Отобрать жизнь у человека может лишь тот,
Кто её подарил…
Виновен!- удар молотка, словно звук колокола, отражался эхом в голове Томаса Джекоба.
…приговорен к смертной казни через смертельную инъекцию…- сейчас, сидя за решеткой, он помнит лишь эти слова, именно во время произнесения их мозг Джекоба максимально начал впитывать информацию внешнего мира, уши словно повернулись к судье и жадно глотали каждое слово.
Виновен. Смертная казнь…
Томас сидел в углу камеры, поджав колени под себя и смотрел в пол. Во взгляде ничего не отображалось, он был пуст, в нем лишь ютились осколки страха.
«я не виновен, я не виновен…»- словно заклинание твердил он себе, начав чуть-чуть покачиваться на коленях.
***
Двенадцатого Мая, обычным теплым весенним днем Томас Джекоб, бывший ученик школы святого Михаила, что находится в штате Флорида, зашел в свои родные стены через центральный вход и быстрым шагом устремился в столовую. Достигнув своего пункта назначения, его взору предстало большое количество детей, мирно кушавших свои завтраки, на их детских лицах отображалась радость, и никто даже представить себе не мог, как кардинально изменится их жизнь через пять минут, какой ужасный урок преподнесет судьба их родителям…
Томас зашагал по помещению, шагал мимо столиков и заглядывал каждому ребенку в лицо, словно кого-то искал, дети удивлялись и недоуменно смотрели на незнакомого дядю. Пройдя так все столики, он отошел чуть в угол, расстегнул куртку, и достал черный как ворон и несущий смерть как СПИД, автомат узи…
Послышались глухие хлопки…
Череда выстрелов посыпалась на невинных детей…
Крики…стоны…лязг пуль…рикошет…
Патроны закончились, Джекоб выкинул оружие, сел в углу поджав колени под себя, и тихо застонал…
Шум полицейской сирены, скрежет застегивающихся наручников, заголовки в газетах –«21 ребенок погиб, 10 ранено», «Исчадие Ада во Флориде», «Детская резня двенадцатого Мая».
Этот случай прогремел на весь мир, о нем писали все, кому не лень, телевидение всех стран крутили сюжеты об убийце детей. Мир был потрясен жестокости обычного человека…
***
Сухо щелкнул замок, и дверь камеры медленно отворилась, в неё зашел загорелый, полный охранник, медная бляха красовалась на его серой и унылой форме. На Джекоба он смотрел как на падаль, кусок мяса, не имевшего души. Схватив за шиворот (дабы поднять таким образом с пола) он приставил Томаса к стене и с каким-то нечеловеческим остервенением застегнул наручники. Они вышли из камеры, тот же замок столетней давности снова сухо щелкнул, словно, насмехаясь: «ха-ха! Вот тебя сейчас и поджарят на электрическом стульчике!»,и неторопливой походкой зашагали прямо по коридору, дойдя до тупика - повернули налево, поднялись вверх по ступенькам, дошли до светло-синей двери. Охранник достал из заднего кармана брюк связку ключей, около минуты нервно перебирал ища нужный, наконец, найдя - открыл дверь и завел Джекоба внутрь.
Комната представляла собой своего рода душегубку. В центре был закрепленный на полу экзекуционный стол (напоминающий операционный), при помощи кожаных полос на нем фиксируются туловище и ноги. Обнаженные руки привязываются к откидным подлокотникам, находящимся по обе стороны каталки, так что руки находятся в вытянутом состоянии. Возле неё стояла медицинская двухъярусная тумбочка с какими-то банками, коробками, на втором ярусе, в углу, тихо спали три шприца. Стены же были усеяны зеркалами, которые не пропускали свет, т.е. с одной стороны это было обычное стекло.
Джекобу стало плохо, по телу прошелся озноб. Он увидел место, где умрет….
Сильные, как сталь, руки охранника расстегнули наручники. Грубым голосом он приказал Томасу лечь на стол. Кожаные ремни туго стянули его тело, не давая двигаться. Даже дышать стало тяжелей. Джекоб было попросил их чуть ослабить, но в ответ он услышал лишь слабый хохот носителя медной бляхи. В душегубку вошел врач. Молодой человек, лет, 25ти, недавно окончивший институт, и по злой судьбе попавший сюда. На его переносице сидели на вид дешевые очки в пластмассовой оправе.
