Я познакомилась с ней в день своего рождения. В тридцатый день рождения. Я шла по хмурой зимней улице – да, мне не повезло с датой, третьего февраля редко бывает праздничное настроение – и курила. При этом не испытывала никакой потребности в курении и удовольствия не получала. Зачем же я держала в руках эту безобразно-изящную тонкую сигаретку? Имидж. Почему-то я решила, что глубоко несчастна и, чтобы доказать это кому-то, придать своему несчастью важность, курила. Конечно, теперь я понимаю, как глупо выглядела тогда. В ее глазах.
Она долго шла за мной, а я просто гуляла по парку. Я свернула к речке, она, не отставая ни на шаг, – за мной. Я подошла к холодной воде и стала смотреть на уток. Странно, зима, а утки и не думали куда-то лететь. Наверное, потому, что зима у нас мягкая.
Она тоже остановилась. Я обернулась.
– Привет, – как можно добрее сказала я. Передо мной стояла девочка-подросток с удивительными глазами. Ее большие-большие глаза приковывали, завораживали. Мне показалось, что посмотри в них еще несколько секунд, я обязательно исчезла бы, пропала в портале, скрытом в глубине ее черных красивых глаз.
– Привет, – просто ответила она и подошла ко мне, – странные утки, правда? – она улыбнулась, – зима, а они и не думали куда-то лететь.
– Это, наверное, потому, что зима у нас мягкая, – удивленно договорила я. Конечно, нет ничего особенного в том, что она слово в слово повторила мою мысль. Все так думают, видя такую картину. Вероятно…
– Да. Меня Ника зовут.
– Очень приятно, Ника. Я – Жанна.
– Жанна, – повторила моя новая знакомая и снова улыбнулась очень уютной улыбкой. Меня как будто согрело весенним теплом, и сама по себе нарисовалась картинка: я в огромном мягком кресле, сжимаю в руках чашку ароматного кофе, смотрю на танцы теней на стене…
– Жанна, красивое имя… скажи, а зачем ты куришь?
Я вздрогнула. Картинка рассеялась.
– Я просто пробовала как-то курить, – продолжала Ника, – мне так не понравилось. Во рту вкус неприятный. Мне только за огоньком нравилось смотреть.
Я машинально посмотрела на тлеющий кончик.
– Мне тоже не нравится курить, – призналась я и выкинула сигарету. Ника улыбнулась еще раз.
Тихо свистел ветер, подгоняя срывающиеся капли дождя. Утки на большой скорости врывались в воду. Утки. Странные утки….
Ника вновь нарушила молчание:
– Ты так грустишь, как будто у тебя день рождения.
– У меня и правда день рождения.
– Да? Здорово. Поздравляю тебя, Жанна. Сколько тебе?
– Тридцать.
– Тридцать… это так много, – не задумываясь, пробормотала она. Непосредственный ребенок, – а мне пятнадцать. Представляешь? Ты помнишь, как ты думала, когда тебе было пятнадцать?
Я не ответила, тупо продолжая смотреть за утками. Дождь усиливался, и ветер, не стесняясь, трепал меня за крашенные волосы. Рядом со мной стоял пятнадцатилетний ребенок, потрясающе красивый и проницательный. Девочка. Маленькая девочка.
А я? Старая (да, пожалуй, для нее я очень-очень старая) лесбиянка, испытывающая влечение к маленькой девочке.
– Прости, я порой говорю глупости. Я все время забываю, что нужно надевать на мысли маски, – она подошла ко мне еще ближе и взяла под руку. Потом, задумавшись, она наклонила голову к моему плечу.
– Нет, все в порядке, Ника. Ты не обидела меня. Просто…заставила думать, что ли? – я неестественно засмеялась и погладила ее по волосам. Удивительно мягкие, волшебные волосы.
– Пойдем к тебе домой, – предложила Ника, – мы купим тебе торт и шампанское и отпразднуем твое тридцатилетие. У тебя ведь нет друзей, правда? И мужа нет… ты одна живешь, ведь так?
Я немного опешила. Я уже говорила, что Ника – непосредственный ребенок…но настолько! Что ж, она действительно забывает надевать на мысли маски…
– Пойдем, – ответила я.
По дороге она напевала странную песню. Я решила, что она сама ее придумала. Мотив был немного гипнотизирующий. Слов я разобрать не могла, так, где-то мне казалось, она поет «ветер», где-то «солнце»…
– Что это за песня, Ника?
Девочка отпустила мою руку и засмеялась. Потом она побежала вперед, нарочно наступая в глубокие грязные лужи. Я с удивлением наблюдала за ней.
– Она мне приснилась! – закричала Ника. Еще немного пошлепала по лужам и грязно-счастливая побежала назад и схватила меня за руку.
– Ты учишься? – спросила я чуть попозже, когда моя странная спутница уже успела отдышаться.
– Да, учусь. В школе в 10 классе. Но сегодня праздник, поэтому я не в школе.
– Праздник? Какой?
– Ты что? – засмеялась Ника, – твой день рождения.
Я улыбнулась.
– А родители не волнуются за тебя?
Девочка чуть сильнее сжала мою руку.
– Нет.
У меня дома она рассказала всю свою биографию, от рождения и до сегодняшнего дня – вроде все, как у всех. Я внимательно слушала мою маленькую подружку, подсознательно радуясь такой светлой яркой вспышке в моей серой жизни, как она. Ведь за последние пять лет – надо же, целых пять лет прошло, как я уехала из родного городка! – со мной не случалось ничего интересного. Приехала, сняла квартиру, устроилась на работу. И так по 365 дней 4 года и 366 в позапрошлом… сколько бесцельно прожитых дней? 1826… плюс несосчитанные месяцы непрошедшего шестого года…ох…
Моя маленькая канареечка болтала без умолку, я уже почти не слушала ее, просто любовалась юным созданием и жалела свою загубленную жизнь. Внезапно тон ее поменялся, и я стала внимательней к рассказу.
– …это так глупо, как ты считаешь? Мы все вчера узнали об этом. Он наглотался маминых снотворных и лег спать, как ни в чем не бывало. А наутро…
Она замолчала, впервые за последние часа три.
– А кто он тебе? – аккуратно спросила я.
