- Ну, я пошла, - сказала леди дворецкому.
Не говоря ни слова в ответ, он вышколено прошелся щеткой по ее манто, отвесил почтительный поклон и расдахнул дверь. Лид дождь. Порядочный Баскервиль в такую погоду загнал бы своего бешеного пса в дом. Но леди должна была идти. Как обычно, она собралась а охотничью сторожку к конюху, с которым ее связывало крепкими узами некая страсть. Леди полагала, что это - дьявольская похоть.
Она долго месила грязь своими хрустальными башмачками, промочила одежду до трусов и все же неуклонно перла через лощины и буераки в сторожку, предвкушая, как под предлогом того, что ее промочил дождь,немедленно разденется догола и покрасуется перед конюхом своим налитым телом, станет разжигать в нем ответную похоть, поворачиваясь так и эдак. И, наконец, исчерпав все соблазны, подойдет к нему вплотную и вспомнит заветное, подсмотренннее в быту конюхов и служанок, их коронный эротический трюк. Скажет:
- Давай-ка я полы тебе помою! - затем примется мочить тряпку в ведре, нагибаться, тыча ягодицами в лицо желанному мужчине, и водить тряпкой по полу. Тут он, понятно, не устоит. Вытащит руки из навоза, в котором терпеливо копается. Медленно поднимется, подойдет к ней сзади, расстегнет ширинку и примется пихать ей свой вялый член. Изнывая от демократичности, конюха и мазохизма, она будет кончать, все снова и снова. Она будет продолжзть кончать уже на улице, когда он давно извлечет член и велит ей убираться, так как ждет других конюхов для игры в козла, она будет кончать, бредя домой до ночному лесу, в такт уханию сов и завыванию девушек, бродящих в ожидании маньяков. Мультиоргазмия будет накатываться на нее, когда она позвонит в дверь и увидит сморщенное лицо дворецкого и, продрогшая, ляжет в свою кружевную постедь и будет в ней лежать, слушая моцарта.
Но сторожка оказалась запертой на висячий замок. Какое несчастье. Неужели этот вечер напрасен и она, несолоно хлебавши, хотя этот каламбур несколько неловок, пойдет домой, в свою постылую усадьбу? Конечно, это было бы лучшим, ведь во всем мире ее интересует только один мужчина - ее конюх. Никто так, как он не пахнет непердаваемой смесью конского навоза и спермы. Никто не имеет такого вялого, короткого члена, сам вид которого будит в ней бездонную бездну мазохизма. Кто бы еще дал ей возможность так глубоко проникнуть в тайну отношений мужчины и женщины, отчего она словно бы родилась на свет и заодно наполнила душу содержанием. Теперь, когда за чаепитием у леди заходит разговор о тайне пола, леди умеет помолчать значительно. А раньше ей приходилось просто молчать, отчего у нее создавалось впечатление, что ее считают простушкой.
Нет, домой идти нельзя, невозможно. Там все - ординарно, предсказуемо. Леди обессиденно прислонилась к дверям сторожки и сосредоточилась. Конечно, можно пойти в матросский притон. Это хуже сторожки, но лучше, чем ничего. В матросском притоне найдутся колоритные персонажи. Матросы. Пролетарии (сегодня, кажется, день пролетарской зарплаты). Непременно там кутит пара купчишек. Богема тоже. Да мало ли кто ошивается в матросском притоне. Можно будет в порядке самоутешения отдаться бармену. Иди матросу. Или мойщику туалетов. Да, это серьезная мысль. В этом сезоне считается пикантным трахаться непременно в сортире. Получили награды кинофильмы, где ключевой сценой служил половой акт героини (как правило, уборщицы) с героем на полу сортира, в кабинке сортира. В прошлом году - все ездили на дачи с бассейном и трахались в бассейне и у камина. Но в этом - только в сортире. Однако, какие суетные мысли имеет она, охваченная большим, серьезным чувством. Какое ей дело до суетного света и его пошлых увлечений. Лично она любит конюха и пусть хоть весь свет трахается в сортире, она будет продолжать хранить верность избранному пути, своей судьбе: только на куче конского навоза.
- Поеду, - решила леди. Словно прочтя ее мысли, на тропинке возникло такси, да и тронули с богом.
