Бесконечными рядами тянулись в даль и уходили вверх книжные полки. Невзрачная страна книг, но стоит открыть любую, на выбор, из миллиардов, и она перенесёт в иные пределы. Хранилище сотворенных миров, раскрытых душь. Руки тянуться, дрожа, к скрывающим нечто переплётам, но не могу дотянуться – стеллажи начинают разъезжаться в стороны, расширяя единственный проход. Гремит гром, всполохи молний озаряют огромный силуэт вырастающей впереди книги. Она словно сплетена из мрака, в ней густится сама тьма. Книга растёт, приближается. Бежать нету сил, наоборот, тянет навстречу к страшному фолианту. Вот тьма расступается, чтобы родить пустоту, как всё поглощающую глотку. Где-то в пустоте видна огненная гиена. Кричать – невозможно, остаётся последнее.
…Проснуться.
Андрей открыл глаза. Опять. В поле зрения, помимо потолка, попадали, казалось – нависали, полки книг. Над головой и справа, вдоль стен. Андрей продолжал лежать, не обращая внимания на мокрую от пота постель, пытаясь ровным дыханием успокоить сердце. Он смотрел на книги. Каждая со своей историей, но у всех у них был одинаковый конец. Для Андрея они стали безжизненными. Зомби. Одна оболочка и больше ничего. И теперь все они смотрели на него потухшим сознанием, сохранив лишь, наверное, верность и укор. У одной книги появилась слеза, заплакала другая, и скоро все уже таяли, стекая вниз. И всё это так медленно, с нарастающей бурностью. Вода превратилась в поток, готовый захлестнуть, лишить возможности дышать. Когда первые капли готовы были коснуться лица, Андрей закрыл глаза, затаил дыхание. Но волна не обрушилась, – пощадила? – успокоилось и сердце. Не открывая глаз, Андрей встал с дивана и, на ощупь, прошёл в ванную.
В комнате сохранялся лёгкий сумрак, тёмные багровые шторы неохотно пропускали солнечные лучи.
Воскресный день, с чистым небом, прогретым осенним воздухом, не радовал Андрея, он не замечал великолепия. Когда она напоминала о себе – все краски разом меркли. Он сидел за кухонным столом, направив отсутствующий взгляд на недоеденный омлет, поворачивая в руках кружку остывшего кофе.
В такие дни, когда жизнерадостное настроение сменялось унынием и нелюдием, Андрей старался держаться подальше от приятелей, не отвечал на звонки, или попросту отключал телефон и не подходил к двери, избегал любого общения и встреч. Не всегда подобное удавалось. Но, если раньше это настораживало друзей, то скоро они махнули рукой на временные перемены в его характере, сославшись, якобы, на раздвоение личности. Ведь бывает же такое. Подумаешь, ну, не повезло. В целом же, он довольно не плохой парень. А так… мало ли на свете несуразностей и чудес.
На секунду тело Андрея скрутило, все мышцы разом свело судорогой. Под напором сжимающихся пальцев кружка треснула и раскололась, остатки кофе пролились на стол, окружив осколки. Взяв в плен. Андрей удивлённо уставился на рассечённую ладонь. Боли не было.
Пора выходить.
Книжные магазины, книжные ярмарки – места утоления страсти. Он ходил от полки к полке, от лотка к лотку. Он аккуратно брал книги, изучал, гладил, украдкой нюхал страницы, шелестел ими, прислушиваясь к чему-то. Он выбирал. Он обожал книги, любил, но по-своему. Его не интересовало содержание произведение. Автор не играет роли. Художественная ли литература, документальная ли, публицистика ли или, что там ещё есть – не в этом виделась тайна, значение. Важное скрывалось в самой книге как таковой, в её внешнем виде, оформлении, запахе, наконец. В совокупности мелочей, что придают изысканность: краска, бумага, печать… только в этом первопричина страсти. Он увлекался не чтением, но осязанием, обонянием, лицезрением книги – это, как наркотик, даже сильнее.
Андрей вспомнил, как впервые ощутил себя, зайдя в книжный после первого воздействия. Чуть не потеряв сознание, с трудом ему удалось не упасть в обморок. Его трясло от непонятного ещё возбуждения. Лишь со временем он смог сохранять спокойствие, и то снаружи, когда внутри всё бушевало. А тогда, корешки приставленных к друг другу книг начали обрастать корой, поползли во все стороны корни, разрослись, увешенные листвой, ветви. Они прошивали, просачивались насквозь через людей, – и те ничего не чувствовали, – тянули к себе. И люди невольно шли к тем книгам, что первыми обхватили их. Да, тогда люди казались почками, присвоенными той или иной книгой, и не могущие расцвести без её ветвей и корней. Теперь, как всегда, то же самое, но только всё чаще корни проламывали пол, а ветви рвали стены и потолок. Больше и больше разверзалась бездна, мечтающая о падении Андрея, желающая приютить его в своём бездонном чреве. Какая сила! Но книги боялись его, а может быть, скорее всего, – её.