– Мой одноклассник, я же сказала. И дело не в этом. Кем бы он ни был. Как он смеет так поступать? Он думал, что облегчит себе жизнь, но как же это эгоистично! Да и откуда у него права разрушать то, что создал не он? В этом весь человек, только и умеет, что разрушать…
Ника опустила голову и стала говорить очень тихо, так, что я почти уже не слышала, что она бормочет.
– Уж если умирать, – донеслось до меня, – то так, чтобы никто не узнал. Никто-никто. Чтобы никому не было больно. Или грустно.
Она посмотрела на меня со странной отрешенностью. Уголки ее губ подергивались, как если бы она не решалась сказать что-то еще. На высоком лбу медленно образовались морщинки, а брови сдвинулись, будто Ника вот-вот собиралась вынести кому-то суровый приговор.
Я взяла ее за руку. Потом осторожно обняла. Девочка словно очнулась, захлопала глазами и крепко обхватила меня. Такая хрупкая… я бережно гладила ее по спине, а она немного дрожала, сдерживая слезы.
Мы просидели так минуты две, затем Ника резко вскочила и произнесла скороговоркой:
– Мне пора, Жанна. С днем рождения еще раз.
Я не ответила. Как-то потерялись слова. Я хотела, чтобы она осталась, хотела, чтобы поплакалась мне… но эти предатели, как обычно, когда они больше всего нужны, с издевательской ухмылкой спрятались.
Да и вряд ли что-то могло ее задержать. Ника обулась, натянула тонкую курточку (почему я раньше не замечала, что она так легко одета?), кивнула мне и ушла.
На следующий день я вспоминала Нику лишь как чудесный, прекраснейший, но все же нереальный сон. Эдакий подарок от Морфея ко дню рождения.
Я медленно собралась, выкинула сигареты в мусорку, взяла фотоаппарат, ручку и блокнот и отправилась на улицу в поисках сюжета. У меня бесперспективная работа с гибким графиком. Отлично подходящая моему ленивому образу жизни. Нет денег – пишу незатейливый текст для городской газеты или рассказец для какого-нибудь женского журнала. Если старые ботинки износились и одежда истрепалась, беру в руки гитару и отправляюсь в один ресторанчик с живой музыкой… пою охрипшим голосом омерзительные попсовые песни о любви, значение которой извращено до неузнаваемости.
Сегодня деньги мне нужны лишь на еду, поэтому гитара остается дома. Она не против – город простужен, а заразиться и болеть…очень неприятно…
Домой я вернулась лишь вечером. Встретилась одна подружка… тоже лесбиянка.
– Эй, Жаннка, с прошедшим тебя! – подбежала ко мне радостная. Тоже непосредственная. Только ей это как-то не шло. Поцеловала меня взасос, посмотрела в глаза, – Прости, что вчера не зашла, не поздравила, как-то дела, да дела… – Ну, будет врать-то! Забыла и все, что тут такого, я тоже часто забываю о твоем существовании, – Может, сегодня отпразднуем? Пойдем ко мне, у меня кинотеатр домашний, новый. Посмотрим фильмец какой, а?
У меня есть странное свойство – не люблю отказывать. Даже если предлагают из вежливости. Да и, впрочем, делать мне особо нечего было. Новость можно дописать ночью – спать все равно не получится, утром отнесу в редакцию…
– Отличная идея, Ленк. Пойдем, посмотрим.
В девять вечера Лена вдруг засуетилась, выскочила из-под одеяла, начала одеваться. Я не понимала, что это с ней, но решила не удивляться и стала лениво искать белье.
– Прости, малыш, Жанн, совсем забыла. У меня девушка постоянная вот уже полгода. У нас с ней…как бы это… любовь… ну, по крайней мере, она вольностей не допускает. Для нее верность – святое. Сегодня должна ко мне прийти… как я могла забыть?
Я с улыбкой наблюдала, как Лена мечется по комнате. Нарочно медленно собиралась – интересно было, до какой степени истерики она доберется.
Уже на пороге я, все еще издеваясь над бедной неверной, притянула Лену к себе и поцеловала на прощание. Она несколько раз порывалась отстраниться – торопилась бедняжка, а я все не отпускала ее.
– Ты такая замечательная, Лена, – врала я, улыбаясь искренней влюбленной улыбкой, – Позвони мне обязательно, мы не должны терять друг друга, – последнее слово я тянула так долго, что это показалось неестественным даже мне.
– Конечно. Пока, – отрывисто пробормотала Лена и буквально выпихнула меня на лестничную площадку.
На улице я не выдержала и стала смеяться. Прохожие испуганно покосились на меня. Это насмешило меня еще больше. Тем более, что у Лены мы выпили на двоих литровую бутылку вермута. Вообще-то, это не так уж много для нас, но для поднятия настроения хватило.
Я медленно подымалась на свой этаж, придумывая слова для будущей статьи.
– А я думала ты и не придешь вовсе, – услышала я до боли знакомый голосок.
– Ника? – удивилась я. И впрямь, не приснилась мне эта чудесная девочка с большими глазами.
– Мне показалось, что мы подружились, и решила заскочить к тебе внезапно, как к лучшему другу.
– Тебе все правильно показалось, – торопливо заговорила я, ругая вермут, – просто я не думала, что ты придешь, вот и не спешила домой. Прости, солнышко, звони мне в следующий раз.
– Я не знаю твой номер. И не называй меня так. Не давай мне кличек.
Мне стало стыдно и неловко. Я молча открыла дверь и запустила продрогшую Нику в уютную темноту моей однокомнатной квартиры.
– Ты долго прождала меня? – спросила я, наливая чай.
– Нет, – коротко ответила Ника и перевела тему, – можно я переночую у тебя?
– Что? – не поняла я, а потом спохватилась и добавила, – конечно, можно, Ник, ты же мой лучший друг.
Я улыбнулась своим словам.
– Только мне нужно поработать будет, чтобы завтра отнести статью в редакцию. А ты делай, что хочешь.
Ника кивнула, взяла дольку лимона и съела ее без сахара. Потом взяла чай и пошла в мою спальню, уверенно, как будто это я была у нее в гостях.
Я включила компьютер и (творческий подъем ли?) стала быстро набирать текст. Ника внимательно следила за моими пальцами.
– Как будто на пианино играешь, – глубокомысленно вымолвила она и больше не произнесла ни слова, пока я не закончила писать.
Перечитав свое творение, я удовлетворенно кивнула, скинула файл на дискету со скучной надписью «Работа» и выключила компьютер.