В притоне ничего не изменилось с тех пор, как она была тут в последний раз. Все те же пьяные матросы спорили о неправильно начисленном жалванни и происках старпома, все так же сутенер зыркал на стайку унылых бдядей, одетых, согласно моде этого сезона, в длинные черные сюртуки и черные же штаны. Стараясь до времени не привлекать излишнего внимания, леди села в уголку и заказала стакан соку и поллитра текилы.
- Разрешите присоединиться к вам? - раздался мелодичный голос. Прекрасный юноша в берете выжидательно смотрел в глаза леди.
- А почему бы и нет.
- Интересно, что вы думаете обо мне? - после минутной паузы заговорил визави.
- Должно быть, вы - художник? Или - программист?
- Нет, я не об этом. Я вот о чем: поразмышляйте о волеизъявлении Случая, соединившего нас нынче за столиком этого нелепого заведение. Ведь вы - леди Чатерлей, не правда ли?
- Боже, я надеялась сохранить инкогнито.
- Бросьте. Это нереально. Ведь ваши фотографии продаются на каждом углу. Какой бедняга-клерк, приобретя их за пять экю, не грезил в своей убогой каморке о вас? Какая юная продавщица не мечтала сравняться с вами знатностью, крастотой и могуществом? А ваш последний роман наделал столько шуму! Вы играете сердцами, шокируете публику.
- Ну что ж, теперь расскажите о себе, сделайте милость.
- Я тот, кого вы жаждали видеть нынче, символ молодости и порока, портрет Дориана Грея. Сейчас мы потолкуем, заодно разопьем бутылочку текилы: ведь вы приобрели ее, дабы взамен приобрести ласку развратного молодца? Так вот он, перед вами.
- Итак, вы имеете план сегодняшнего вечера?
- Конечно. Подсознательно он вам хорошо известен, или, по меньшей мере, памятен. Мы выпьем текилу и уединимся в месте, максимально непригодном для уединения. Например, поедем в гости к кому-либо из моих или ваших друзей или подруг - невзирая на то, что и вы и я имеем чудные дома, полные роскоши и неги. И все же мы поедем в гости. Шатась от текилы, войдем в мутную квартиру, освещенную дьявольским светом дешевой лампы. Вся семья будет в сборе. Более того, как раз сегодня к нашим друзьям - тем, к кому мы поедем - в гости приехала бабушка или тетя. Нас встретят взгляды, полные мещанской ненависти, и в носы нам ударит самый мерзкий на свете дух мещанского уюта. В адских ароматах прогорклого сала, стирки, ношеной одежды и тел людей, столетиями поедающих дешевую пищу, мы войдем. Нас усадят пить чай. Потом настпает провал в памяти. Сразу за ним вы и я - мы видим себя в какой-то кладовке. Мы ласкаем друг друга на мешках картофеля, отбрасывая с лиц полы старых пальто, которые хозяевам жаль выбросить. Мы мечтаем сесть, я - на стул, вы - мне на член. Находится расшатанный стул. Мы сидим на нем, а за стенкой слышится разговор людей, как ни в чем не бывало продолжающих чаепитие. Мы решаем переменить позу. Теперь вы ляжете на пол, а я - на вас. Брезгливость борется в вас с дискомфортом. Как бы пьяны вы не были, вас тошнит от хозяйских пальто - единственного, что мы можем доложить на холодный пол. Это продолжается до утра, пока мы, кое-как одевшись, не выскальзываем на вольный воздух. Кое-как распрощавшись, мы садимся в наемные кареты и отправляемся в разные концы города по своим домам, спать, зная, что никогда более не увидимся, и нисколько этому не огорчаясь. Мы противны друг другу.
- В принципе, вы воспроизвели достаточно точно. Одному я удивляюсь: зачем мы, заранее все зная, все же сделаем это?
- Погодите, я еще не закончил. Город наш невелик и все же, рано иди поздно вы услышите от общих знакомых обо мне. Вы узнаете, что я - осел и маменькин сынок. Что работаю я нелепым школьным учителем, а по воскресеньям езжу со стариками-родитедями обрабатывать жалкий и мерзкий "участок", ибо предки мои - как истинные навозники - жить не могут, не предаваясь выращиванию картофеля. Вы также прознаете, что я вожусь с умственно отсталыми девушками, и даже настоль лишен разума и вкуса, что по сей день влюблен в одну из них. Вы выясните кое-что о моих сокровенных мечтах. Я ведь мечтаю поступить на содержание к завучу школы, где тружусь. Я хочу стать ее любовником, чтобы она назначила мне дополнительных полставки и пораньше отпускала с уроков.
