак. Остальные нарочно немного отстают, дескать, вот герой, им и любуйтесь, а мы сами потерпевшие.
Тот первый – отказник. Запрещено на борту применять силу. И как только кто-то, в строгом порядке, отказывается покинуть борт, дверь выпускающим закрывается, и все остальные приземляются вместе с самолетом. А отказник, на какое-то время, становится неуважаемым человеком: кому крылья даны, с того за полет спросится.
Самое сложное было преодолеть себя в первый раз. И это была победа!
Потом сразу же на аэродром и второй прыжок. Уже на уровне коры головного мозга – осознанный. Лечу! Лечу! Вот, как в песне, на белых крыльях! Лечу! Вот это обзор! Вот это высота птичьего полета! Красотища-то, вокруг какая! Жаль, что только вниз. Линия горизонта сужается быстро. Теперь ноги плотно вместе и немного вперед, потому что «на тебя движется земля». В высокую, сочную, с хрустом под тобой ломающуюся, влажную еще от росы и все ещё цветущую какими-то фиолетово-белыми, неувядающими цветами, высокую траву… шлеп.
Росой мокрый, счастливый, купол на спину и по, все утолщающейся, паутине тропинок на пункт сбора, другим уже человеком.
Все, я – настоящий десантник!
Оказалось, нет – парашютист. Десантником становится воин, совершивший прыжок с оружием, с летательного аппарата военно-транспортной авиации. Например, с ИЛ-76.
Первый прыжок с Ил-76 не припоминается мне, ни в каком году он состоялся, зимой ли он был, или летом? Достаточно много их было. Прыжок с ИЛа всегда масса впечатлений, перемешалось как-то…
Очень долго ждешь в куполе на аэродроме (несколько часов), потом долго грузишься, ждешь в самолете, 30-40 минут летишь… Затем, за минуты перед выброской открывается рампа – это такие огромные створки сзади у ИЛа, куда КАМАЗ с фургоном заехать может… и вот, глядя в такое окошечко, с высоты 800 метров да на скорости 360 км в час (вид неповторимейший), понимаешь, что ощущения эти незабываемые. А все самое интересное еще даже не начиналось.
Выпускающий дает команду, жестом – подъем. Двадцать человек с одного борта и двадцать с другого встают, стараясь сохранить равновесие, поднимают седушки. Открываются боковые двери, тоже с двух сторон. К вою двигателей добавляет децибел ветер, теперь все не сводят глаз с выпускающего, а первого десантника от кошмара за бортом отделяет только заслоночка с запрещающим значком. И кажется, что шаг вперед – это безумие. Но все побежали за первым, вырванным из поля зрения стеной встречного воздуха, и исчезают, исчезают в ненасытном проеме люди один за другим. Вот, перед тобой уже оттолкнулся человек в бездну и тут же исчез, чудовищной силой назад влекомый. И теперь твоя очередь и ты не струсишь и не задержишься: конечно чтобы не подвести товарищей и потому, что ты настоящий десантник… Но глядя правде в глаза, отмечаю: отказников на ИЛах вообще не бывает, так как подается сигнал, не подчиниться которому просто нельзя: когда включается сирена («пошел!!!»), то рев двигателей начинает казаться приветливым урчанием мотора хорошей иномарки, а воющие завихрения потоков воздуха шелестом летнего ветерка, и любой слышащий человек (а я подозреваю, что и глухой тоже) с радостью поменяет просчитанное инженерами нутро железной птицы на бездонную неизвестность, лишь бы поскорее покинуть зону действия этого акустического оружия.
Толчок от порога и все же не шелест, а свист тебя, рвущегося сквозь стену ветра. А вверху, все дальше, плюющееся в две стороны людьми, стальное тело дракона Ил-76. Пятьсот один, пятьсот два, пятьсот три … что-то долго прибор не срабатывает, пятьсот четыре… ага наконец-то, вверху дернул купол и… тишина.
Тишина. Тишина. Невыразимый контраст. Но тишина, здесь, не синоним покоя.
Вокруг тебя перемешиваемые восходящими и нисходящими, встречными и поперечными потоками болтаются в стропах, с выпученными глазами, еще сорок таких же, как ты, отважных ребят. И задача у всех одна: приземлиться на собственном куполе. А законы аэродинамики, не то чтобы противятся этому, но дают понять, что они несколько сложнее наших представлений о них.
И потому: Тишина. Тишина напряженной работы и сжатых зубов. Время замедлилось, почти остановилось и земля не приближается совсем… А вот этот, м-му… десантник с крейсерской скоростью летит прямо тебе в стро-о-пы!!! Какую там команду надо подавать? Да какую команду!? Ээ-ээй!!! бляя-яяя!!! Но не хватает дыхалки, потому что сам вцепился в «свободные концы», судорожно пытаешься тянуть «то, что нужно» и видишь, близко-близко, как на фотографии его озабоченное лицо – он тоже тянет «то, что нужно» и потому лишь качнувшись, сминает ногами кромку моего купола и отваливает назад и вниз, в пространство. До дембеля. А по свершению оного, с сумкой уже, подходит сержант:
- Товарищ старший лейтенант, помните схождение?
- Да кто ж такое забывает.
- Это я Вам в купол влетел.
- Что ж раньше не подошел?
- Да, боялся… почему-то…
Сколько их потом всяких было. Прыжков… и зимой, и весной, и летом, и осенью. И с АН-ов, и с ИЛ-ов, и с оружием, и без оружия, и выпускающим был и выпускаемым.
И по заснеженной пашне со скоростью семь метров в секунду ветром тащило: снег, с землей перемешанный, даже из ушей, выковыривал. И в облака, как в вату и через них от солнышка и голубого неба в сумрак пасмурного безветренного дня…
Романтика.
Десантник – орел две минуты.
Все остальное время он лошадь.
Тяжелы крылья.