– Ну что, Ник, спать? – самодовольно спросила я, поворачиваясь в черном офисном кресле.
– Нет. Давай поговорим.
– Ладно, поговорим, – я улыбнулась.
Повисла странная пауза. Ника теребила волосы.
– Почему родители дали тебе такое необычное имя? – зачем-то спросила я.
Ника подняла на меня глаза, нахмурилась и тихо заговорила:
– Они дали мне очень обычное имя. Только ты называешь меня Никой. Никто больше. Почему-то я решила полностью открыться тебе. Как-то стала доверять сразу. И сказала с самого начала правду. Сказала тебе, как меня на самом деле зовут, а не как меня назвали родители.
Я удивленно хмыкнула. Ника натянуто улыбнулась и тронула рукой гитару.
– Играешь?
– Да, иногда.
– Для себя?
– Иногда для себя. Иногда для людей.
– Нравится? – Ника с вызовом забрасывала меня вопросами.
– Если играю для себя, то да. Если для людей, то нет.
– Сыграй для меня. Только так, чтобы тебе нравилось.
Я задумчиво взяла свой инструмент и провела рукой по струнам. Гитара издала жалобный стон.
– Спою тебе про себя, – иронично сказала я, – и про одиночество.
Я осторожно и тихо стала играть Evanescence “Solitude”. Потом более уверенно я запела припев: «Ooh, Solitude, Still with me is only you, Ooh, Solitude; I can't stay away from you». Сливаясь с песней, я почти забыла про Нику, стала вспоминать себя в пятнадцать лет. Тоже, как она, мечтала. Летала. Была непосредственной. Была. Так давно, что и не верится… а может и не я то была вовсе? Как у Брэдбери… та девочка умерла, нет ее больше…есть тридцатилетняя лесбиянка без прошлого и без будущего…
Незаметно подкрались последние слова песни: «Ooh, Solitude, Only you, only true». И последние аккорды. Я посмотрела на Нику. Она плакала. Хотя она, наверное, и не догадывалась об этом, но слезы сами по себе скатывались по ее щекам. Где-то до середины своего нелегкого пути эти соленые капельки ползли медленно, а потом набирали скорость и… кап… кап…
Она молча поджала ноги под себя и легла на кровать. Спустя несколько минут она уже спала.
Я, все еще держа гитару в руках, любовалась ею. Меня захлестнула волна нежности, копившаяся во мне, кажется, всю жизнь. Такое маленькое существо… без защитного панциря. Моя маленькая девочка, как же я люблю тебя… Кто эта жестокая сила, что закинула тебя сюда в наш мир, не приспособленный для таких, как ты? Девочка моя… Ника… если бы я знала, как оградить тебя, если бы я знала…
Этой ночью у меня так и не получилось нормально поспать. Я ушла на кухню и до утра читала книгу. И лишь только солнышко погладило сердитые лужи, мой затуманенный мозг отключился.
Я проснулась от громкого звонка сотового телефона. Из-за резкого подъема со стула закружилась голова, и я чуть не упала. Все тело болело, руки – в красных полосах. Отлежала.
– Алло! – прохрипела я в трубку.
– Жанна, это Ника. Я записала твой номер. Решила позвонить тебе, чтобы ты не забыла отнести статью в редакцию. Из-за меня ты не выспалась вчера. Извини.
– Ник, что ты… у меня просто бессонница, ты тут не при чем. Спасибо, что позвонила. А то я бы осталась без еды.
– Я зайду сегодня часиков в шесть?
– Конечно… конечно, заходи… я буду ждать тебя.
– Пока.
– Пока.
Я сохранила ее номер и медленно поплелась в ванну. Надо собрать себя и победить эту сырость (серость?)… иначе умру от голода.
В двенадцать дня я возвращалась домой, и карман мой грел нешикарный гонорар. До прихода Ники еще шесть часов, чем бы себя занять?
Какие странные мысли. Уж не смысл ли появился в моей жизни? Если раньше я жила просто так, потому что это надо было каким-то внешним силам, которые стригут нас раз в какое-то количество времени или считают нас по осени, то теперь все изменилось. Теперь есть Ника. Моя маленькая девочка, которую я должна оберегать. Я в ответе…
Я направилась в какую-то пиццерию. Забита до отказа. Несмотря на непогоду.
Неохотно подсела к двум подружкам, оживленно что-то обсуждающим. Они удостоили меня презрительным взглядом и продолжили есть-болтать. Еще за этим столом сидел какой-то бизнесмен. Он странно не вписывался в душную атмосферу пиццерии.
…Нику бы я никогда сюда не привела…
Бизнесмен читал газету как раз на той странице, где был опубликован мой материал о недавнем ДТП. Скучный текст, что и говорить. Но были жертвы… поэтому печатать такое можно.
– Интересно? – спросила я его, ткнув пальцем в свой репортаж. Он недовольно посмотрел на меня и не сразу ответил:
– Новость, как новость. Каждый день такое.
– Зачем читаешь тогда? – нагловато спросила я, без разрешения «тыкая» бизнесмена.
– Не знаю, – тупо ответил он, – привык. Каждое утро – кофе и газета. А что?
– Просто любопытно, для кого я пишу эту муру.
– О! – удивился он, – Это вы написали?
– Угу, – равнодушно кинула я и глотнула кофе. И обожгла язык. Но стерпела и не подала виду, чтобы не выглядеть глупо перед бизнесменом.
– Жанна?
– А вы догадливый.
– Я – Андрей, – улыбнулся он. Я тоже улыбнулась ему.
– У вас есть время прямо сейчас? Несколько часов, скажем?
– Да… – задумчиво произнес Андрей.
– Погуляем?
Болтающие подружки заинтересованно посмотрели на нас. Ах, глупышки, наверное, думаете, вот, на наших глазах зарождается любовь… остыньте, детки, вы привлекаете меня гораздо больше Андрея.
– С удовольствием.
Мы вышли из пиццерии и вдохнули свежий воздух полной грудью.
– Так-то лучше, – заметил Андрей.
– Еще бы, – поддержала разговор я. Хмурые тучи вновь атаковали небо. Что за зима? Вечный дождь и ветер… где же пушистый снег и гололед? Дурацкий климат.
– Сколько тебе лет? – спросила я.
– Мне? Двадцать шесть, а тебе?