- Прекратите мучать меня. К чему вы клоните?
- И, наконец, последнее: в придачу ко всему вышесказанному, я еще и нереален. Вернее, реален. Но двумерен. В отличие, например, от вас. Ведь я - портрет. Извольте убедиться.
Дориан протянул леди свою руку. На ощупь ома была прохладной, как обложка журнала "Плейбой", и гладкой. Действительно, рука, очевидно, находилась в двух измерениях, словно вырезанная из картона.
- Хотите член пощупать? - не дожидаясь согласия, Дориан скользнул на соседний стул, как ни в чем не бывало, расстегнул брюки и достал член, проворно сунув его в руку ошеломленной даме. Член быд таков же, как рука юноши: твердый и гладкий, но совершено двумерный. Впрочем, на вид это было незаметно: фотокопия была исполнена искусно, создавая эффект объемности.
Однако, вышколенная прекрасным воспитанием женщина ничуть не растерялась.
- Отлично, я убедилась. Однако, вы что-то толкавали о сокровенном смысле нашей встречи. Вернитесь к этому месту.
- Он заключается в том, что... - молодой человек не договорил. Его стало трясти, словно в судороге...
- Порвали... порвали... пронзили... - пролепетал он... колеблясь, как картон на ветру.
В ужасе леди наблюдала, как меняется картинка: юное лицо пожухло, обнажая оскал дряхлого похотливого старикашки. Стройная фигура раздулась, развешивая дряблые мешки жира, кожа пожелтела, яркий молодежный наряд, затрепетав, превратился я униформу похотливого старикашки: джинсовый костюм. И, наконец, Дориан - вернее, то, что с ним стало, рухнул на стул, обвел притон осоловелым взглядом и вскинул палец, призывая официанта. Ничего не оставалось, как тихонько ретироваться...
Не решаясь больше испытывать судьбу этим, очевидно, неудачным, вечером, леди ехала домой, размышляя о тайниках подсознания и своей неизбывнои тяге к грязному сексу.
- А так ли уж неизбывна это тяга? - громко сказала она. Ей показалось, что окружающий мир взглянул на нее с укоризной. Полная луна репрезентировала ей лик грустного Фрейда, серебристые тополя осуждающе зашумели, дряхлые булыжники, истертые ногами труженников и голодных проституток, напряглись.
- Но разве не должна ты каким-либо способом искупать свою вину перед теми, кто менее красив, талантлив, изнежен? Платить душевный и телесный оброк, подобно тому, как трудимся мы, чтобы ты нежилась в шелках! - закричали ей портреты вождей, так и не снятые после недавнего престольного праздника. - А что еще можешь ты сделать для нас, по твоему мнению?
- У меня, кажется, есть идея! - громко сказала леди. — Я буду вязать носки для бедных деток. Два часа в неделю. В среду.
И произнеся это, она распахнула дверь своего дома, и с удивлением обнаружила, что навстречу ей поднимается с кресел прекрасный и мужественный, сытый и воспитанный человек: лорд Чатерлей. Им предстояла незабываемая, полная утех ночь на чистых простынях. Дополнительным приятным сюрпизом были: чистый, крупный член лорда, то, что он решительным образом не был тайно влюблен в гувернантку, кухарку иди прачку. И самое ужасное заключалось в том, что все это вместе и по отдельности полностью понравилось леди. О конюхе она отныне не вспоминала никогда. Да и от конюшни Чатерлей вскоре отказались, заведя гараж.
Однажды Чатерлей сидел у камелька хододным зимним вечером.
- Дорогая, - начал лорд. - Страшная тайна тяготит меня. И, думается, я должен тебе ее открыть.
- Может быть, лучше - своему психоаналитику? - мягко заметила леди. - Живем мы неплохо, а откроешь ты свою тайну, неизвестно, как оно будет.
- Я начиинаю, - твердо заметил лорд. - Ты знаешь, как ты давеча заметила, живем мы неплохо. Не ведь так было не всегда. Долгие годы я словно бы и не замечал тебя. Ты помнишь об этом?
- Очень смутно.
- Все это потому, что я был без остатка поглощен своим немыслимым хобби. Ты меня, можно сказать, и не видела. Днем я спал, просыпался на закате солнца и отправлялся блуждать по улицам в поисках жертв. Я быд вампиром. Я перекусал множество ни в чем не повинных людей. Я посещал сборища вампиров и пил там кровь, подаваемую ведрами. Кончилось это в одночасье.
