ВСЕ ЗОЛОТО МИРА
Дорога осталась где-то справа. Он все бежал, прокладывая себе путь в густой перезрелой пшенице. Из саднивших легких бурлящей струей вырывался воздух. Пот стекал из-под пыльной каски и широкой пеленой застилал глаза. А он все бежал и бежал под чужим, сизым от зноя небом. Каждый шаг отдавался острой резью в боку, он спотыкался, падал, поднимался, весь обсыпанный тяжелым зерном, и снова бежал.
Пулемет ударил скупой очередью уже совсем рядом. Холодный металл разорвал визжащим ужасом душу. «Это в меня, в меня!..» Он рухнул в желтую спасительную бездну. Мозг отчаянно пульсировал в раскалывающемся черепе, сердце лихорадочно гнало вязкую кровь в изнемогавшие мышцы, а из сведенного судорогой горла, точно живая, толчками текла грязная слизь. По барабанным перепонкам еще раз коротко ударила частая дробь, и звенящим серебром воцарилась тишина.
Небо наливалось свинцовой тяжестью. Безбрежный пшеничный океан с неясным шорохом осыпающегося в бездну песка катил свои золотые волны к рифам полуразрушенной стены. Он шел вдоль крошащейся ограды, пристально всматриваясь в ее ветхость, выступавшую бурым мхом на шершавом камне. Сама вечность выткала прихотливую паутину трещин и натянула ее на камень тончайшей вуалью.
Он прошел под крошащейся аркой и оказался перед древним старцем. Беловолосый и весь в белом, старик смотрел строгими черными глазами, отражавшими желтым светом каждый колос и каждое зерно. Руки, сжимавшие высокий посох, манящим жестом позвали его идти за ним. Он шел среди разбитых временем надгробий, ощущая шероховатое тепло затейливых узоров, и вглядывался в резкие, заполненные золотом пшеницы чужие письмена.
Тяжелая глыба дома разрушалась. Он слышал, как трескался камень, как в мертвое безмолвие из трещин сыпался песок. Он отворил дверь с горячим ржавым кольцом, ввинченным в почерневший от времени дуб, и вошел в душный сумрак. Он долго шел в сумерках, стараясь не отставать от белой ускользающей тени.
Яркий желтый свет залил огромный зал. Каждый шаг далекие своды рассыпали частой барабанной дробью. Грозные доспехи, висевшие меж тяжелых шкафов, отзывались звенящей сталью. Шкафы были забиты всеми сокровищами мира. Серебро и золото отсвечивало тускло, словно из трюма затонувшего галеона, спиральные чрева редких раковин наполняли воздух дыханием спрутов. Чудесные дары тропических островов, скрытых под зеленой пеной вечного леса и вечной пеной белого прибоя, желтые клыки слонов и мамонтов, алмазы и бриллианты – все сокровища ограбленных миров открылись его вожделеющему взору. Алчность кровавым туманом окутала зал, и тут с грохотом и визгом рухнули с осыпающихся стен доспехи, с иссохших полок нескончаемым тяжелым потоком устремилось вниз неоцененное богатство, разбиваясь в стеклянную пыль и глиняные черепки. Старик проклинал и бесновался, взбивая посохом пыль. «Я не хотел!» – поднялось из глубины сознания к рассыпавшимся сводам и звонкой слезой, драгоценней всех сокровищ мира, сорвалось в клубившуюся пыль.
... Пулемет все бил короткими очередями, барабаня по каске срезанной пшеницей. «Сейчас, сейчас!» – исторгал раскаленный мозг. Он вскочил и ринулся в свою последнюю атаку, всей грудью хватая долгожданную смерть. Он умер с улыбкой, запекшейся на перекошенных губах, с блаженством приняв тяжесть рухнувшего надгробья.