Отчий дом

Надежда Акимова
 
  Каждого нового лета старый дом-пятистенок в Заонежье дожидался все с большей безнадегой. Собранный вновь сразу после войны всей деревней из того, что осталось от разрушенного жилья, зимовал он уже давно в одиночестве, разве что с мышами в подполе да с воронами, гревшимися под крышей. А на лето обычно приезжали хозяева – бывший директор школы с супругой, к ним наведывались дети и внуки. Шумно было, весело. Вся округа оживала. И вдруг все кончилось. Никого, ни зимой, ни летом …

  Дом помнил директора еще босоногим мальчишкой, в семь лет оставшимся без матери старшим над тремя сестренками, а в шестнадцать потерявшим на войне и отца. Он помнил сиротские ребячьи посиделки в ранних сумерках, без лучины, их скудный ужин – одну картофелину на четверых (мачеха оставляла, уходя на «вечеру»). Дом  по-особому жалел этого мальчишку, хлебнувшего лиха, как, в общем-то, жалел и любил всех, кому в разное время давал кров. И себя помнил еще молодым и крепким - в центре деревни, двухэтажным, большим, где под одной крышей уживались и люди, и скотина... с  комнатами на две стороны, с видом на Онего с резного балкончика. За столетие не одно поколение известной и почитаемой в округе фамилии Куриковых  выросло на его теплой русской печке.
  Это после войны дом стал не похож на себя - молодого. В результате войны. Но жить в нем еще можно было. И дом приютил, когда потребовалось, молодую семью бывшего босоногого мальчишки, приехавшего после учебы в деревню директором семилетней школы. Молодые жили небогато,но хорошо, в любви и согласии между собой, в уважении у людей, род свой продолжили. А вскоре перспективного специалиста  власти перевели в район, потом в столичный город, на повышение. Семью, уже значительно расросшуюся к тому времени, он, как и полагалось, взял с собой. Уехали, но дом в деревне не бросали, в отпусках наведывались сюда регулярно, а, выйдя  на пенсию, уже стариками, стали отдыхать здесь все лето с внуками.

  Прожив трудовую и трудную с большой семьей жизнь, едва дотянув до семидесяти, супруги упокоились навеки зимой, один за другим, в городе, и были похоронены рядышком на городском кладбище. Наследники приехали в деревню очередным летом, сообщили соседям об утратах, поклонились родным крестам – знали, что род отцовский весь на этой земле коренился,  да и мама не из дальних мест – ее родительский дом всего на шестнадцать километров южнее. Взяли в платочек земельки родимой, отвезли на могилы.
 
   И выпадала дому судьба быть брошенным. На постоянное жительство в деревню никто уж теперь возвращаться не собирался: дети проросли своими семьями в городе, а дачей дом держать - накладно больно, не богатые за триста километров на выходные ездить. Сдерживало еще то, что этой деревенской недвижимости не существовало на бумаге; никто тогда, когда строились, в забытом ныне социализме, и знать не знал о необходимости получить для дома, как для человека, паспорт. Вот и не была эта собственность указана в наследстве.
  Пусть дом сам как-нибудь доживает свой век, решили наследники, с оформлением документов набегаешься. Не один он такой, по всей Карелии вон сколько памятников деревянного зодчества не спасли, что уж о простых домах жалеть…

  Решить-то решили, но как только открылось новой весной ото льда Онего-озеро, как только забегали по вольной воде «Кометы» в Заонежье, так не стало покоя на душе у одной из осиротевших дочерей, Натальи. Тяжелее всех, как ей казалось,переносившая уход родителей из жизни, она съездила к ним на могилку, поплакала там на лавочке, а вернувшись, объявила мужу: «Хочу в деревню. Там моя родина!»
 
  Семья Наталью поддержала. И вот однажды летним вечером старый дом, числящийся в похозяйской книге местной администрации как «без номера», ожил. Работавший некогда при школе конюхом и одновременно печником,всегда поминавший добрым словом бывшего директора дядя Саша Катнев, увидев свет в окошках, приковылял из-под горки проверить,"кто такие пожаловали". Постучал в дверь:«Есть ли хозяева?» Подслеповато прищурился и прослезился:"Свои!" Обнялись. «А помнишь, тебя да старшую, Веруху, на дровнях в лес на лошадке катал? Маленькие еще были, по три да  шесть лет,что ли? В аккурат на ентом месте,у церквы,поджидали меня. А морозище был - чуть не заморозил вас. А-вой-вой, было бы мне нагоняю от отца!»

