Завтра у меня важный день. Дед так и сказал – важный. Я не понимаю, что это за день такой. Знаю солнечный день или с дождиком, весёлый или со слёзками. А про важный день ничего не знаю. Он придёт через ночку. Тогда я всё про него пойму.
– Оленька, просыпайся, каша твоя уже готова, молоко налито, умывайся и за стол, – дед помогает мне скатиться с высокой кровати и легонько подталкивает к двери.
Я выбегаю в сенцы, плещу на руки воду и быстро-быстро тру ладошками щёки. Прижимаюсь лицом к мягкому полотенцу. Хорошо! Так хорошо, что захотелось смеяться. Просто так.
– Весело тебе, Оленька? Знает сердечко, какая тебя радость ждёт, – дед стоит передо мной.
– Деда-а, ты чего такой нарядный? Вон, рубаха новая. Это потому, что у меня сегодня важный день? – я уже сижу за столом и блестящей ложечкой ем кашу, запивая тёплым молоком.
Когда доем, увижу солнышко – оно всегда мне улыбается, если я всё съедаю.
– Здравствуй, солнышко на донышке! – смотрю на него, потом отодвигаю тарелку, допиваю молоко.
– Деда! Я всё! Вкусно-вкусно-вкусно! – бегу к деду, утыкаюсь в него.
– Ну, вот и молодец. Теперь скорее собирайся, пора ехать.
– А куда? А ехать потому, что важный день?
– Ты про любопытную Варвару слышала сказочку? – дед хитро смотрит на меня.
– Да, слышала. Она много вопросов задавала, задавала …
– Ну да, так и есть, правильно говоришь, – дед улыбается.
Я перестаю спрашивать. Хмурюсь. Что это за такой день, когда даже спрашивать нельзя? А ещё важный …
Молча натягиваю моё любимое платьице. Больше совсем не хочется хмуриться. Так весело кружиться в нарядном платье! Я не могу утерпеть.
– Деда, смотри! Смотри же!
– Егоза ты моя-непоседушка. Готова уже? Ну, пойдём.
Беру деда за руку, мы выходим за ворота, присаживаемся на лавочку. Я уже знаю – это называется на дорожку. Посидим недолго и дорога станет к нам доброй. Я люблю представлять добрую дорожку. По ней никуда идти и ехать не страшно.
Идём по улице, с каждым, кого встречаем, здороваемся. У нас все спрашивают, куда мы собрались. Дед говорит, что мы идём на станцию и поедем в Мишкино. Нам туда по нашим делам надо. А я всем говорю, что у меня сегодня важный день.
Наши люди из деревни внимательно слушают, а потом говорят:
– Ну, с Богом вам, Андрей Иванович. Добрый путь, Оленька.
– Деда, а почему нам такое говорят?
– Какое – такое?
– С Богом, добрый путь.
– Потому что эти слова нам в помощь. Мы с тобой не устанем, не повернём назад с полпути.
– А их всем говорят?
– Всем, кто с людьми ладит, кто людям зла не делает.
– А ты ладишь?
– Ты разве сама не видишь, Оленька? Кто от нас с тобой с обидой ушёл?
– Никто…
– Кого мы за порог не пустили?
– Дед, ты зачем про это спрашиваешь? Сам меня учил каждому, кто в дом заходит, здоровья пожелать и чаем напоить.
– Вот за это и хотят для нас тобой люди доброго пути. Как ты к людям, так и они к тебе.
За разговором мы доходим до станции…
Поезд привёз нас в Мишкино.
– А почему так называется, деда?
– Как – так?
- Смешно. Мишкино какое-то.
– Не какое-то, Оленька, а родное тебе. Отсюда ты с Ангелом-Хранителем вернулась. Маленькая совсем была, не помнишь. А сегодня мы с тобой приехали, чтобы навестить отца Александра.
– А кто это?
– А это тот человек, ради которого мы весь путь проделали.
– Это из-за него что ли у меня важный день?
– Да, Оленька. Скоро сама всё увидишь.
Мы подходим к церкви. Я знаю, что такое церковь. Была с дедом. Только не в этой, другой, туда на автобусе надо ехать.
Заходим. Я смотрю по сторонам.
– Деда, почему никого нет? Где все?
– Мы в неурочное время приехали, на службу не успели, а вот отца Александра повидаем.
Я смотрю, какое всё вокруг красивое. Становится радостно. И вдруг я вижу незнакомого дедушку. Он сразу подходит к нам.
– Вот, какие у меня гости! Здравствуйте, Андрей Иванович! Это кого же вы привезли? Уж не Оленьку ли?
Я ничего не успеваю понять, как вдруг этот дедушка поднимает меня на руки, прижимает к себе.
– Ах, ты моя голубушка. Помнишь меня? Сама тогда ко мне на руки проситься стала, когда крестил тебя.
Я обняла незнакомого, но такого доброго дедушку, мне спокойно у него на руках. Хочу долго-долго на него смотреть.
Мой дед стоит рядом, улыбается.
– Вот, Оленька. Это и есть отец Александр. Люби его, как он тебя любит. А когда ещё подрастешь, всё поймешь и узнаешь.
Дедушка Александр – так я его называю про себя – опускает меня на пол. Я продолжаю смотреть на него, подхожу к нему близко-близко, он опять подхватывает меня:
– Бог с тобой, Оленька. Навсегда запомни.
Мне хочется кружиться, мне так хорошо с моим дедом и с дедушкой Александром.
– Подожди, Оленька. Дома кружиться будешь, – дед хочет меня удержать, а дедушка Александр останавливает его.
– Пусть кружится, Андрей Иванович. Дитя Господу радуется. Хорошо это.
... Дома я думаю и думаю обо всём, что сегодня со мной было. Мы с дедом пьём чай. Я прихлёбываю из кружки маленькими глоточками. Мне хорошо. И очень спокойно. Я люблю моего деда, и Мишкино, и церковь, где увидела дедушку Александра. Теперь я знаю, каким бывает важный день. Это день, когда ты начинаешь очень любить ещё кого-то.
– Правда, деда?
– Что – правда?
– Правда, что важный день, потому что я увидела дедушку Александра?
– Правда, Оленька.
– И ещё потому, что я дедушку Александра очень-очень люблю?
– И это правда. Сердечко твоё горячее всё тебе говорит.
– Сердечко? – я прижимаю ладошки туда, откуда всегда слышно «тук-тук, тук-тук».
– Сердечко, Оленька. Оно к Богу тянется, а отец Александр тебе дорогу показал. Всегда люби его.
– Буду. И тебя, деда. Всегда. И этот важный день…