В это утро Тимохин как всегда ехал на работу в грязной электричке и печально смотрел в засаленное окно. Дома, над которыми еще сгущались сумерки, деревья, станции – все необычайно быстро проносилось у него перед сознанием, не успевшем прийти в себя после вчерашней гулянки.
Внезапно, что-то случилось, и поезд мгновенно погрузился во тьму.
– Привет от Чубайса… – подумал Тимохин и печально вздохнул, закрыв глаза.
Вагон снова засиял светом ламп. Тимохин открыл глаза и посмотрел вперед.
Перед ним, на расстоянии двух-трех скамеек, сидел старый человек в оборванных одеждах.
Он смотрел ему в глаза грустным, хмурым, понурым взглядом, словно просил чего-то.
Тимохин сам не знал, когда он появился. Может, он сел, когда погас свет, а может, сидел там и раньше, но Тимохин не замечал его присутствия до этого.
Электричка остановилась. Из вагонов повалили люди, другие – ждавшие до этого на перроне, наоборот – сменили их на пыльных лавках. А старик все сидел, он сидел и печально смотрел прямо в глаза Тимохину, словно его-то у него прося.
– Вот, черт. Ну, нет у меня ничего, старина… – подумал Тимохин, сжалившись над бедным стариком, и отвернул взгляд.
Километровые столбы проносились мимо, один вид сменял другой. Солнце показалось из-за горизонта. Скоро и конечная. На часах было двадцать минут восьмого. От вокзала до его работы еще пятнадцать минут хода. Успеет, он никогда не опаздывал на работу, в каком состоянии не находился бы. Он поднял глаза и посмотрел перед собой.
Глаза старика по-прежнему смотрели на него, не отводя взгляда, не смыкая век, не шевелясь – они просто смотрели и чего-то нахально требовали. Тимохин снова отвернулся.
– Вот, черт… – снова мысленно выругался он. – Старик, чего тебе надо? Понимаю, бомж, понимаю, тяжело жить. Так и мне не легко – я работаю, вкалываю, плачу налоги, а у меня семья, жена, дети, черт побери. Ну, почему, господи, я такой честный человек, подчиняющийся любому зову чести и совести?..
Поезд начал притормаживать, впереди возвышалось здание вокзала. По перрону прохаживались люди. Толпа спешила на работу. У выхода в тамбур стала забиваться очередь. Тимохин не спеша приподнялся со скамейки, взял свою спортивную сумку и засунул в карман руку. Найдя пару монеток, которые весело звонкнули в его кармане, он прошел вперед. Настигнув бомжа, Тимохин окликнул его:
– Отец, возьми… – произнес Тимохин, протянув к нему руку, в которой было рубля три с копейками, но старик не отреагировал.
Он сидел на скамейке и по-прежнему смотрел куда-то в противоположную сторону вагона. Тимохин слегка рассвирепел. Вообще-то, он не любил нервничать и злиться, но этот старик…
Старик, который не сводил с него взгляда. Взгляда, полного горечи и просьбы дать ему что-то. Что-то, что теперь ему не хотелось вдруг брать. «Черт, кем он себя возомнил?..» – подумал Тимохин и толкнул старика.
– Старик, на деньги…
Старик словно повернулся, но вместо того, чтобы взять деньги, он упал на пол.
«Что такое?..» – подумал Тимохин.
Он склонился над стариком и положил два пальца ему на шею. Пульс не прощупывался. Тогда он перевернул его на спину. Полные горечи и просьбы подаяния глаза уставились прямо на него. Рот был немного приоткрыт, на губах засохла черная капелька крови, от тела воняло канализацией. Скрюченные руки сжимали узелок, в который было что-то завернуто.
– Боже, – прошептал Тимохин, – он умер…
Сзади подошло несколько человек, которые также склонились над телом старика.
– А-а-а… – завопила вдруг одна из женщин, поняв что старик испустил дух.
– Тише, тише… – стала успокаивать ее другая женщина.
Прибывший на место врач сообщил, что у старика отказало сердце. Оно не выдержало частых голодовок, лишений, унижений, плохой погоды, в которую ему приходилось спать на улице, в старых брошенных домах, на стройках. Сердце не выдержало и остановилось, «моторчик» просто перестал работать, отправив обладателя «почетного» звания – БОМЖ, в долгое путешествие по реке смерти. Жизнь его в одну секунду остановилась, закрылась, словно прочитанная книга, открытыми остались лишь его глаза.
Это был первый раз, когда Тимохин опоздал на работу. Вследствие чего, получил строгий выговор от начальника. И не смотря на то, что снег, наконец, начал таять, а на дворе стояла хорошая погода, день был испорчен.
На календаре было первое апреля.
Тимохину было совсем не смешно…
1 апреля 2005г.