  Новые хозяева первым делом повесили над столом фотографию родителей. И свою, где три сестрички-невелички на пригорке стоят на фоне родного дома, «мои куколки», как говаривала мама. Обмели паутину по углам, разобрали сундуки с истлевшей одеждой, одним словом, навели в доме порядок.

  В первое лето, когда выпадала свободная от хозяйственных дел минута, Наталья любила просто посидеть на высоком крылечке, погладить столетние бревна дома, прижаться щекой к их трещинам, подумать о прошлой жизни. Здоровалась со всеми, кто проходил мимо. Старики останавливались: «Ты чьих будешь?» Вспоминая родителей, охотно присаживались рядом и рассказывали, кто что помнил. О папе, о дедушке, о прадедушке, о дядьях, о тетках...Многого она не знала. Оказалось, что добрая половина деревни состоит с ней в родстве. А рассказы были такие интересные, что некоторые из них Наталья начала записывать на диктофон (для собственной родословной или для истории деревни, что получится)...

   Муж Натальи, Андрей, к дому был поначалу равнодушен. Шутил, что поехал за женой в ссылку, как декабристки за мужьями Отпуск тут можно провести замечательно. Природа красивая... глаз просто отдыхает на просторах земли, воды и неба. Городской житель, он полюбил рыбалку на Онежском озере, почти перестал бояться леса и ходил за грибами, научился траву косить.
   Поживем, сколько дом постоит, рассуждал Андрей, а дети или внуки захотят – построят на этом месте свой, если, конечно, оформим право и на дом, и на землю. Сам пока занялся наведением красоты в доме. Он любил рисовать, в городской квартире уже места не было, куда бы можно было еще повесить картины. А здесь было просторно... Прикрыл картинами сырые пятна на обветшалых обоях - целая авторская галерея набралась, местные приходили, как в музей ИЗО...

   С тех пор, как начал ездить в Заонежье, Андрей  открыл в себе новое видение мира. Частенько вечерами, уединившись, рисовал. Утренний туман над Онего, закат за околицей, луга в цвету… Портреты деревенских мужиков, натюрморты, пейзажи…Что понравится кому – дарил. Душа раскрылась здесь, расцвела. Наталья как-то заметила: «Да у тебя, гляжу, здесь болдинское лето!» А он еще нашел в огороде, в бурьяне, целый штабель не струганных досок, выбрал получше, не самые гнилые, обработал, обшил стены в избе и в горнице - насколько досок хватило. Оставшееся пространство задрапировал тканью. Художественно получилось, даже театрально.
 
   Зашел как-то дядька, двоюродный брат отца Натальи, похвалил внутреннее убранство, посидел-покурил на новом крыльце, украшенном резьбой по дереву. Уходя, не удержался - на внешний угол дома показал: смотри, мол, красоту-то ты наводишь, а бревна – основа дома - все гнилые. «Колупни, попробуй…»
   Колупнул – труха посыпалась.
 
   Прошло еще какое-то время. Андрей вышел на льготную пенсию, с пятидесяти лет, теперь он  мог жить в деревне постоянно, сколько нравилось (а нравилось очень!) и сколько мог вытерпеть жизни без жены. Но на осень жена мужа одного не оставила, хотя, может, для художника и стала бы она болдинской. Дом оказался холодным. Стены продувались, сквозь щели в полах виднелась земля. Так называемые «черные» полы, сверху которых обычно клали вторые, «белые», подгнили, особенно в фатере (самой большой комнате). Тут не спасала даже русская печка. Ее теперь вообще не топили: с пода камни вываливаться стали. Топили плиту в горнице, а русскую печку стали использовать как камин: поставят заслонку перед горловиной печи, на плиту стоймя выложат березовые поленья, так, чтобы тяга была к дымоходу, и подожгут. Еще, правда, металлической сеткой прикроют, чтобы открытый огонь не перекинулся на пол. Прохладными вечерами в креслах у камина было тепло и уютно.

  Уезжая на зиму, Наталья и Андрей  прощались с домом, как с живым существом. Они не боялись оставлять его одного - посередине деревни, на виду не страшно, народ кругом свой, ни воровства, ни пожара не допустит.
 
