КАРТИНА
Милый друг, высылаю Вам сию картину, зная Вашу безграничную преданность изобразительному искусству. Предвидя Ваш восторг, спешу предуверить, что благодарностей не приму, ибо сей предмет явился результатом событий не совсем заурядных. Расскажи я о причинах, побудивших меня отказаться от сего великолепного образчика живописи, кому-нибудь другому, я был бы поднят на смех. Но Вы человек глубокой мысли, и мой прежний опыт общения с Вами подсказывает мне, что Вы обладаете достаточной проницательностью, чтобы отнестись к описанным ниже событиям с долей серьезности. В общем-то и событий никаких не было... Итак, все по порядку. Три дня назад, в воскресенье, я вознамерился посетить салон художественных искусств, что на Московской, прослышав, что открывается распродажа картин художников «маститых». Облачившись в выходной костюм, но решив оставить на вешалке плащ и зонтик, ибо день был погожий, я вышел на улицу и погрузился сразу же в едкую летнюю пыль. Крикнув извозчика, я без особых приключений добрался до вышеупомянутого заведения и, уплатив швейцару, погрузился в мир богемы. Не нужно было быть искусствоведом, чтобы восприять, что за товар здесь предлагали, и приходилось лишь удивляться, что он пользовался спросом.
Скучая и позевывая, я проходил мимо закатов, рассветов, натюрмортов с раками и тухлой рыбой и собрался было уходить, как вдруг был остановлен этой самой картиной. Этот чудесный мирок широким прямоугольником вторгся в мою душу, рассеяв тоску своим неизъяснимым очарованием. Черная вода неторопливой лесной речушки просвечивалась до дна мягким солнечным светом, с трудом пробивавшимся сквозь кроны вековых деревьев. Шаткий бревенчатый мостик над водой, уносившей палые листья, весь зарос нежнейшим, точно зеленый бархат, мхом.
Этот дивный пейзаж так соответствовал моему настроению и был так чудно выписан, что я сразу возгорелся его купить, но было обстоятельство, заставившее меня сдержаться. На мостике стояла девушка. Ее грациозная стройная фигурка в белом платье, вся в солнечных бликах, непринужденно облокотилась на ветхие перила. Видимо, она глубоко задумалась. Еще раз повторюсь: картина была выписана чудесно. Но эта женская фигурка вызвала во мне глубокое недоумение. Я вообще не переношу человека на лоне природы. По моему разумению, пейзаж оказывается бесповоротно испорченным, стоит появиться на его фоне человеку. Любое очарование пропадает, любая, даже самая дикая природа теряет свою девственную чистоту, если ее вдруг заслонит силуэт «царя природы». Эта фигурка на мостике раздражала меня нелепостью своего появления, и я всей душой желал ее исчезновения.
Художником оказался высокий молодой человек в костюме не лучшего покроя. Он назвал мне свою фамилию, но я не запомнил ее. В разговоре я выяснил, что это его первое серьезное произведение. Цена оказалась вполне приемлемой, и я заявил, что приобрел бы эту картину и даже заплатил бы несколько больше, если бы он не почел за труд убрать с нее так раздражавшую меня фигурку. Я видел, как юноша побледнел, как опустились его нескладные руки с длинными худыми кистями. Встретившись с его черными погрустневшими глазами, я предложил ему не спешить и подумать. Но, видимо, он слишком нуждался в деньгах и после недолгого, но мучительного раздумья согласился. Мы договорились, что я назавтра, в полдень, приду к нему в мастерскую.
Всю дорогу домой и остаток дня мною владело смутное беспокойство. Меня мучила и терзала эта притулившаяся на мосту белая фигурка, молча и задумчиво выслушавшая мой приговор. Чувство вины поселилось в моей душе перед немой безропотностью печальных черных глаз художника. Напрасно убеждал я себя, что это всего лишь картина, что женская фигурка – лишь масляная краска на холсте. Тщетно.
Ровно в полдень я стоял в мастерской. Ею оказалась маленькая пропыленная комнатка, заваленная эскизами и пропахшая конопляным маслом. Молодой художник подвел меня к завешенной картине. Я раскаивался. Я молил Бога, чтобы нежная, точно лебединое перышко, фигурка оставалась на месте. Резким движением юноша обнажил картину. Девушки не было. Лишь мутный солнечный блик покачивался на том месте, где она стояла. И тут мне внезапно показалось, что в черной воде со зловещей медлительностью проплыло белое платье. Я видел, как скользнула дьявольская улыбка по худому бледному лицу художника. Он сделал меня участником преступления. Видимо, волнение отразилось на моем лице, и я почувствовал, как эти черные глаза впились в меня. Они не были грустными, эти глаза. Это был безжалостный взгляд убийцы. Я пролепетал что-то и вышел с картиной.
Теперь Вы знаете, мой друг, почему картина эта не может украсить мою коллекцию. Думаю, Вы, человек лишенный предрассудков, и с удовольствием примете сей дар. Как поступить с ним, решайте сами.
Искренне Ваш Н.