Скоро вылезшие ростки, расщепившись надвое, тянулись к солнцу. Проходило какое-то время, и вырастал толстый стебель с редкими мохнатыми листьями. Обрамленная желтым венцом лепестков, круглая голова подсолнуха манила пчёл. Жужжа, пчёлы копошились в рыльцах, стряхивая с крыльев пыльцу, летели в ульи.
Ближе к осени, пронырливые дети подсолнух срезали. Первые семечки молочные, с мягкой белой сердцевиной – лакомство для непривыкших ждать полного созревания любителей. Дети разламывали цветок на части, обнажая белое, пористое, похожее на вату нутро, выковыривали семечки, сидя на лавке.
Остальные подсолнухи дозревали семечки - чёрные, формой напоминающие слёзы или капли.
Приходила зима, завывал в трубе лютый ветер, а хозяева доставали сковородку, насыпали в неё семечки и, поставив на печные угли, помешивали, иногда солили.
Высушенные и выжаренные семечки, высыпались на расстеленную газету. Остывали.
Чья-то рука тянулась к ним, окунувшись в тепло шуршащих между собой телец, зачерпывала горсть.
За семечками разговор приятен. Вот и я сидел на табурете у расставившего тонкие плечики чахлого столетника, слушал деда:
- Тихоня в хозяйстве хороша: щи сварить, прибрать да постирать, тесто у неё каждый божий день будет ноздри дуть в кастрюле. А задень её нарочно – смолчит, стерпит. Скука! Заговори с ней про семечки - скривится! «Сору от них много», - скажет и давай пряжей для кофты хвастать или шанежки в сотый раз предлагать, от которых, может, изжога давно у тебя, но признаться не можешь - обидится. А с голосистой весело жить, палец в рот не клади – живо откусит. С такой женщиной и в пир и в мир можно. Ежели потакать ей во всём и слушаться, то в люди выведет. Разминается она: с утра лясы точит на работе, в магазине осадит кого надо, песни в народном хоре поёт, а уж когда охрипнет, и судить некого - семечки в рот и… молчок! Я на свидания завсегда с семечками ходил, продавали их тогда на каждом углу в райцентре, где я на слесаря учился, стоили копейки. Купишь, бывало, стакан.… При тебе его в кулёк из прошлогодней газеты ссыплют, сверху ещё четвертинку добавят, чтоб всегда брал в одном месте, у одной торговки. Идёшь потом с кралей - она молчит, лузгу поплёвывает, а ты душу изливаешь, банку консервную пиная, про футбол ей, да про мотоциклеты рассказываешь…
- А вдруг стерва голосистая попадётся? Как с ней потом жить, она же со свету сживёт.
- Так это ж хорошо, коль жена стерва! Ты ей семечки жарь, она и будет молчать дома! – оживился дед. - Вот моя жена крикливая, да я от этого не страдаю, особый подход к ней имею – мешок с семечками в кладовке стоит. В доме ж благодать, когда она у телевизора ими балуется. И рада бы оторваться, похозяйничать тут, за мной последить… да не может - семечки не пускают.
Слушал я деда и посмеивался – в местах, где я бываю, семечки лузгать теперь неприлично, а вот если женюсь, то жену обязательно к ним приучу!