Потолок выглядел неприглядно. Некогда белый, он от старости и грязи посерел, местами побелка с него осыпалась, и были видны проплешины и ямки. Трещины пересекали его во всех направлениях, но большинство их, почему то шло вдоль коридора, то утолщаясь, то утончаясь, то исчезая совсем. При движении каталки казалось, что это реки и ручейки, которые текут по потолку, иногда пропадая в неизвестности, иногда заканчиваясь озерками из голой штукатурки, или стекая по стенам и пропадая под кривой, грязной плоскостью из некогда белого кафеля.
На каталке лежало тело. Так Вован назвал бы то, что он видел в отражении на стеклянных дверях. Тело принадлежало ему, и везли его две сестрички с постными лицами. Видно было, что все это им уже надоело, и даже изредка появляющиеся из-под простыни голые участки Вована не привлекали их внимания. Каталка подпрыгивала и дребезжала на выбоинах бетонного пола, такого же старого и дряблого, как потолок.
После нескольких поворотов потолочных рек, подпрыгиваний на порогах, жалостливых взглядов гуляющих по коридору тёток, его наконец привезли и задвинули в маленький предбанник. На стене, перед дверью висела пугающая табличка « операционная». Сестрички с разбегу затолкали его в полутемную комнату, примерно два на три метра, небрежно бросили на простынь, прикрывающую грудь, сопроводительные бумажки.
- Лежите, больной, вас заберут, – прокрякала одна, и они обе растворились в дверном проёме, отправившись, видимо, обратно в отделение, где ему недавно предложили раздеться догола и лечь на ободранную каталку.
Комнатка была облицована таким же грязным кафелем, как и коридор, лампочки в ней не было, свет проникал только в дверь, через которую его завезли. Напротив проема была еще одна двойная дверь, плотно прикрытая. Никаких звуков из-за неё не доносилось. Вовка полежал немного смирно, смотря рассеянно по затемнённым углам, пытался заглядывать в коридор, из которого его привезли. Потом зацепился взглядом за стопы своих ног, торчащих из под короткой простыни. На левой стопе была криво наколота буква «В», на правой – «Б», зачем это было сделано в пятнадцать лет, он до сих пор понять не может. Пальцы на ногах были тонкие и длинные, у иных даже на руках были короче.
« Интересно, а как будет смотреться на большом пальце бирка с моей фамилией?» - мелькнула дурацкая мысль. Вован пошевелил пальцем на правой ноге, усмехнулся и подтянул ноги, спрятав их под простынь. Мысль и вправду была дурацкой, будущая операция была пустяковой и не давала повода для всяких бредовых измышлений. В предбаннике было не жарко. Вовка поёжился голым телом и погрузился в воспоминания, предшествующие его появлению здесь.
А началось всё, как ни странно, с отдыха на Северном Кавказе. Супруга достала ему бесплатную путёвку на курорт, в один из санаториев Железноводска. Все начиналось здорово. Заселение в двухместный номер, в котором была ещё одна кровать, но не было человека. Посадка за столик в столовой, за которым вместе с ним, сидели две пожилых, неразговорчивых матроны. Питьё вкусной минеральной водички и прогулки по прелестному, весеннему лесу. Лес, почему-то, пах свежей рыбой. Тёмный, почти чёрный мелкий мох покрывал толстенные деревья, а склоны гор каждые три дня меняли свой цвет. Дикие цветы, покрывающие землю, прорастали друг через друга, лихорадочно перебирая все цвета радуги и источая самые невероятные ароматы.
Всё было здорово! До тех пор, пока Вован не попал на приём к врачу-бальнеологу. Так на местном жаргоне звали человека, который распоряжался, что лечить тебе, а что нет. Врачиха, а это была женщина-врач, небрежно посмотрела справки о здоровье, которые Вовка привёз с собой, померяла ему давление и скучающим голосом спросила, нет ли у него на теле каких-либо бородавок или наростов? Вован, проникшись к врачихе доверием, вспомнил, что под левым соском, сантиметров десять ниже, есть у него какая то шишечка. Только потом он понял, что этого делать было нельзя! Врачиха резко оживилась, потрогала заинтересованно и мягко эту шишечку пальцем и заявила, что все процедуры, связанные с лечебной грязью, она отменяет! На недоуменный вопрос Вовки, « а почему, собственно…», она, с ехидной улыбкой, ответила:
- Видите ли, больной…- больной, это он, Вовка, здоровый бычара с розовой мордой: - Видите ли, больной, я не могу гарантировать вам, что ВАША шишка, после лечения грязями, не начнет активно расти! Хотя, вполне возможно, что это жировик и нихрена с вами не будет!
Вот так! Нихрена,…а может и хрена! И что теперь Вован может совершенно свободно гулять, где хочет, есть пропаренное барахло в столовке и просто пить водичку! А грязь, это лечебное дерьмо, на которое супруга Вована делала особенное ударение, будут на себя накладывать другие розовощекие бугаи. Его, Вована, грязь! Интересно! Ну, делать нечего, врачиха оказалась непреклонна и ни за что не хотела менять своего решения. Еще постращала разными бедами и отправила восвояси, то бишь, на все четыре стороны.