Однажды вечером я пришел в грязный притон курильщиков опиума. Это место мне было хорошо знакомо. Я не раз находил там новые жертвы: невинных дев, приходящих туда чисто покурить, светозарных отроков, забавляющихся кальяном. И тэ пэ.
Ддя отвода глаз я приказал принести мне большой шприц, груду листьев коки, добрый косяк. Я нимало не намеревался потреблять это отвратное зелье. Моей целью, как обычно, было выискивание какого-нибудь наивного курильщика. В эту минуту ко мне подошел неописуемой красы юноша. Его свежий и невинный вид пробудил во мне все мои низменные инстинкты. Я мысленно положил себе поскорее оттрахагь его в жопу, а затем и высосать его невинную кровь. Он заговорил со мною, речь его лилась, как серебристый ручей.
- Я - просто молодой человек. Мое имя, вероятно, ничего вам не скажет. Зовите меня просто Грей. Я мечтаю с вами познакомиться, накуриться за ваш счет, затем уединиться где-нибудь, где вы сможете оттрахать меня в жопу и высосать мою кровь.
- Мой юный друг! - величественно отвечая я. - Допустим - только допустим, что ваша пропозиция интересна для меня. Но вам-то зачем все это? Зачем вам нужно чтобы я вас оттрахал в жоду, высосал всю вашу кровь? Неужели ради нескольких косяков? Неужели ваши дела настоль плохи?
- Они не плохи, они ужасны. Я очень хочу курить, но хозяин заведения больше не поверяет мне в долг.
А жопа - что же? Не вы, так другой. В первый раз, что ли?
- Ну что ж, я рад, что в столь юном возрасте вы имеете столь развитый философский ум. Сейчас я закажу для вас несколько папирос, а там и поедем с богом в одно уютное местечко.
И уж было мы - я и прекрасный юноша - собрались, нагруженные кальянами и папиросами - тронуться в один богомерзкий притон, где я собирался проделать с ним все, что было мне так мило и привычно, как вдруг он зашатался и побледнел. Дальнейшее поразило даже меня, известного крепостью нервов. Мой парень шатался и шатался, затем упал на чегвереньки и заблеял. Превращение юноши в барана! Видали ли вы что-либо подобное?
Сей случай потряс меня. Я не был подготовлен к тому, чтобы переступить черту. Одно дело - трахать в жопу мужчину. Другое - барана. Я отказался от этой нескромной затеи. А пока ехал домой, меня посетила мысль, что, в сущности, все не так уж плохо. У меня - превосходный дом, красивая и знатная супруга. И я решил зажить чистой жизнью порядочного человека. Вот как!
Леди Чатерлей тихонько плакала от сочувствия, не решаясь рассказать лорду свою половину этой чудесней истерии. Но в это время раздался голос шофера, нанятого ими для обслуживания нового гаража. Он как раз перетирал канделябры.
- Осмелюсь сказать, эта история точь - в точь, как та, что приключилась со мною. Вернувшись с армейской службы, я решил устроить жизнь так, как мне мечталесь долгими вечерами на посту. Я полюбил девушку и жил с нею, как с женой. Мы готовились к свадьбе и вскоре обвенчались в загсе. Родился сын, затем дочь. Я работал дальнобойщиком. Однажды я вернулся из командировки раньше задуманного. И что же я увидел: моя супруга сидела перед портрнтом какого-то старикашки. Затем она открыла шкаф и выкатила оттуда белый рояль. Присев к инструменту, женушка принялась наигрывать богмерзкую "классику". Она обливалась слезами и взывала к портрету:
- О, Дориан! Зачем ты покинул меня?
Все происходящее выбило меня из колеи. Прибавим, что супрга моя впервые была видима мною без слоя косметики. Это была не та женщина, на которой я женился. Меня обманывали, и так зло и коварно. Пулей выскочил я из-за занавески и потребовал объяснений. Мерзкая женщина упала на колени и не могла вымолвить ни слова. Разгневанный вконец, я порезал портрет старпера, хранимый моей супружницей с целью мастурбирования, кухонным ножом. Во время уничтожения, с него посыпались краски, под ними оказался еще один слой. Теперь было ясно, что картина была намалевана на клеенке, изображавшей скачку царевича на волке. Но дела это не меняет. Я был потрясен до глубины души. Всю жизнь я думал, что соединил судьбу с буфетчицей. А она прятала в шифоньере рояль!