  ...В мае нынешнего года хозяева выкроили время приехать ранней весной: задумали произвести некоторые посадки, попробовать сделать перепланировку огорода... Печки в доме после зимы едва растопили. Дом, как человек, выглядел больным. Прибрали, помыли, обогрели, и Наталья уехала, чтобы вернуться через две недели на весь длинный северный отпуск. Муж остался поработать в огороде. А вскоре позвонил: «Дом-то падает!» Как всегда преувеличивает, решила Наталья, как это падает? Но легкая паника в голосе мужа все же зацепила. «Покажи, где падает!» - приехав вскоре, первым делом попросила она. - «А смотри! Угол-то моим новым крылечком прикрылся!»
   И правда! Половины угла, от земли считай, не было! Прямо с улицы можно было разглядеть там, внутри, в сенях, скамеечку синюю крашеную, молочный бидон с фермы, в каких все местные воду на тележках с колодца возят, ведро с проросшей картошкой, приготовленной на семена.
 - Корова тут под домом у бабушки стояла, хлев был, - вспомнила Наталья,- значит, влажность большая. Потому бревна здесь истлели быстрее.

   Прослышавшие про новую беду старого дома, приходили посмотреть на этот «падший» угол немногочисленные деревенские мужики, уже не трудоспособные, но еще любящие хорошо выпить... За бутылку предлагали свою помощь, советов надавали много, но надежды на них не было никакой. Это тебе не старое время, когда за один день всей деревней новый дом ставили, ностальгировала Наталья. Практически за «так», по-соседски, устрой только, хозяйка, новоселье «обчеству». Теперь и позвать-то некого. Были бы деньги, мечтала она, наняли бы из города бригаду строителей. Те враз заменили бы венцы и спрямили осанку дому. А со временем и с печками разобрались бы, и с полами, и с обшивкой стен. Наличники на окна красивые бы смастерили, заонежские, родные.
 
   Андрей  кружил перед домом, как художник перед белым холстом, не сразу решающийся приступить к таинству зарождения новой картины. Он не знал, как быть, что делать. За всю жизнь он освоил много рабочих специальностей, на пенсию вышел как докер, машинист портального крана. Дома, в городской квартире, никогда не приглашали сантехников, и косметический ремонт – покрасить полы или настелить линолеум, поклеить обои или побелить потолки - он все делал сам. Но тут – особый случай…
   Наталья притихла, якобы вся поглощенная работами на огороде. Она-то знала, чей совет, помощь и поддержка могли бы им помочь в этом трудном деле. Но ждала, чтобы муж сам пришел к нужному решению.
  Наконец Андрей  сказал: «Давай позовем Леонидыча  и его ребят. Нужен консилиум!»
  Леонидыча звали только в самых ответственных случаях и только самые ответственные, государственные люди,когда надо было спасать содержащиеся на балансе государства старые церкви и другие памятники деревянного зодчества. Он был большим специалистом, водил дружбу с профессорами архитектуры и почти всю свою молодость провисел на веревках, ремонтируя шатровые крыши или устанавливая молниезащиту на храмах. Еще в достаточно молодом возрасте Леонидыч,а тогда просто Вадим, городской житель, заядлый турист, приобрел в этой деревне редкий по способу построения (кошелем) красивый дом, добился, чтобы признали его памятником архитектуры 19 века и стал любовно, как Маленький принц свою планету, обживать старые стены, холить и лелеять землю вокруг дома, разбив на ней цветущий сад. Вместе с женой он жил теперь здесь почти круглый год безвыездно и радовался обретенной наконец гармонии с жизнью, природой и Богом.
 
   Андрей  несколько робел перед Леонидычем, потому на разговор супруги пошли вместе. Оказалось, тот давно ждал их. «Ваша задачка, хоть и не заданная была, но все крутится у меня в голове,- признался сразу.- Складывается несколько вариантов решений, но надо знать ваши материальные возможности. А возможности, как я догадываюсь,самые минимальные? Тогда от этого и будем плясать».
 
   Уже к вечеру Леонидыч привел к старому дому бывшего МЧСовца Сашу, построившего в деревне гостевой дом и пробовавшего себя в туристическом бизнесе, и нынешнего профессионального строителя Славу, разъезжающего по республике с бригадой по частным подрядам, а здесь купившего себе дом на дачу.Подошел еще питерский геолог Юра, тоже дачник и мастер  все руки.«Консилиум» постановил: отодвинуть новое крыльцо, снять трухлявые бревна, безжалостно все вычистить и, учитывая весьма скудную смету, не реставрировать стену и угол, меняя сгнившие венцы на здоровые (бревна на замену так быстро и задешево не купишь),а просто отремонтировать дом, «посадить» его проблемную сторону на бетонный фундамент. Фундаменты в принципе – не в традициях Заонежья, дома здесь ставят прямо на камни.Поэтому надо попробовать, не трогая вросшие в землю валуны, усилить их неглубоким ленточным фундаментом, а часть разрушенной стены заделать кирпичем - вон его сколько по округе валяется, не ленись только поднять. Останется песок найти да цемент купить.