– А мне тридцать позавчера исполнилось.
– Поздравляю…
Мы медленно свернули к парку. Парки можно ценить хотя бы только за тишину. Там как-то свободнее и не беспокоишься ежесекундно, услышал ли тебя собеседник. Мы перекидывались ничего не значащими фразами. Впрочем, мне не особо был интересен Андрей, просто надо было убить несколько часов. И не хотелось оставаться одной.
– А ты необычная, – внезапно заметил Андрей. Что за глупости? Мой милый друг, ты даже не представляешь, насколько я обычна.
– Я не знаю, как это объяснить, – продолжал бизнесмен, – но с тобой все так понятно и просто. Последние четыре года я живу в каком-то урагане: ни минуты покоя, вечно куда-то спешу, за кем-то гонюсь. А сейчас убиваю время с тобой и понимаю, что только так и надо. Только сейчас чувствую жизнь. Ты, наверное, очень счастлива, раз умеешь так…
Я рассмеялась. Вот это чушь…
– Андрей, – протянула я, – Андрюшенька… ты знаешь, что все мы одинаковые? Все люди – одно и то же, все наши мысли и мечты идентичны… вот только каждый человек живет в своем мире и не желает строить окна или двери. Поэтому мы никогда не поймем друг друга. Ты завидуешь моей жизни. Но ты только подумай, представь: через 20 лет у тебя будет большой дом, машина, гараж, жена, дети... а у меня – однокомнатная квартира, которую я снимаю, и мое одиночество. Не надо, не завидуй, каждому свое. Я рада, что хоть на какое-то время впустила тебя в свой мир. Но задержись ты у меня чуть дольше, ты бы понял, что все это не твое. А теперь – иди, время – деньги.
Андрей смотрел на меня не очень понимающими глазами. Да, я не умею грамотно «одевать» свои мысли.
– Может, сходим как-нибудь куда-нибудь вместе? – спросил он.
– Я не думаю, что это хорошая мысль. Я – лесбиянка.
– Ух ты, – не смог сдержать удивления бизнесмен. Я искренне засмеялась.
– Пока, Андрюш, – попрощалась я и быстро пошла домой. Приготовлю что-нибудь поесть. Порадую Нику.
В полседьмого я лениво читала книгу, дожидаясь свою непредсказуемую подружку. На кухне аппетитно пах свеженький суп, нетерпеливо кипел чайник. А Ники все не было.
За окном разыгралась настоящая драма – ветер с союзником-дождем злобно нападал на деревья и прохожих, со злорадным смехом вырывал зонты и по-настоящему свирепо хулиганил. Я бы не рискнула попасть ему под руку в такой момент.
Наконец раздался звонок в дверь. Я немедленно открыла – на пороге стояла насквозь промокшая Ника.
– О Господи, ты зачем?.. почему?.. Ника! – с раздражением добавила я, не находя подходящих упреков. Она грустно посмотрела на меня.
– Ты же можешь так заболеть и очень серьезно! – воскликнула я. Она вновь подняла глаза и саркастично улыбнулась, но снова не сказала ни слова. Как будто и впрямь хотела заболеть… и очень серьезно.
– Раздевайся, мы высушим твою одежду, а тебе я дам свою.
Ника послушно стала раздеваться прямо в коридоре. Сняла куртку и небрежно кинула на пол, потом джинсы, свитер, носки, лифчик и трусы. Я, опешив, стояла перед моей голой девочкой и не понимала, что же дальше. Что же делать дальше? Вот она – тонкая, нежная, покорная – стоит передо мной, и что бы я сейчас не сделала, она не будет сопротивляться. Чудовищное испытание.
– Идем за мной, – как будто в полусне пробормотала я и заставила себя пойти в спальню искать вещи.
Через десять минут Ника в моей пижаме сидела на кровати, укутавшись в одеяло, и пила чай. Я неподвижно сидела рядом, тоже сжимала в руках кружку, но все время забывала про нее и несколько раз чуть не разливала горячий напиток.
– Знаешь, – очень тихо заговорила Ника, – я искала выход.
Я внимательно посмотрела на мою девочку.
– Выход, – повторила она, – из вашего мира. Ты ведь веришь, что ваш мир – не единственный?
Я медленно кивнула.
– А я это знаю наверняка. И я знаю, что я не из вашего мира. Все делают ошибки, и видимо кто-то, кто дал вам всем жизнь… перетрудился…и сделал ошибку. Направил меня не туда, куда надо.
Я попыталась что-то сказать, но она покачала головой, и я не стала ее перебивать.
– Ведь вы не понимаете меня, согласись. Даже ты смотришь на меня, как на чудаковатую. А ведь я ничего из себя не строю. Просто не подхожу под ваши представления о мыслящем существе. И я не понимаю вас. Я честно пытаюсь, изо всех сил, понять вас, людей, но не могу. Мне больно, мне кажется, что я такая глупая порой… я даже иногда не могу понять, что вы говорите. Все ваши слова сливаются в сплошное гудение, я сосредотачиваюсь, хочу разобраться, найти смысл… а слышу лишь «Ууууууу»…
Я не понимаю, откуда в вас столько ненависти. Вы не ближнего своего терпеть не можете, а самое себя. Почему? Вы усложняете свою жизнь, ставите перегородки, рамки, границы, и они повсюду – стены, стены, стены… в конце концов вы оказываетесь в крошечной комнате без окон и дверей, но вы упорно продолжаете ставить перегородки, вам тесно, вы несчастны, вы не хотите больше стен… но не можете остановиться…
Я хочу уйти. Я не хочу видеть ваши чертовы разделители и указатели. Я найду выход… я обязательно найду выход…
Ника, нахмурившись, рассматривала черный чай. Я создавала в своем воображении человека, ставившего перегородки. Интересно, а когда ему физически не будет хватать места, как же он будет строить стены? Наверное, он просто умрет…
Я посмотрела на мою девочку. Она медленно отставила кружку и обхватила колени руками.
– Мне очень-очень больно, – тихо заскулила она, – я бы хотела помочь вам всем… вы так заблуждаетесь…вы так неправы…
Я подсела к Нике и осторожно обняла ее. Она не стала отстраняться, только задышала глубже и чаще, как будто плакала. Я заглянула ей в глаза – да, она действительно плакала.