- Пациент готов! – словно отрапортовал своему командиру, сказал охранник доктору. Его голос был совершенно спокоен, в нем не было даже тени того, что он привел на смерть человека. Что он пододвинул его к краю. Пусть, как считал, плохого, морального урода, бандита, но, всё же- человека…
Охранник стал в углу зеркальной душегубки и погрузился на время в свои мысли.
Доктор же (или, лучше назвать убийца, палач?) медленным, спокойным шагом подошел к больному и, почему-то, заглянул тому в глаза. Убийцу бросило в дрожь. Будто он взглянул в глаза смерти. Своей смерти… Палач почувствовал, как левый глаз начал чуть подергиваться. Отвернув взгляд, погрузил его в медицинскую тумбочку. Медленными движениями начал переставлять бутыльки, шприцы, иглы, словно себя успокаивал, при этом, что-то шепча себе под нос. Томасу показалось, что это молитва.
Ну что ж, приступим… - с дрожью в голосовых связках сказал доктор, и повернулся к осужденному. Он начал разглядывать левую руку Джекоба в поисках вены. Оной не обнаруживалось. Собравшись с духом, палач снова бросил взгляд ему в лицо. Там был страх… От страха вены словно прятались в руки, не давая мнимому судье сделать своё грязное дело. Доктору стало плохо, он ощущал взгляд Томаса, он ощущал взгляд охранника, взгляд из-за стекла наблюдателей, родственников, свидетелей. Даже объектив видеокамеры, что весела напротив экзекуционного стола, давила на его «я». В висках начало отбивать чечетку повышенное давление. Сделав глубокий вдох, палач взял скальпель, что бы сделать осужденному надрез над местом, где должна быть вена. Прикоснувшись к коже, он услышал, как у Томаса участилось дыхание, и он начал немного завывать, словно пес. Чуть надавив, лезвие легко прошло сквозь кожу. Венесекция прошла успешно, доктор увидел долгожданную синенькую прожилку. Настало время вводить катетер в локтевую вену…
***
Джекоб лежал смотря на камеру, которая висела в углу душегубки, пронзая его своим объективом. Страх со скоростью сумасшедшей стремнины пульсировал по его телу. Он не обращал внимание ни на врача, который суетился возле него, ни на зеркальные стены, ни на катетер, который торчал из его вены. Когда у человека возникает безысходность, он стоит на перекрестке. На перекрестке коридоров, белых, больничных коридоров. Повернув голову на лево- длинный коридор плесневой неизвестности, направо- зеркальное отражение того же коридора, сзади- прошлое человека, в которое нельзя вернуться. Спереди - синяя дверь. Синяя дверь смерти...
***
Взгляд палача то и дело метался по комнате, по Томасу, его неуверенность возрастала. Казалось, сознание медленно начали пронзать капельки сумасшествия. Столь сильна была нагрузка на его нервную систему.
- Так, так…- бормотал себе под нос, картонный судья, не обращая внимание на осужденного, - для начала - тиопентал натрия. 50 миллилитров. Надеюсь, моя дислексия не вмешается в этот раз, и я не перепутаю дозу…
Препарат медленно потек по трубке капельницы, и через катетер начал попадать каплями в вену осужденного.
Тиопентал натрия- быстродействующий барбитурат, имеющий седативное действие, таким образом, он замедляет ощущение смертника во время казни и кидает его в сон…
***
Томас чувствовал, как губительный раствор начал попадать в вену, и разносится по всему организму, попадая в мозг. Мир начал меняться вокруг него, затормаживаться, краски начали слетать с предметов, словно кто-то провел растворителем по картине. Мир начал смазываться в черное месиво. В последние секунды своего здравого бытия Джекоб услышал, как бьется его сердце. Его сознание окунулось в темноту…
Мама?!- Томас оказался в белой как снег комнате, её стены излучали белый свет. Перед ним стояла женщина в черном балахоне, её лицо закрывал не менее черный капюшон, но он почему-то был уверен, что это его мать.