- Все ваши истории жизненного переворота от хорошего к лучшему - ерунда, - заговорил дворецкий, до этой минуту вышколенно стоявший в дверном проеме. - Вот лично у меня была тайная любовь с собакой Баскервилей. Все думали, что я только хожу кормить ее на болота, это еще когда я служил у молодого Баскервиля. А я ее не только кормил. У нас была любовь, вот как. И еще вам скажу: это вовсе не она разрывала заблудившихся путников, а я. Бежал за ними и перегрызал горло. А все думали на нее. Это, конечно, несправедливо. Не суть не в этом. Мы любили друг друга долго и счастливо. Надо сказать, на болотах была свалка и жители окрестных сел сносили туда ненужный хлам. Прийдя однажды в гости к любимой и неся ей вкусные объедки, я нашел ужасное зрелище. Моя собака (это был кобель) пыталась изменить мне с изображением Серого волка на выброшенном кем-то испорченном коврике. Я позвал его. Он меня игнорировал. По необъяснимым причинам, мой Баскервиль (пес) полюбил клеенку с изображением Серого волка и отныне хотел только ее. Я уговаривал его, даже бил, пытался лишать пищи - бесполезно. Он был равнодушен ко всему на свете и лишь не позволял отнять клеенку. После этого сердце мое преисполнилось равнодушием, я очерствел и полностью потерял интерес к любви. Я с головой ушел в работу. Я больше не хочу любви. Довольно.
Все молча плакали, и наконец фарфоровая герцогиня, украшавшая камин, не выдержала. Ей очень хотелось рассказать свою историю.
- Знаем, знаем! - закричали все, веселые и добрые. - Тебя великий сказочник в жопу засовывал!
- Конечно, - сказала герцогиня. - Это все знают. Но никто на свете, кроме меня, не знает, что было дальше.
- Сейчас я попробую угадать, - сказала леди, обрадованная новой светской игрой. - Он изменил вам с елочным ангелочком? Он предал вас ради морковки? Он проиграл вас в лото лавочннку?
- А вот и нет. Вспомните о главном.
- Думаю, я нашел ответ! - заявил лорд. - Великий сказочник был для всех самым добрым и веселым...
- И разумеется, - продолжал дворецкий, - изнывал по репутации великого мерзавца.
- А чго делает величайший на свете мерзавец? Да, продает любимую женщину в публичный дом. Но, согласитесь, нелегко отыскать такой публичный дом, где фарфоровые герцогини, предназначенные для засовывания в жопу, пользуются кассовым спросом.
- Если только специально не рекламировать эту услугу через прессу и телевидение, формируя искусственный спрос! - воскликнул шофер.
- Имение это он и сделал. Дело это прошлое, да и по стилю своей жизни вы не злоупотребляете телевидением. А ведь многие годы одним из самых популярных клипов был рекламный ролик, восхваляющий эротические возможности фарфоровых герцогинь.
- Я припоминаю что-то... Памнится, тогда же появился дамский роман о тяжелой судьбе фарфоровой герцогини и ее лучшей подруги - глиняной кошечки-копилки, об их нелегком пути к любви и свободе. Кажется, герцогиня погибла от рук извращенца, когорый засунул ее в жопу, забыл или не стал ее оттуда вытаскивать. А ведь у кошечки все кончилась хорошо. Она проявила недюжинную волю и разум и прославилась в качестве фотомодели.
- Но реальность оказалась во сто крат хуже, - гнула свое герцогиня.
- Но ведь вы уцелели?
- Это гак. Не подумайте, что воспоминание о любви, пррошедшей через мою жизнь, отравлено мыслью о кошмарном предательстве. Вообразите бесконечную цепочку негодяев, осквернивших меня, тогда как я грезила всю жизнь принадлежать лишь Самому Веселому и Доброму Сказочнику.
- Я, кажется, знаю, что вам нужно делать! - заявил лорд. - Стойте на камине до тех пор, пека вас не посетит какой-нибудь Главный Мерзавец. Несомненно, он грезит е большей и светлой любви. Вы ему подойдете.
- Ничего не выйдет, - вздохнула герцогиня. - Я уже отравлена опытом архетипической фиксации. Я жажду только одного: повторения. Хочу снова в жопу к сказочнику и, последовательно - далее пэ всем дунктам.
- Да, сударыня, поистине вы неисправимы. А мы так хлопотали о вас, даже параллельно вам приставили фарфорового петушка, надеялись, что у вас заладится какая-нибудь идиллия.