Обычное белобрысое деревенское чудило. Сидел бы в своей деревне, квасил бы водяру и не высовывался. Так нет же – взял, начал стишки писать.
Да такие ведь гнусненькие стишки. Всё про деревню, как мамка аборт вовремя не сделала, и рожала его где-то в страшной антисанитарии. Или про то, как сельскую шлюху реальные пацаны завалили, долбанув кастетом по черепковскому. Да мало ли, какое еще дерьмо в деревне случается? И он про всё это дерьмо вдохновенно сочинял свои стихи.
А народу-то нравилось. Он вообще странный какой-то, народ этот. Ему бы про деревенщину или про тюрягу с урками – и полный экстаз. Поэтому неудивительно, что белобрысый оказался на вершине хит-парадов. Даже темы новые стал придумывать. Про город. Про революцию. Мамке своей стих тоже посвятил: я, говорит, мать, по кабакам шляюсь, я полный дебил и пьянь подзаборная, но, мать, меня пока что еще нигде не прирезали, так что ты там не ссы! Вот только, мать, как анаши накурюсь, так собаки мерещатся, дохлые причем.
Поэт. Деревенский.
Деревенский поэт.
Деревенский поэт проблевался в пакет.
Поэтом был особо никаким, это я еще в школе понял. Но девкам нравился. Небось, умел спермоизвержение задерживать, как орангутанг какой-то. Бабу, кстати, нехилую себе склеил – подтанцовщицу испанскую. Та, конечно, тоже большими мозгами не выделялась, иначе с чего бы ей держать при себе такое козлино?
В общем, жил обычной поэтической жизнью: травился алкоголем, читал стихи проституткам, метелил жену. Наконец порочный круг замкнулся, чудило взяло и повесилось в гостинице. Когда его нашли, так и висел, как связка окоченевших сарделек. Туда и дорога.
На уроках литературы мы с одноклассниками плевались из трубочек в его портрет жеванной бумагой. А он – если есть тот свет – может, и хотел тоже в нас плюнуть, да хер! Отплевался, деревня.
ВСЕ КАМЕНТЫ, ПОРОЧАЩИЕ ЧЕСТЬ АВТОРА ДАННОГО ТЕКСТА, БУДУТ БЕЗЖАЛОСТНО УДАЛЕНЫ.