-Мама?!- вопрошал Томас, стоя перед женщиной.
-Убийца! – Покатился эхом звонкий, суровый голос, взявшийся из ниоткуда.
- Я не убивал! Не убивал! – Кричал Джекоб и бил руками по полу.
- Убийца! – Повторил всё тот же голос.
- Не-е-е-ет! – с диким криком Томас пустился бежать. Он бежал назад, по коридору. Бежал долго, изо всех сил, сбивая каблуки на своих туфлях, бежал сквозь паутину и белый шифер, сквозь черные доски, сквозь красное полотно. Вдруг, вдалеке он увидел серую дверь. Со всей силой, на бегу, он ударил об неё плечом, выбил замок и очутился по ту сторону…
Томас смотрел на себя, идущего по дороге, которая вела в школу. Смотрел, и удивлялся, своему взгляду, взгляду сумасшедшего. Он видел, как остановился возле входа в школу, рассматривать небо. Водные хляби небес ничего хорошего не предвещали. Оторвал взгляд от серых облаков, медленно поднялся по ступенькам прошел в школу, и направился в столовую.
Томас смотрел на самого себя и не мог понять, в чем дело. Видимое им представлялось словно кино, потому что ничего подобного в своей жизни он не помнил. Пройдя в столовую, он начал ходить по рядам столов, словно кого-то искал. Джекоб понял, его двойник искал своего сына, который так и не родился…
Не найдя его, Томас видел, как, якобы, он подошел к углу столовой, расстегнул куртку и достал оттуда автомат. Дети всё так же кушали свои завтраки, переговаривались между собой, они жили своей жизнью, не обращая на дядю с оружием в черной куртке, в углу столовой. Сухой затвор щелкнул, и по полу посыпались гильзы. Свинцовая смерть начала лететь в детей, в столы, стулья, пакеты с молоком. Настоящему Джекобу, не тому, который стрелял, а тому, который наблюдал это из ниоткуа, захотелось закричать, убежать, но, он не мог. Он был парализован. Ему оставалось лишь смотреть…
Патроны кончились, убийца бросил автомат на пол. Его глаза словно прояснились, тело мягко спустился по стенке, колени поджались под себя, и убийца тихо заплакал.
Дети. Десятки детей стояли перед ним в белой комнате. Стояли за руки, словно хотели вести хоровод. Смотрели своими невинными глазами, словно вопрошая «за что? За что ты нас лишил жизни?». Внезапно они запрыгали и начали кричать – «Убийца! Убийца! Убийца!»
Дети кричали и прыгали. Прыгали, и кричали…
Томас почувствовал, как по вене потек бромид панкунория, который расслабляет мускулатуру и приводит к параличу диафрагмы. Остановка легких. До смерти оставалось не так уж и много.
-Нет! Я не убивал! Это был не я! – Кричал Джекоб, в кругу детей! Он пал на колени, схватился руками за голову, и взвыл…
Степь казалась бескрайней, она тянулась до самого горизонта, и, кажется, за ним протягивалась столько же, а за концом того горизонта- ещё столько же, и так до бесконечности. Томас стоял на лугу, по колени в цветах, травах. Нос ощущал благовоние… На его душе стало вдруг тепло и приятно, всё, что было до этого с ним казалось просто, как сон. Казалось, что он приехал сюда собирать цветы для любимой девушки, но цветочный дурман так сильно подействовал на него, что он лег отдохнуть и упал в сон. Ему снился кошмар, но вот страна грез развеялась, и всё позади.
- А у меня осталась маленькая сестренка, у неё очень красиво имя- Элизабет. Ей всего лишь 5ть лет. – Детский голос словно вернул в несуществующею в какой-то момент для Джекоба реальность. Он резко обернулся и увидел маленького ребенка, лет 8ми, который сидел на лугу и игрался с цветами. На его виске находилось кровавое отверстие, с которого медленным течением шла кровь. Она неторопливо текла по бровям, преливаясь на нос, стекала по щекам, губам…Но мальчик не обращал на это внимание, словно ничего и не было.