– Ника, – взволнованно зашептала я, – девочка моя…Ника…
Я не могла придумать, что еще сказать, ведь все эти банальности – «все будет хорошо», «все образумится», «завтра ты уже все забудешь» – так не вязались, так не подходили… тем более я и не верила в это. Мы и через тысячу лет будем также ненавидеть друг друга, завидовать и злиться… а разве это хорошо? Это ли называется разумом?
Поэтому она продолжала тихо плакать, а я гладила ее дрожащей рукой, перебирала ее длинные благоухающие волосы и словно во сне повторяла: «Ника…моя маленькая девочка…»
Мы сидели так очень долго, пока она не заснула. Я осторожно укрыла ее одеялом, а сама забилась в уголок напротив кровати и наблюдала за ее невинным спящим лицом.
Я думала о Нике. Что могло послужить толчком для ее мыслей? Что такое ужасное произошло, что она не хочет более находиться здесь? Почему она уходит из дома ко мне? Почему у нее нет друзей, парня? У нее и родителей-то практически нет, почему? Она ли отдалила их своей странностью или они «сделали» ее такой необычной?
И еще тысячи вопросов, вопросов без ответа…
Она вскрикнула и тут же открыла глаза.
– Тебе что-то приснилось? – тихо и озабоченно спросила я.
Ника бросила взгляд куда-то за меня. Я обернулась – гитара.
– Ты играешь для людей? – спросила она и улыбнулась. Опять так же светло, как и в первую нашу встречу.
– Да, в ресторане, – смутившись, ответила я.
– Пойдем завтра. Ты будешь играть, а я буду сидеть за столиком и хлопать тебе. И заказывать песни.
– Ну, я не знаю. Я обычно заранее договариваюсь…
– Жанна, ну, пожалуйста!!! – Ника сделала умоляюще-жалостливое лицо. Я поколебалась и со вздохом проговорила:
– Ну попробуем… но не обещаю!
На следующий день после беспощадного ливня робко выглянуло испуганное солнце. Оно ласково пригрело кошку, решившую посмотреть в окно зачем-то, а потом вновь спряталось за огромную тучу. Несколько раз пыталось осветить землю, но, отчаявшись, укатилось на запад…
Мы вдвоем шли по мокрой дороге; я задумчиво разглядывала нахмурившиеся деревья, а Ника, как ни в чем не бывало, радостно прыгала вокруг меня и что-то щебетала. Такая жизнерадостная, счастливая, ожившая. Ее вчерашний монолог казался глупой выдумкой моего воображения…
Мы зашли в темное прокуренное помещение, Ника с непривычки закашлялась. Людей было не очень много – неудивительно, будний день, погода отвратительная…
Я усадила мою спутницу за столик недалеко от сцены и предложила ей поесть. Она, мило улыбнувшись и широко раскрыв свои и так огромные глаза, таинственно произнесла:
– Я хочу мартини!.. ну, и салат какой-нибудь…
– Мартини? – удивилась я, – Моя несовершеннолетняя девочка хочет напиться?
Ника заразительно захохотала.
– Ну ладно, ладно. Не надо мне твоего алкоголя. Давай сок…ммм…ананасовый.
Я одобрительно кивнула и подозвала официанта, а сама достала из чехла гитару и пошла к своему стулу и микрофону.
Начался ненавистный мне концерт в моем же исполнении популярных бездарных песенок. Внезапно я увидела знакомое лицо бизнесмена. Он разговаривал со своим, по видимости, другом, и изредка поглядывал на меня. Значит, узнал.
Часа в три ночи я откланялась, спустилась со сцены и подошла к моей клюющей носом девочке.
Ника устало спросила:
– Домой?
– Конечно.
– Позвольте вас проводить? – раздался рядом голос Андрея. Он со странной ухмылкой смотрел то на меня, то на Нику. Неужто все истолковал превратно? Я поймала его взгляд и медленно покачала головой, мол, ты все неправильно понял.
– О, Андрей, какая встреча! – с небольшим опозданием воскликнула я. Ника с ленивым любопытством взглянула на незваного провожатого.
– Драсте, – промямлила она и представилась, – Катя.
– Привет, – кивнул он, – Я – Андрей. Ну так проводить вас?
Я посмотрела на Нику. В принципе, я была не против Андрея, тем более, ночью провожатый никогда не помешает.
– Проводить, – равнодушно пожала плечами она.
– Отлично, моя машина тут недалеко.
– Ты на машине? – удивилась я, а потом поняла глупость своего вопроса. Как же ему, занятому человеку-то, без машины?
– Да, – как будто стесняясь, отмахнулся Андрей.
– А твой друг где? – поинтересовалась я.
– Мой приятель? – поправил он, – А он уехал уже. А я решил дождаться конца твоего выступления.
– Ох, спасибо, – деланно засмущалась я. Ника широко зевнула.
– Ну, пойдем, пойдем, – заторопился Андрей, улыбаясь.
Ника, как только залезла на заднее сидение машины, сразу же заснула. Первые минут десять мы ехали молча, потом Андрей решился-таки задать свой вопрос:
– Ну и кто она тебе?
– Друг, – слишком быстро ответила я.
– Она же младше тебя в два раза!
– Она очень взросло мыслит.
Я отвернулась к окну, показывая Андрею, что не очень хочу говорить на эту тему. Улицы были пустынны и светлы от неоновых реклам. Лужи отражали въевшиеся в мозг названия популярных компаний. И еще они отражали темное, затянутое тучами, небо.
– Жа-а-анн, – протянул Андрей.
– Что? – не оборачиваясь, спросила я.
– Ну, вы же с ней…ну, не это…ну…ты понимаешь…
– Что?! – я кинула в него гневную взглядовую молнию, – По-твоему, если лесбиянка, то обязательно извращенка и совратительница?!
На самом деле, меня нисколько не задел его вопрос. Иногда просто хочется поставить человека в глупое положение и смотреть, как же он будет выпутываться? Я в детстве играла в похожую игру – набирала в тазик воду, пускала в плавание кораблики из ореховой скорлупы, а на борт сажала колорадских жуков (дело происходило у бабушки в деревне – там этих жуков избыток). Так они и плавали, а я могла часами наблюдать за их круизом.
– Нет, нет! – торопливо возразил Андрей, – Конечно, нет… просто я, я просто…ну мало ли…прости, я такой дурак!
Я не выдержала его метаний и засмеялась. Он глупо улыбнулся мне в ответ.