Скорее, скорее!.. Андрей вбежал в квартиру, быстро закрыл дверь. Когда он приближался к дому, почти подошёл к подъезду, кто-то из его знакомых окрикнул его, но он не остановился, не обернулся, только ускорил шаг. Торопился же он больше ни из-за этого, а из-за омерзения засевшего в нём. Противное, скверное чувство было вызвано прикосновениями. Андрей вновь и вновь видел, как кассир ловкими движениями берёт его, – выбранную им! – книгу. Сколько их прошло через её гнусные пальцы?! А ведь и до этого были другие руки, чужие, отражающие личность человека. Какова она, эта личность? Что творят эти руки во всё время, кроме прикосновения к его книге? Каждый раз Андрей чувствовал брезгливость после очередной покупки печатного издания. Он ненавидел, когда кто пытался дотронуться до книги до процедуры. Вот после… Не раз, по не счастливой случайности, приходилось сориться с возжелавшими полюбопытствовать, что же такое интересное он приобрёл, что тех порой оторопь брала.
Для начала он тщательно протёр красочную обложку сухой тряпочкой, дыша на поверхность переплёта, затем, открыл книгу, подул на раскрывшееся веером листы. Пока всё. Книга должна хранить его касания и тепло. Очередь за колдовством. Возможно никакое это не колдовство, но Андрей желал считать таковым.
Книга лежала у него на коленях. Андрей замер в кресле, не отрываясь смотрел на неё. Напряжение нарастало, потаённая сила вибрировала, стремясь выбраться наружу. Но пока книжица удерживала её. Андрей смотрел, слёзы текли по щекам, капали с подбородка на майку, зрачки остекленели, взор приютился в книжной глубине. Ещё чуть-чуть и… Наконец, книга превратилась в кусок земли, и пылью заструилась с неё сила, оседая до времени в Андрее. Может быть это воображение? Книга стала мёртвой, если можно так выразиться, лишилась “соли земли” – жизни.
Андрей откинулся на спинку, по нижним конечностям медленно пробирался холодок – она теряла терпение. Смешно и невероятно. Оставалось последнее.
Поставив живой труп к остальным бумажным зомби, он встал перед дверью в нишу, пока не решаясь войти.
Почти шесть лет он приносил жертвы; жертвоприношения ради спокойствия. Каждую неделю отдаёт ей отобранную энергию, а взамен его не мучают кошмары и не трогают невзгоды. Один день отрешённости за шесть дней выгоды. Стоит оно того, если ты под властью кого-либо? Если тебя не спрашивают, хочешь ли такой взаимообмен или нет? Получается – спокойствие прислуги, безопасность – как под боком у хищника. Пока сыт – хорошо, но не дай проголодаться – полакомятся тобой. Откуда такие мысли? Андрей мотнул головой, отгоняя их прочь, и, включив свет, ступил в нишу. Дверь бесшумно прикрылась за ним.
Кладовка пустовала. Ничего, кроме столика на одной высокой ножке, на котором покоилась внушительного вида Книга. Невзрачная, тёмная, без какого-либо тиснения. Подарок от набожной матушки. Знала ли она, что оставляет после себя? Как досталась ей она – Книга? Важно ли теперь? Андрей поморщился от исходящей жадности, что тянулась щупальцами от Книги. Сейчас он отдаст почерпнутую силу. Книга заберёт её, переварит, преобразует в личную энергию, а потом снова уснёт и отпустит его. Когда это произойдёт, у него не хватит смелости, чтобы реализовать задуманное, точнее Книга, окутав себя неприступностью, будет держать от себя любого, вселяя сомнения и колебания, до нового предчувствия голода. Придётся вновь ждать неделю, маяться неудовлетворённым интересом. Нет, нужно сделать.
Так и случилось – мгновение, и всё готово. Книга поглотила, и как бы замерла. Втянулись обратно щупальца, застыло переливающееся над ней марево. Он знал, момент настал – она не защищена. Хватит мига, чтобы…
Нервный, не твёрдый шаг и Андрей у столика, открывает с трудом поддающуюся книгу.
Нежно-белые листы были девственно чисты.
Вспышка. Из Книги фонтаном вырвался огонь. Жидкий, как магма, липкий, окутал Андрея, забрызгал всё вокруг. Андрей закричал от жгучей боли, попытался стряхнуть огонь, а перед глазами всё пылало. Обжигающая боль, разъедающая. Он будто покрылся слизью. Вязкое пламя. Он вырвался из ниши, завертелся по комнате, опрокидывая и поджигая предметы. Натыкался на препятствия, падал сам. Но безуспешно – язычки пламени нещадно впивались в плоть. Некоторое время Андрей ещё метался среди разбушевавшегося пожара, крики его становились всё невнятней и тише, пока он не налетел на книжные стеллажи. Полки обрушились на него. И последнее, что уловило его угасающее сознание – общий смех книг.
А в дверь уже стучали всполошенные криками соседи, звали Андрея, предчувствуя недоброе, и, не получив ответа, торопились дозвониться в “скорую”, в милицию, а кто и в службу спасения. И кто войдёт в квартиру одинокого жильца, тот увидит, как у стенки со свёрнутыми полками лежит, погребённый под курганом из книг, молодой мужчина. Его глаза широко раскрыты – в них скрыт страх, на лице застыла маска смертельного ужаса. В этом искажённом лице не сразу узнаются черты Андрея. И не будет нигде и следа от огня, ни запаха от дыма, только кончики пальцев на обеих руках Андрея обожжены до черной корки, а рот забит пеплом.
Но каждый удивится книгам, их точной похожести одной на другую. Большие, тяжёлые – мрачный вид не отпугивает никого. Зачем мертвецу книги, они нужны живым. И вот потянутся к ним руки…
Зачем книгам покойники, им нужны живые.
г. Владивосток (июль; октябрь-ноябрь 2004г.)