Отпуск прошел, в принципе, неплохо. Вовка немного похудел, подтянулся, пролил проблемные почки местной водичкой, побегал по любимым горкам и наделал массу снимков недавно купленной, японской зеркалкой. Но это событие, неприятно повлиявшее на лечение, и послужило поводом для его появления у хирурга. Он не привык зависеть от неожиданностей. А так, как отпуск и поездка на Юг не должны быть последними, он решил защититься он будущих проблем. Супруга помогла попасть к хирургу, тот посмотрел и не мудрствуя лукаво, предложил вырезать эту шишку к чертовой матери. Вован, конечно, сразу согласился, он всегда решал вопросы кардинально. И вот он здесь, в предбаннике операционной, голый, замерзающий, ждёт своего часа. А час этот, что-то долго не наступает. Не забыли ли про него, уже минут сорок тело лежит?
Маята окончилась неожиданно. Дверь открылась, две фурии в голубых масках, довольно резво схватили его каталку, и не обращая внимания на лежащее сверху, закатили в операционную. Вовка поднял голову и стал оглядываться. Помещение представляло собой квадрат метров восемь на восемь, облицованное грязно-голубой кафельной плиткой, с ободранным, давно не белёным потолком. В комнате находились два операционных стола, над каждым из них нависал огромный диск осветителя. Свет в операционной был потушен, осветители не горели тоже. На одном из столов лежало что-то, покрытое простыней, рядом стоял мужик в халате и маске, видимо хирург. В мозгу Вована неожиданно снова всплыла мысль о бирке на ноге. По знаку эскулапа, сестрички подхватили это нечто под простыней, и лихо перебросили на каталку, стоявшую рядом, уцепились за ручки и вытолкали в предбанник, на бывшее его место. « Да, конвейер…» , мелькнула мысль. Врач еще немного помешкал и выкатился следом. Через паузу до уха донеслось:
- Ну хватит больной, сколько можно, просыпайтесь уже.… Сейчас за вами придут, а вы всё кобенитесь, ну же…!
Услышанное прозвучало божественной музыкой, от сердца сразу отлегло и Вован заулыбался, отгоняя свои недавние страхи. Сёстры вернулись одни, не обращая внимания на него, занялись у столиков, стоявших у стены, своей работой, перекладывая какие то тряпочки и брякая железками. Минут через пять затянувшегося ожидания в операционную влетел врач, осматривавший Вовку. Звали его Борис Михайлович. Вован помнил это хорошо, хотя имена для него всегда были проблемой. Борис Михайлович был суховатым мужчиной выше среднего роста, с цепким взглядом карих глаз из под очков, чеховской бородкой и ухоженными, но крепкими руками. Обручальное кольцо на руке и отутюженные брюки говорили, что он был мужчина серьёзный и не допускал каких либо разночтений, а может, жена его была натурой цельной и знала, как должен выглядеть её муж.
Втроём они так же шустро перебросили его с каталки на стол, хотя было в нём 96 кило, и положили сверху простынь с дыркой посредине. Перед лицом задернули шторку, не позволяющую видеть ему, что происходит ниже груди, и включили лампу над столом. Сестра сделала укол куда-то в район живота, Володьке показалось, что мимо цели. Минуты через три врач сказал «начали», и…они что-то начали. Видеть операцию не было никакой возможности, шторка закрывала все, но дело видимо кипело. Борис Михайлович чем-то орудовал в его теле, но ни боли, ни неприятных ощущений не было. Казалось, что на нем лежало ватное одеяло, а по этому одеялу кто-то сверху постукивал тихонько. Дело они видимо знали и почти не разговаривали, понимая друг друга с одного движения. Володька начал томиться, да и тело затекало, он ведь старался лежать тихо, не шевелясь, чтобы не мешать специалистам. Специалистов Вован уважал, сам много знал и умел работать. Но делать что-то было надо, терпению приходил конец.
Над столом висел операционный светильник, вот на него Вован и обратил своё внимание. Он был старый и грязный, краска ободрана по всему периметру корпуса, внутри, на защитном стекле, пыль лежала толстым слоем и валялись дохлые мухи. Из семи ламп горело всего три.
- Доктор, а у вас кто-нибудь следит за оборудованием, в частности за светом? – спросил после недолгого раздумья Володька.
Доктор выглянул из-за занавески и удивленно посмотрел на Володьку.
- Нет, правда.…Это же, за сколько времени надо накопить столько грязи в лампе. Ей вообще никто, что ли, не занимается?
Врач еще раз выглянул из-за занавески, потом наклонил голову и посмотрел вверх, на лампу. Второй сестры Вовка не видел, но та, которую видел, тоже посмотрела вверх. Потом оба, одновременно поглядели на него.