– Фу, аж покраснел, – глубоко вздыхая, прошептал Андрей.
Возле моего дома он, заглушив мотор, повернулся ко мне и сказал:
– Знаешь, а, может, все-таки куда-нибудь сходим вместе? Мне понравилось в твоем мире, я бы погостил чуть дольше… Я хочу дружить с тобой. Звучит глупо, как в детстве. Но ты, наверное, испытывала такое иногда?
– Очень редко, – печально ответила я, – но ты вроде ничего так.
– Так приятно, – пафосно произнес он, приложив руку к сердцу, – Давай свой номер!.. пожалуйста…
Мы обменялись телефонами, а затем я повернулась к моей спящей девочке, погладила ее по голове и негромко позвала ее:
– Ника, мы уже приехали.
Андрей с недоумением посмотрел на меня:
– Разве ее не Катя зовут?
– А! – отрывисто воскликнула я, вспомнив, как она представилась в ресторане, – Да это, верно, одна знакомая Ника меня вспоминает, видимо. Катя, вставай, мы приехали.
Ника открыла глаза, посмотрела на Андрея, потом на меня, кивнула и тихим голосом ответила:
– Да, Жанна, я уже проснулась. Спасибо вам, Андрей, что довезли.
– Я позвоню, – сказал он на прощание и робко дотронулся до моей руки.
– Угу, – согласилась я и пошла за Никой – она уже, скорее всего, стояла у двери моей квартиры.
– Зачем ты назвала себя Катей? – спросила я, когда мы легли спать.
– Я думала, ты поймешь. Я же говорила, что только тебе решила довериться. Только ты знаешь, что на самом деле меня зовут Ника. Никому больше знать этого не надо.
– Катя – это твоя имя по паспорту?
– Да, так назвали меня родители.
Я рассматривала потолок. Что она имеет ввиду, когда говорит, что ее «на самом деле зовут Ника»? С чего она это взяла? Что такое творится в ее голове?
– А твои родители как реагируют на то, что ты ночуешь не дома?
– Спокойно. Они привыкли. Раньше, когда я еще не была знакома с тобой, я могла всю ночь провести на улице. Не важно, снег или плюс двадцать… теперь я им сказала, что подружилась с очень хорошим человеком и ночую у него. Для них это просто сказка, по крайней мере, теперь они знают, где я.
– И они верят тебе?
– Что? – удивилась Ника, – Верят ли они мне? Конечно, верят. За всю мою короткую жизнь я не сказала им ни слова лжи. Я вообще не понимаю, зачем нужна ложь. Все так сложно… ложь во спасение, ложь из мести, патологическая ложь… стены, стены…
Я медленно обняла Нику и поцеловала ее в висок. И сразу же заснула.
– Да, – произнесли мои губы беззвучно в трубку сотового телефона.
– Привет, Жанн, я не стала тебя будить ночью. Я ушла почти сразу же, как ты заснула. У меня не получалось отключиться – видимо я хорошо выспалась у Андрея в машине. Да еще эти мысли снова атаковали мой мозг.
– Мм, – все еще находясь в полусне, выдавила я.
– Вот. Я сейчас гуляю по городу, нашла такое замечательное место, тут никого, только я. И тут очень красиво. Только небо немного хмурое. Но я уже вижу, толстое полотно туч местами порвано, и великолепная лазурь строит мне глазки. И желтое пятно позади меня, я верю, солнышко победит… ты здесь, Жанна?
– Да-да, – торопливо ответила я. Грустно-счастливая болтовня Ники действовала, как сказки в детстве. Или как ассоциативно-образные стихи. Не стоит вдумываться. Просто слушай и отдайся чарующей магии этих слов.
– Я шла по заплаканному асфальту, искала для мыслей маски, а они, мысли, все равно выскакивали голые, заставляя прохожих оборачиваться… я видела, как озлобленные люди, встречая знакомых, натягивали на лицо ласковые улыбки… Незамысловатая жизнь. Хотя скорее наоборот, слишком сложная. Слишком много лишнего. И людей тоже много лишних. Хотя так ведь не может быть, верно? Это я лишняя попросту. Я тут не к месту, это не мое.
Вот только здесь и сейчас, когда моя звезда рассеивает серые тучи и фантастическая синева растворяет меня, я чувствую. Ощущаю свои руки. Свои, а не эти… Никины, а не Катины.
В трубке повисла глубокая тишина. Посмотрела на телефон – Ника уже сбросила. Моя девочка…
И я вновь погрузилась в тягучий, мягкий и теплый сон.
Потом я не видела Нику около четырех дней. Я очень волновалась первый и второй день, но не звонила ей из каких-то странных соображений. Я думала, как наша «дружба» выглядела со стороны. Когда девочка-подросток тянется к более взрослому, опытному и умному человеку – это нормально. Но когда тридцатилетняя женщина (а если еще знать, что эта женщина – лесбиянка) нуждается в друге-ребенке, то…
На третий день Никиного отсутствия мне позвонил Андрей и пригласил по случаю прекрасной погоды пойти погулять.
Погода и впрямь налаживалась – несмотря на дату 10 февраля, температурный столбик поднялся до пятнадцати градусов, и солнце расточительно расходовало свои лучи. «Фантастическая синева» завладела всем небом и отражалась в глазах повеселевших и сбросивших зиму с плеч прохожих.
– Надо же, как много людей! – воскликнул Андрей, после того как мы поздоровались.
– Ты думал, ты один такой умный? Все любят тепло и хорошую погоду.
– Ну да, ну да. Но как-то их чересчур много. Как Катя поживает?
– Кто? – никак не привыкну, – Ах, Катя. Нормально. Правда, я ее уже два дня не видела.
– Мм, понятно.
– Зачем позвал меня? – спустя какое-то время задала я вопрос.
– Ты не подумай, – заговорил Андрей, – я действительно по делу. Но всему свое время. Пока просто погуляем.
– Погуляем, – покорно согласилась я.
Интересно, любовь тоже впадает в зимнюю спячку? Может, и нет, но пробуждаться она точно умеет. Лишь только растаял снег, она протирает глаза, – и сотни счастливых пар заполонили улицы.
Навстречу нам шла Лена со своей «постоянной» подружкой. Изменщица сначала вытаращила глаза, увидев нас, но потом улыбнулась и, благословляя, кивнула, не забывая поддакивать своей «второй половинке». Андрей перехватил нашу телепатическую связь и испытующе заглянул мне в глаза.