- Думаю, она до сих пор играет за заднем дворе дома своими дурными куклами, и ждет меня со школы, что бы я поставил на место руку её барби… - голос ребенка звучал уверенно, словно голос взрослого. В нем были капельки ненависти, злобы к его персоне. Джекоба овладел небывалый страх, вина за жизнь этого маленького создания.
- Ты думаешь, почему я здесь? – продолжал свой рассказ ребенок.- Плохой дядя пришел к нам в школу и всех нас убил. Мне было очень больно умирать…Вот только, я не могу здесь найти остальных… Ты не встречал здесь ещё детей?- большие глаза мальчугана ждали ответа на поставленный вопрос.
Томас только хотел выдавить холодное, обездушенное «нет», как вдруг почувствовал удушье, резкую боль. Он упал на траву, схватился за горло. Тело начало биться в конвульсиях, изо рта пошла пена, тело раздирала боль. Томас потерял сознание…
Глазам предстала новая картина. Он видел себя изнутри. Джекоб видел, как смертельный раствор путешествовал по венам. Его взгляд быстро перенесся в другую часть тела, и он увидел, как этот же раствор попал в мышечную ткань. Из-за чего началось дикое удушье, острая боль…
Пучок света ударил, словно молния, в резко открывшиеся глаза. Лицо палача покрылось ужасом. Он остолбенел на месте и не мог ничего сделать от страха. Его нервный тик становился всё страшнее и страшнее. Томас смотрел на врача, на белый свет, на камеру, которая всё это снимала. Лицо выражало ужас, страх, боль. В его ушах запели чудные флейты…Веки медленно закрылись. Снова наступила темнота…
Флейты сменились равномерным стуком. Тук-тук, тук-тук, тук-тук… Ритм отбивался эхом в голове осужденного. Тук-тук, тук-тук.
По венам начал течь хлорид калия, вызывая остановку сердца. До смерти оставалось совсем чуть-чуть.
Равномерный стук в ушах начал становиться всё реже и реже, медленно затухать. Боль в теле медленно отпускала.
Томас очутился всё в той же белоснежной комнате. Перед ним стояла всё та же женщина в черном балахоне. Томас тихо прошептал – «мама, я не хочу умирать…»
Стук в ушах прекратился совсем. Телом овладело небывалая легкость, небывалое ощущение счастья, радости. Сквозь загробную тишину прозвучал сиплый голос доктора – «Смерть наступила в результате остановки сердца. Время кончины – двенадцать часов ночи, тридцать три минуты». Его слова ничего не меняли для Джекоба, он всё так же стоял перед матерью (во всяком случае, так ему казалось) и спокойным голосом методично шептал – «мама, я не хочу умирать». Силуэт матери сменился видом зеркальной душегубки. Он смотрел на стол, где лежал он. Точнее, лежал когда-то. Сейчас там лежит лишь его тело, бывшее пристанище души. На его лице был изображен ужас, который он испытывал во время смерти. Возле тела стоял доктор, что-то методично записывая в журнал. Неожиданно, знакомый строгий голос промолвил- «ты умер, ты умер, ты умер…». Голос подхватило эхо и разнесло по стенам.
Картина сменилась. Томас стоял на лугу, а вокруг него играли дети. Все они были измазаны в кровь, все- с пулевыми ранениями. Но они ничего этого не ощущали, и от этого становилось ещё хуже. Неожиданно они поднялись и опять стали кругом ходить вокруг Томаса. Они привычно запрыгали и начали радостно кричать- «ты умер! Ты умер! ТЫ УМЕР!»
На душе у Томаса Джекоба было спокойствие…
***
Врач вышел из душегубки и быстрым шагом отправился к себе в кабинет. На его глазах танцевал ужас, в его голове были страх и боль Томаса Джекоба. Он со всей силой захлопнул дверь и сел за стол, взял листик бумаги и начала что-то лихорадочно писать… Забросил ручку за стол, поднялся с кресла, открыл дверцу шкафа и вытащил серебристого цвета револьвер…
Через 10ть минут по всему зданию раздался оглушительных хлопок…
Смерть приходит за одним, а забирает двух…