- И лампы всего три, как вы там что-то видите? Ладно, у меня все сверху, а у кого внутри, тогда как?
Врач снова поглядел на Володьку и на лампу. Сестра проделала тоже самое. Врач явно был обескуражен, держа руки перед собой, ещё раз заглянул под лампу. После паузы неуверенно попросил сестру:
- Валя, напомни потом электрикам, что бы посмотрели, а то что-то на самом деле…
- Борис Михайлович, ну это ладно, сделают быстро, а вот с ремонтом у вас как? – продолжал Вовка, - это же ужас! Пока везут по этому безумному коридору…, в предбаннике стоишь – всё со стен отпало… Бардак!
Врач, немного помешкав, отодвинул шторку со своей стороны, что бы Вовку было лучше видно. Вопрос ремонта его, видимо, тоже волновал.
- Да какое там…, ремонт! Ни денег у них, ни желания…- вдохновенно начал было хирург. Медсёстры обеспокоено переглянулись. Операция явно обещала затянуться, что не входило, видимо, в планы девчат.
- Может, продолжим, Борис Михалыч? – неуверенно предложила одна.
- Да, да, конечно…- забеспокоился доктор. Все они быстро подступили к столу. Минуты три все было тихо. Эскулапы опять что-то шуршали инструментом, из-за отдернутой занавески кое-что Вовке было видно. Но не всё.
- Борис Михалыч, а покажите, что там у меня…- неуверенно попросил Вован. Врач посмотрел на Володьку и задёрнул шторку обратно. Но тот высвободил правую руку из-под простыни и спокойно отодвинул занавеску.
- Ну нет, правда, покажите, а…?
Вовке не дали договорить. Сестра, которую врач назвал Валей, подошла к нему, задёрнула шторку и раздраженно сказала.
- Лежите спокойно, что это за манера – болтать!
Вован сделал вид, что обиделся и отвернулся в противоположную сторону. Через десять секунд он расплылся в улыбке и радостно сообщил.
- Я анекдот классный знаю, про хирургов, рассказать?
- Да что это такое? – почти прокричала Валя, - замолчишь ты или нет. Это ж надо! Да знала бы я, что такой попадётся, закатала бы тебе снотворного полведра, что бы валялся как бревно и помалкивал!
От такой выходки врач и вторая сестра просто покатились со смеху. Вовка же, в свою очередь, всерьёз обиделся.
- Ну не хотите - и не надо. Что кричать то…?
Борис Михайлович, отсмеявшись, снова подступил к столу. Его манипуляции время от времени прерывали хрюканья, цыканья и откровенные смешки. Немного погодя к веселью подключилась и Валентина. Вован лежал, надувшись, твёрдо решив больше ни с кем не разговаривать. Тут вовсю пытаешься разрядить обстановку, а они.… Вдруг он понял, что что-то не так. Внезапная боль в месте, где доктор производил манипуляции, заставила его дернуться. Врач почувствовал неладное и заторопился.
- Девочки, девочки, быстро…! – Время, потраченное на разговоры, убило наркоз и ситуация становилась неприятной.
- Давай, теперь держись! – это уже относилось к Володьке.
Из-за занавески снова ничего не было слышно. Только тупая боль в левом боку напоминала Вовану, что работа шла полным ходом. Вдруг занавеска отодвинулась, и Борис Михайлович положил на его грудь нечто бело-розовое, с торчащими отростками, размером с горошину.
- Вот, посмотри, какой жировичок!
Занавеска снова закрылась, и боль стала острее.
– Потерпи, дорогой, остатки ножек достану и всё. Вот они, беленькие. Валя, помоги! – Борис Михайлович снова замолчал и Вовка почувствовал на себе, что доктор торопится. Минут пять левую часть живота тянули и дергали в разные стороны. Было больно, но Вовка терпел.
- Ну всё, конец. – Доктор появился из-за занавески, уже без маски: - Дай-ка мне эту штучку, отнесу её на исследование, – помолчал и добавил: - хоть и всё ясно. А ты давай лежи пока, сейчас тебя заберут. Анекдот, правда, так и не рассказал, а…
Улыбаясь, снял на ходу перчатки, бросил их в ведро и уже в дверях, оглянувшись, громко сказал.
- Спасибо девочки, всё хорошо! Весело было.
Везли его так же, по тем же коридорам, те же девчушки с постными лицами. Везли его так быстро, что он, что бы не слететь на поворотах, придерживался руками за раму. Трясясь на выбоинах пола, Вовка думал: - «Пусть теперь попробуют грязь не дать!» Хотя зачем ему эта грязь, он так и не решил. Надо, наверно. И операция, по его мнению, прошла просто хорошо. Операционные сестры, выкатив каталку с Вовкой в предбанник, улыбаясь, сказали ему на прощанье:
- Не горюй, всё было здорово! Если что – еще приходи! Отрежем!
Быков В.А. 28.02.07 г.