  -Позови, когда все подготовишь,- сказали Андрею члены «консилиума» на прощанье,- домкраты есть, поможем дом поднять.
  -Кстати, и прицеп можешь взять, - предложили, - если чего привезти понадобится».

   Натальин отец - учитель всего старшего поколения деревни - прославился своей честностью, порой чрезмерной. Тот же Катнев вспоминал, как, уже на пенсии, в преклонные годы, учитель  нашел на дороге пару досок. Вывалились, видимо, с какой-то проезжавшей машины. Поставил около тех досок внука – посторожить, а сам пошел в сельсовет выяснять, чьи доски и, если ничьи, можно ли их купить. Эта история была известна в семье, и, когда на «консилиуме» как бы между прочим было сказано о кирпичах, валяющихся по округе, Наталья ее вспомнила. "Как же можно, – запротестовала, - просто взять и поднять чужое? Тут же одним кирпичиком не обойдешься, сколько их надо – штук этак девятьсот, тысяча?"

  Обмеряли стену, чертили чертежи, считали на калькуляторе. Наталья волновалась целый вечер, а наутро уговорила мужа поискать все же хозяина кирпичных развалов. Сели в машину, поехали искать знающих людей. Оказалось, что это был телятник бывшего совхоза,который потом стал каким-то ООО,вскоре обанкротившимся. Некоторое время отвечал за хозяйство конкурсный управляющий, но его давно не могут найти, ни в районе, ни в городе. Так что ничье это сейчас имущество, а вернее, общее, решили всей деревней, и стали отколупывать от телятника по кирпичику, кому сколько надо. На расспросы Натальи даже рассердились: кончай недело молоть,   говорят, пока ищешь – чужие все вывезут. Не видела, что ли, заезжие украинцы,те, что лес заготавливают рядом с деревней, уже целой бригадой работают на телятнике, в «Камаз» кирпичи грузят. А своим – то ничего не достанется. Возите скорее, сколько надо!

  «Прости, папа, - сказала себе Наталья, - мне твой дом дороже, чем сохранность чьей-то собственности. А придется – штраф заплачу за то, что возьму без спроса»… Такой вот компромисс нашла со своей совестью. И только после этого дала мужу «добро» на добычу кирпичей.

   Из первой же поездки на телятник Андрей вернулся - краше не бывает: искусанный мошкой, потный – не только рубаха, но и голова мокрая, волосы сосульками висят, капельки пота в бороде запутались. Вышел из машины, прилег на ступеньки крыльца, напился воды, закурил. Сосчитал добычу... Восемьдесят штук кирпичей. Это сколько ж раз надо съездить! Машину жалко, выдержит ли его «девяточка»? Переживал.

   Наталья переживала за него: круто взялся, работает без отдыха, а здоровье-то неважнецкое. Не выпускала по утрам из дому, не измерив давление. Но дело потихоньку двигалось, к концу второй недели и кирпичи, и песок были привезены. Успели даже скататься в райцентр за цементом. Можно было звать подмогу.

   Помощники приехали - с домкратами, готовые к большой работе - когда их не ждали (Андрей  как раз ушел на колодец за водой, Наталья варила обед). Походили вокруг дома, еще раз все осмотрели. Не хватает, выяснилось, проволоки для стяжки бревен. Рассыплется угол, если не связать его как следует перед подъемом... Где взять проволоку? Да все там же, на бывшем скотном дворе. Объяснили подошедшему хозяину, что к чему, и остались ждать,когда он ту проволоку привезет. Пока нашли место под домкраты: под наружным углом и под внутренней капитальной стеной.

