ЖЁЛТАЯ РОЗА В ЕЁ ВОЛОСАХ.
Вступительные экзамены в театральный ВУЗ.
Сегодня надо что-то читать. То ли стихи, то ли прозу. Главное, что не басню. С баснями у Него никогда не ладилось. А всё остальное, что ж, не страшно.
Страшно – то, что уже нельзя ничего изменить. Ничего и никогда. Безвозвратно и навсегда.
Тёмный коридор, жёлтая старинная дверь, позеленевшая от времени медная изогнутая ручка. Необъятный гулкий зал, в самом его конце – Приёмная Комиссия.
Седой Метр – прославленный, чем-то давно и прочно позабытым.
Справа от него – молоденькая актрисулька, звезда новомодных телесериалов.
Рядом – ещё какие-то, смутно узнаваемые.
- Ну, молодой человек, просим, зачитывайте.
Просите? Ну что ж, ладно.
Он сглатывает предательскую слюну, и, глядя безразлично и отрешённо куда-то поверх голов важных и знаменитых, начинает:
Жёлтое солнце в её волосах.
Утро над быстрой рекой.
И о безумных и радостных снах
Ветер поёт молодой.
Жёлтое солнце в её волосах.
Жаркий полуденный зной.
И о мечтах, что сгорели в кострах,
Ворон кричит надо мной.
Синее море, жёлтый песок.
Парус вдали – одинок.
Ветер волну победить не смог,
И загрустил, занемог.
Жёлтая роза в её волосах.
Кладбище. Звёздная ночь.
И бригантина на всех парусах
Мчится от берега прочь.
Камень коварен. Камень жесток.
И словно в страшных снах
Маленький, хрупкий жёлтый цветок
Плачет в её волосах.
……………………………………..
Он читал, говорил, рассказывал - чётко и размеренно, как автомат.
Пять минут, десять, двадцать, тридцать. О чём?
О былой любви, ушедшей навсегда, об удачах, обернувшихся позором, о несбывшихся мечтах и вещих снах, оказавшихся обманом.
В старинном гулком зале звучал только Его голос, все остальные звуки умерли.
Члены Комиссии замерли в каких-то нелепых позах, внимая, словно во сне безграничной юношеской тоске, и чему-то ещё – страшному и жёлтому, тому, что не поддаётся объяснению словами человеческого языка.
Но вот он замолчал.
Нет, не потому, что стихотворение закончилось.
У этого стихотворения не было ни конца, ни начала.
Он мог бы ещё говорить час, сутки, год, век.
Просто - уже нельзя было ничего изменить. Ничего и никогда. Безвозвратно и навсегда.
Его голос затих, а тишина осталась. Она ещё звенела и жила секунд тридцать – сорок.
Потом послышались громкие протяжные всхлипы. Это молоденькая актрисулька, звезда новомодных телесериалов, рыдала, словно годовалый ребёнок, роняя крупные – как искусственные японские жемчужины, слёзы.
- Извините, но Она, что же…- умерла? – Чуть слышно спросил Седой Метр.
- Нет, Она жива. Просто, неделю назад вышла замуж. Не за меня. – Ответ был безразличен и холоден, как тысячелетние льды Антарктиды, спящие на глубине трёх, а то и четырёх километров.
- Извините меня господа. – Он резко развернулся, и на негнущихся ногах, неуклюже, словно загребая невидимый снег, пошёл к выходу.
Чёрные ступени, занозистые перила. Тяжёлая неподдающаяся дверь.
Серая улица. Слякоть, желтые тусклые фонари. Ветер гонит по улице бумажный мусор.
Седой Метр догнал Его только у автобусной остановки.
Схватил за рукав куртки, развернул, положил ладони рук на тёплые юношеские плечи.
- Мальчик, что же ты? Ведь всё ещё впереди. А экзамены… Да что там! Ты принят. Принят в мою Мастерскую! Станешь великим Артистом. Призы, премии, удача, слава.
Она узнает, и вернётся к тебе. Или, Бог с ней, что уж там. Другие будут.
- Спасибо, Метр, - Безучастно и равнодушно Он смотрел на белые перистые облака, целеустремленно плывущие куда-то на юг, - Я уже всё решил. Долг мечте заплачен. На этом – всё. Я улетаю – самолёт на Карибы уже вечером.
Зелёное море, мартышки, попугаи… Буду там пиратствовать понемногу, или клады старинные искать, или ещё что-нибудь там.
А потом на белом-белом песке заброшенного пляжа встречу смуглую мулатку, хрупкую и беззащитную.
Полюблю её. А она полюбит меня.
И родится у нас дочь – крохотная и озорная, обязательно – со светлыми кудряшками.
И я назову её – как звали Ту.
И буду любить. И все пылинки сдувать. И если кто-нибудь подойдёт к моей девочке близко…- Его глаза, ранее безучастные и равнодушные, вдруг стали настолько безумными и страшными, что Седой Метр отшатнулся в сторону.
- Прощайте, Метр. Не поминайте лихом.
Подошёл автобус, забрал нового пассажира, и умчался куда то – в безумную даль.
Седой Метр ещё долго стоял на остановке, рассеянно скользя взглядом по обшарпанной афишной тумбе, проезжающим пыльным машинам и редким пешеходам.
Он стоял и думал:
- А что, чёрт побери! Может тоже стоит наплевать на всё и всех, да и уехать в Карибию.
И там, на белоснежном песке заброшенного пляжа, встретить свою мулатку, хрупкую и нежную, и обязательно – с жёлтой розой в волосах…..