– Да, да, – раздраженно буркнула я, – мы с ней спали.
Андрей глупо хмыкнул.
– Что тебя связывает с Катей? – вдруг спросил он. Вопрос, которого я боюсь.
– Она мне нравится, и я – ей, судя по всему. Мне порой кажется, что я заменяю ей и родителей, и друзей. Катя, – как же трудно ее называть так, – очень необычная и интересная девочка. Ты наверняка помнишь, как смотрел на мир в пятнадцать лет?
– Да, – подумав, ответил Андрей, – Я видел мир несправедливым. Жестоким. Злым. Особенно, когда любил безответно, – он улыбнулся, по-видимому, своим воспоминаниям.
– Да, – продолжила я, – Я тоже помню. А она, мне кажется, чувствует все это во много раз сильнее. Даже сумма всех подростковых переживаний не перевесит ее боли. Она несколько раз делилась со мной своими мыслями. Я видела в ее глазах такое отчаяние и такую мольбу, что хотелось взять ее вот так, в охапку, и защитить собой от этого мира. Стать ее броней. И отражать удары.
Андрей молча смотрел под ноги.
– Ты не боишься за нее? – спросил он.
– А? – не поняла я.
– Ну… ты не боишься, что она покончит с собой?
– Нет, – медленно произнесла я, – Хотя теперь боюсь.
Мы пошли в парк. Тот же, что и тогда. Купили билеты на колесо обозрения и неспеша покатили к небесам.
– Что ж, – начал Андрей, – я хотел предложить тебе работать журналистом в моей газете.
– Неожиданно, – усмехнувшись, ответила я.
– Да. Я не говорил тебе, я хлопотал по поводу покупки одной газеты. Вот я ее купил. Теперь в штат набираю людей.
– Стабильный заработок и друг-шеф. Надо подумать, надо подумать.
– Ты же знаешь английский?
– Ну да, так неплохо. А зачем?
Андрей посмотрел вниз.
– Ух, как высоко. Зачем? Ну как… если ты согласишься, то тебе надо будет переехать в Нью-Йорк. Я там купил газету. Я тебе во всем помогу. С жильем, деньгами, все такое.
Я, широко открыв глаза, уставилась на Андрея. Земля уже давно ушла из-под ног, а теперь и пол кабинки что-то не чувствовался.
– Ты можешь сказать мне о своем решении в течение недели. Веришь, я очень хочу, чтобы теперь ты погостила в моем мире, – улыбнувшись, добавил он.
Я кивнула. Мы были на самой высокой точке. Предложение замечательное, что и говорить. Терять мне было нечего. Разве что мою девочку. Я чувствовала ответственность за Нику, я не могла ее бросить. Но время думать было.
На следующий день я проснулась часов в двенадцать. Да-а, мы погуляли с Андреем замечательно – до позднего вечера слонялись по парку, потом пошли в кино, потом – вновь бродили по городу…
Я даже задумалась, а не сменила ли я вновь ориентацию? Ведь девушек я стала любить как-то странно, спьяну даже, можно сказать.
Это случилось пять с чем-то лет назад, когда я еще жила в родном городке. В тот день я и мой бывший муж подали на развод. Мы не заметили, как что-то исчезло в нашей «супружеской жизни». Вернее, я почувствовала какую-то пустоту в сердце, в том месте, где раньше был он. Поэтому жалости, подписывая бумаги, я не испытывала, благо детей у нас не было. Надвигался вечер, и я стала испытывать острую потребность заполнить эту пустоту. Как угодно, чем угодно. Я пошла в какой-то клуб, пила невероятно много. Но все также трезво ощущала этот разъедающий вакуум внутри меня. И вдруг поняла, что не могу долго смотреть на мужчин, скучно, что ли. Я любовалась стриптизершами, провожала взглядом стройных молодых девиц. И тут ко мне подсела Лена. Она-то мне и помогла заполнить пустоту. Правда, не до конца. Эдакое море вместо океана, однако, лучше, чем безграничная Сахара. С ней мы переехали сюда, жили вместе долго, а потом я сняла отдельную квартиру – не выдержала вечных тусовок у нас – и мы стали видеться все реже и реже.
Мои воспоминания прервал телефонный звонок. Ника.
– Алло!
– Алло, Жанна, здравствуй, это Катина мама.
– Э… да, здравствуйте.
– Ты Катю когда последний раз видела?
– Пару дней назад… шестого или седьмого февраля, по-моему. А что такое?
– Она с седьмого февраля не появляется ни дома, ни в школе. Телефон не взяла с собой. Мы думали, может, она у тебя.
– А раньше она так надолго не уходила?
– Нет, хотя бы раз в сутки она всегда появлялась дома. А она ничего не говорила тебе, может, она куда-то собиралась?
– Нет, ничего.
– О, Господи. Наверное, придется звонить в милицию.
– Да, конечно, сообщите им. Если я могу чем-то помочь…
– Спасибо, Жанна, мы скажем тебе, если понадобиться твоя помощь.
– И если узнаете что-либо…
– Мы позвоним обязательно.
– Да, спасибо. До свидания.
– До свидания.
Я вспомнила вопрос Андрея и всерьез забеспокоилась. Я позвонила ему, рассказала, что случилось, и он, бросив работу, приехал за мной, чтобы мы вместе поискали Нику. Мы объехали все парки, скверы, все места, где, по моему мнению, могла быть Ника.
– Жанн, мы сегодня уже не найдем ее, поедем, я отвезу тебя.
Я оторвала взгляд от ногтей и посмотрела на улицу. Там уже совсем стемнело, а из приоткрытого окна пахло весной и распускающимися листьями. Город нежно шуршал, заигрывая с ветром и радостными пешеходами. Последние часа два я видела почти в каждой длинноволосой темной девочке мою Нику, и нам приходилось выбегать из машины очень часто. Да, Андрей был прав, поиски на сегодня закончены.
– Поехали, – ответила я.
Мы остановились возле моего подъезда, и Андрей вежливо предложил мне свою помощь:
– Ты неважно выглядишь, может мне подняться с тобой?
– Нет, Андрюш, спасибо. Я пойду лягу спать, если получится.
– Тогда я завтра заеду, и мы продолжим поиски, да?