 ...Наталья не заметила, когда и работать начали. Она продолжала варить обед, торопилась, чтобы успеть накормить потом всех помощников. Только когда дом начал как-то застенчиво вздыхать, а по стенам сверху что-то посыпалось, вышла во двор: боязно стало оставаться внутри. Да так и простояла у изгороди, молча наблюдая за работой, не понятной неискушенному глазу. Мужчины переговаривались между собой тихонько, никто никаких команд не подавал. Дом стоял как стоял. Лишь раз она с изумлением увидела, как вдруг стало увеличиваться расстояние между двумя соседними бревнами и верхняя часть стены углом пошла ввысь. Градусов на тридцать. А потом услышала разговор из-под дома, где у домкрата на корточках разместились Слава и Саша: давай, мол, попробуем дожать до максимума, хуже не будет, в крайнем случае дом останется как сейчас есть, а в лучшем – осядет под своей тяжестью постепенно. И после этого разговора вдруг – дзиньк! Что-то там, внутри, лопнуло с металлическим звуком и отлетело, а дом шлепнулся вниз!.. Наталье показалось, что это у нее в груди что-то оборвалось…
   Ни жива ни мертва, она кинулась к мужчинам. Слава  и  Саша  сидели на корточках, вжав головы в плечи… Слава Богу, целы и невредимы. Увидев испуганную Наталью, они преувеличенно спокойно стали собирать  инструменты, всем своим видом показывая, что все в порядке, работа окончена.
    Слава  вышел первым, Саша  задержался, долго шарил под стеной и наконец извлек на свет маленькую металлическую тарелочку, отлетевшую от домкрата, когда они стали «дожимать»… «Хорошо, что под дом улетела, а не в нашу сторону», - почти безразлично проговорил Слава.
   
     На обед в этот день  никто не остался. Сослались на неотложные семейные заботы (и так более пяти часов провозились с домом). Наталья взяла с мужчин обязательство придти завтра и с женами. Сегодня она и не настаивала. Ей самой надо было собраться с чувствами, успокоиться.
     Конечно, умом она понимала, что задавить дом никого не мог. Но бревна могли раскатиться и зашибить кого-нибудь. И эта несчастная металлическая тарелочка – с какой скоростью она вылетела и как могла поранить, если бы попала в человека? Наталья казнилась: никогда не думаешь, что может произойти несчастье… не просчитываешь риски задуманного …ради исполнения поставленной цели идешь напролом… Да стоит ли этот старый дом таких жертв? Цена ему – копейка в базарный день, как в старину говаривали. А уж в нынешней рыночной экономике и подавно…
 
   За ужином она налила мужу и себе по стопке водки (вернее, разлила водку в лафитнички, сохранившиеся в старом буфете). «Ну, давай – за начало возрождения нашего дома!» - подняла тост. Но Андрей не торопился выпить. Взглянув на щи в тарелке – традиционную закуску тестя под водочку – он предложил: «Давай за твоего отца! Он здесь для нас – начало начал.И твоя бабушка - мама его - лежит вон под тем бугорком у церкви. Уважение к вашей фамилии, к роду вашему и на меня распространяется. В конце концов, не будь твоего отца, не было бы у меня такой замечательной жены!»
   Эти слова стали последней каплей, переполнившей чашу переживаний Натальи: она расплакалась, да так, что не могла успокоиться весь вечер. Чего больше было в этих слезах - благодарности  к мужу за все, что делает он для нее, за любовь его к ней, которой завидуют многие; печали о невосполнимом – об умерших родителях, о счастливой жизни большой родительской семьи; признательности   к людям, окружившим ее здесь таким родственным теплом, готовым придти на помощь в любых обстоятельствах? Она сама не знала. Она только яснее прежнего понимала, что без отчего дома, без трех березок и рябинки, посаженных у крылечка  мамиными руками, без песни ласточки на рассвете, свившей гнездо над самым окошком ее горницы, без этой до мелочей родной деревни она не сможет больше жить.
     ... Дом Андрей  подлатал. На месте сгнивших бревен теперь красуется кирпичная кладка. Рухнувшую русскую печь заменили настоящим камином ( чугунную вкладку к старому дымоходу приобрели в кредит). Изучив всю имеющуюся литературу по каминам, Андрей  и тут со всеми работами справился сам. Уже поздней осенью, когда дачный сезон был закрыт, в деревню   заехал сын Натальи и Андрея (мимоходом, из командировки, посмотреть). Нашел ключ от двери в укромном месте, заночевал в родительском доме. «Как тебе камин?»- спросили при встрече родители. «Здорово!» - был ответ молодого человека. А еще через несколько лет здесь уже  хозяйничали маленькие внуки...

Надежда Акимова