Пришёл однажды Пушкин на берег моря и увидел он красоту сего. И вспомнил он Байрона. И совсем отчаявшись, отправился в кабачок. Там он взял пива и загрустил и запечалился, что скоро, возможно, его убиют. А тут ещё это Царь. И продолжил он жить и тужить и мыслить... Что, мол, скоро (возможно после смерти) он станет, ну уж совсем Великим и назовут его гением России. Но чудится ему, что всё равно никто не примет, а потом и вовсе разрушит не забыв его мечту о Великой, Великой России, коей никто не видывал и знал со времён того самого Петра Первого. И разбил он об острова стола свою хрустальную и неутолимую жажду, что разлетелась звоном и осколками стекла на дощатый пол. Но не плюнул, удержался и творил, торил, творил он и стихи и поэмы и даже роман в стихах потому что он с грустью в глазах и душе, понимал, что Россия верит только творчеству, но не словам, не стремлениям души поэтов...а лишь отпечаткам истории, словно следам на морском, том самом морском берегу. А может, это и вовсе не было море? А может, и не было никакого лорда Байрона или небезызвестного Шекспира? В сё томимо в этом мире, Но слезы горче нет, чем мечта поэта, что услышана, да не понята, понята, но запятнана, а коль скоро... так и забудется, а вдруг вспомнится _ всё и заново.
Тьма расставит точки "над" i и "за" и "по" ..И; и отгонит Света страшного покров, что слепит глаз людской и очи Божьи; скажет слово общее для всех...слово " гений" соткано наспех.