– Я не хочу тебя утруждать…
– Ты что?! Я тоже успел полюбить Катю за те несколько минут, проведенные с ней. И еще она мне дорога, потому что она дорога тебе. Ты меня гораздо больше утрудишь, если заставишь сидеть сложа руки.
– Спасибо, Андрей. До завтра.
Он дождался, пока я скроюсь в подъезде, и только тогда я услышала, как он уехал.
Возле моей двери, уткнув голову в колени, сидело какое-то существо.
– Ника? – с надеждой спросила я. Тень встала, это действительно была Ника, только чудовищно измученная, бледная и похудевшая.
– Что с тобой? – еле выдавила я.
– Я расскажу…потом… – прошептала она.
Я открыла дверь и включила свет.
– Нет, выключи, – попросила Ника. Я послушалась. Ее большие глаза ничего не выражали. Это так непохоже на нее – ведь они всегда были то радостны, то печальны, то светились, то увлажнялись.
Я сделала ей чай и усадила на кровать.
– Меня изнасиловали, – очень быстро и четко произнесла Ника. Я оцепенела.
– Позавчера, – продолжила она, – все это время я ходила и думала. Я не расскажу тебе всего – просто времени не хватит. Да и все это неважно уже. И кто эти люди – тоже неважно. Теперь я знаю ответы на многие вопросы, впрочем, почти на все. Я нашла выход. Помнишь, я рассказывала тебе?
Я машинально кивнула головой, не понимая, почему она так спокойна. Чересчур спокойна, она никогда такой не была. Она немного торопится только – вот и все ее эмоциональное состояние.
– Так вот, я нашла его. Я уйду завтра утром, на рассвете, первые лучи солнца заберут меня с собой. Мне надо торопиться, потому что, если погода испортится и солнце заслонят тучи, мне придется снова ждать, а я не выдержу очередной заминки. Я могла бы не приходить к тебе, и, наверное, это было бы правильнее, но я не могла не попрощаться с тобой. Я очень рада, что ты уютно себя чувствуешь в этом мире и не видишь того, что вижу я, хотя, честно говоря, я бы хотела взять тебя с собой. Но кто знает? Быть может, ты и навестишь меня.
Она улыбнулась одними губами и потянулась ко мне, чтобы обнять. Только, когда она оказалась у меня в руках, я заметила, что ее колотит мелкая дрожь. На глаза навернулись слезы, и мне стало трудно дышать.
– Ника, девочка моя, – изменившимся голосом залепетала я.
– Жан…на, – ей тоже стало тяжелее говорить, – не надо… прошу…
– Моя маленькая девочка, как они осмелились? Эти твари, называющие себя венцом творений природы, как они осмелились дотронуться до тебя, Ника? – я всхлипнула.
– Я уже думала… это в прошлом… это неважно…
– Ты – маленький ребенок, за что ты должна была пройти через это?
– Это просто последняя глава, Жанна, поверь… предыдущие были не легче…
Я заставила себя замолчать, прекратив этот больной поток вопросов. Мысли в моей голове носились с бешеной скоростью, врезались друг в друга, принося мучительную боль и непонимание.
Моя девочка, почему ты должна была ответить за чьи-то грехи? Мой маленький Иисус, прошедший через безразличие родителей, тупое людское непонимание и даже через скотское надругательство над твоим невиннейшим телом, над твоей чистейшей душой, какой жребий ты тянула, что тебе досталась такая жестокая судьба? Да, они не убили тебя, быть может, просто не успели, но предали!.. Даже я, человек, которому ты решила рассказать всю правду, не пошла за тобой, не спасла тебя. Я взяла на себя ответственность думать, что защищаю тебя, оберегаю, но даже не попыталась этого сделать. Девочка моя, Ника…
– Все уже закончилось, – снова спокойно-безразличным тоном заговорила Ника, – Завтра утром я буду дома, и все, что происходило тут, не имеет значения. Ничто не имеет значения, верь мне.
– Что ты собираешься делать? Куда уходить? – заволновалась я. Она не ответила, лишь погладила меня по волосам так, как я раньше гладила ее.
Вскоре я заметила, что Ника стала дышать ровнее, будто заснула. Я потихоньку вышла на кухню и стала думать, звонить ли мне ее родителям. Решив, что надо звонить, я набрала Никин номер и после шестого гудка услышала голос ее мамы. И тут же я услышала странный звук.
– Алло, Жанна? – донеслось из трубки.
– Да, – и тут я изменила своему плану и зачем-то спросила, – О Кате ничего не слышно?
– Нет.
– А, ну, извините, – и сбросила. Потом быстро направилась в свою спальню. Ники уже не было. Я выбежала на улицу, но абсолютная темнота помешала мне увидеть хоть какой-нибудь силуэт.
– Ника! – крикнула я, – Ника, пожалуйста!
В ответ мне донеслось мяуканье соседской кошки.
Утром приехал Андрей, чтобы продолжить поиски. Я ничего ему не сказала о моем ночном госте, мы вновь объехали те же места и вновь безрезультатно. Та же участь постигла милицию и Никиных родителей.
«Я уеду с тобой», – сказала я Андрею, когда он отвозил меня.
***
…и почему Ника выбрала меня?..
Наверное, я просто оказалась случайным прохожим, которому она по внезапному желанию решила довериться. Но никто не знал ее, как я. Никто не знал и сотой части моей Ники. Даже родители, которые так забеспокоились о судьбе дочери лишь, когда она пропала.
Ника ушла из моей жизни, но пустоты не оставила. Я продолжала любить ее, и к моей любви прибавилось какое-то новое чувство – странная тоска. И надежда.
Моя девочка, я верю, что мы еще встретимся. Как ты верно заметила, «кто знает?».
Я не хочу тебя вернуть, нет. Я верю, что ты нашла наконец-то свой дом, о котором так часто мне рассказывала. Помнишь? Я верю, что ты счастлива. И я надеюсь, что когда-нибудь пойму тебя, почувствую всю ту вселенскую горечь, что чувствовала ты, пока была здесь… и захочу так же сильно в тот, другой мир, где ты должна была оказаться с самого начала. И, веришь? я попаду туда, обязательно попаду, найду тебя, обниму крепко-крепко и, вплетаясь рукой в твои густые длинные волосы, буду повторять: «Ника… девочка моя …моя любимая маленькая девочка Ника…»