Первое, что вижу, - ее испуганные глаза. Странно, что я всегда оказываюсь поблизости. Знаю, чувствую, когда ей нужна помощь. Много позже я пойму, что на самом деле всегда чувствовала его. И потому он так легко определял мое присутствие. Чувствовал. Мы стремились друг к другу, сами того не подозревая. Преступник и жертва. Только роли не были определены. Все это лишь видимость. Все это нам кажется.
Утро пробивается солнечными лучами, ветер распахивает шторы. Окно открыто. За окном – будний шум, люди, машины. Карие глаза горят от страха. Она смотрит на меня, словно на божество, спасителя, она ждет моих слов. Я подхожу и протягиваю ей руку. Она поднимается с пола, но все еще дрожит. Интуитивно обнимаю ее, ласкаю спутанные локоны темных волос, утешаю. Потом помогаю ей одеться, беру под руку, и мы выходим из квартиры. Сюда мы не вернемся никогда. Душный, пыльный подъезд, залитый солнечным светом, серо-золотые лестницы. Остается еще пара пролетов – но ее тревога вдруг охватывает меня, я начинаю дрожать всем телом, я ощущаю каждой клеточкой, что он здесь. Я боюсь его. Мы застываем на месте, хотя можем, успеем убежать. Она поворачивается ко мне, на карих глазах блестят слезы ужаса. Я проклинаю его за медлительность. Я знаю его повадки. Я слышу его дыхание, ровный стук его сердца. Он выжидает. Напряжение растет. Шорох, рывок, движение – он преграждает нам путь. Ее холодная рука сжимает мою руку. Не хочу смотреть на него, и одно желание, чтобы этот кошмар скорее закончился. Минуту мы стоим в невероятном напряжении, так, что я телом ощущаю натянутость воздуха в узком пространстве лестничной клетки. Потом медленно поднимаю на него глаза: он стоит немного ниже, у конца ступеней, и тень падает на его лицо. В его руках револьвер – черный блеск металла, вращающийся барабан, изящная рукоятка. Он держит оружие прямо перед нами, но не прицеливается, просто демонстрирует. Мы еще только начинаем нашу игру. Мы еще не знаем, что в этой игре нет правил. Все только начинается. Она сильнее сжимает мою ладонь, и мы бросаемся вниз, сбивая его, молниеносно, в два прыжка, оказываемся на улице. Сложнее готовиться – действовать легко. Мы бежим по ярким, солнечным улицам, минуем машины, злобные гудки разносятся нам вслед. Сворачиваем на перекрестке, на бесконечный бульвар, бежим по узкой мощеной дорожке, разделяющей две полосы движения, вперед, прямо, ни разу не оглянувшись. Я резко тяну ее вправо, мы пролетаем среди потока автомобилей, юноша едва успевает вывернуть мотоцикл. Сквер пуст, слышны лишь рев проносящихся машин и обрывки разговоров с соседних улиц. Мы падаем от усталости на скамью, и я впервые позволяю себе оглянуться. Хотя и знаю, что его нет. И всю дорогу мы неслись прочь, но никто не гнался за нами. "Он не станет этого делать", - слышу ее прерывистый шепот. Я вновь обнимаю ее, и целую ее пульсирующий висок.
* * *
Проходит около двух месяцев, кошмар начинает исчезать. Время, что и говорить, лечит любые раны. Панацея от всех болезней. Мы с ней больше не встречались, мы являлись напоминанием ненужных вещей. Я знала о ней что-то, несущественное, неважное, но даже не могла предположить, где она. Я не думала о нем. Вела машину, руль легко повиновался моим рукам. Спокойный солнечный день. Пыль вздымается от колес, превращая горизонт в сплошную завесу желтого тумана. Что-то вторгается в мое сознание, рывком, молнией, как яркая картина заблудшей памяти. До меня доносятся голоса, я распахиваю веки, пересиливая глухую боль в сердце, стараюсь всмотреться в бесконечную серо-желтую даль. Кто-то мелькает впереди, я резко жму педаль, тормоза визжат звонким стоном. Она распахивает переднюю дверцу, прыгает на сиденье, карие глаза в мольбе смотрят на меня. Он стоит пред нами, он улыбается мне безумной улыбкой. Между нами – преграда тонкого лобового стекла. Нет страха, нет отчаяния, нет даже оцепенения. Он отвратителен. Он сумасшедший. На его лице следы пыли, в его глазах песок – я не могу различить их цвет. В его руках нет револьвера. Я осторожно нащупываю педаль. Он не успеет, ему не избежать моей атаки. Сейчас я решаю все. Я отвожу глаза и вновь смотрю на Алису. Глубокие порезы на груди, у ключиц, тонкий ручей крови сочится из раны на лбу. Она вся в пыли, ее кожа серо-золотого цвета, как все вокруг. Машина резко срывается с места. Столб пыли причудливо изгибается на ветру. Я останавливаюсь только спустя полчаса, мотор глохнет, мы в самом центре города, кругом кипит жизнь, минуют сотни прохожих, потоками струятся машины. Я чувствую ее взгляд, но сама боюсь взглянуть на нее. Ей плохо, она почти теряет сознание от усталости и пережитого ужаса. И все же шепчет: " Его там не было. Ты дала ему пятнадцать секунд".
* * *
Я встречаюсь с ней каждый день. Мы не вспоминаем те события, живем настоящим. Нам весело, мы молоды, мы верим в добро. Но что есть добро? Загадка. Мы гуляем по городу, улыбаемся первому снегу, говорим обо всем. Когда замерзаем, идем в огромное здание с сотней этажей, заходим в шикарный лифт, встречаем ее знакомого, он работает здесь, на шестнадцатом. Они говорят о своих общих друзьях, она смеется, флиртует, юноша смущен. Я отхожу в сторону, чувствуя неловкость. Знакомое видение вторгается в мои мысли, сердце сжимает страх неизбежности – я прислоняюсь к стене, стараясь отдышаться, скидываю шарф, распахиваю пальто. Алиса бледнеет. Дрожащими губами я спрашиваю юношу о подвальных помещениях. В его глазах – удивление и тревога. Он вызывается проводить нас. Алиса умоляет "не надо". Но меня не остановить. Я не узнаю сама себя, я плохо помню свои поступки. Лифт останавливается. Мы входим в полутемное помещение, мигает свет люминесцентных ламп, кругом пыль, и совершенно нет воздуха. Как в бреду, слышу голос юноши "здесь уже давно ничего нет". Глупец, решаю я. Чувства нельзя обмануть. Я иду прямо, на углу Алиса хватает мой рукав: "Прошу тебя, давай уйдем отсюда. Мне страшно, Лида. Прошу, ради меня". Она так напугана, что даже в этом полумраке я различаю блеск ее глаз. Мне жаль ее, но выхода нет. Я совершила ошибку, теперь я собираюсь все исправить. Улыбаюсь и поворачиваю за угол, потом еще и еще, пока не упираюсь в стальную, как на подводных лодках, дверь. Проводник напуган больше нас. Неизвестность страшнее неизбежности. Он все твердит, что дверь заперта, ключи потеряны, мы должны уйти, его выгонят с позором. Повторяет в одной последовательности, как заклинание, даже когда я легко отворяю дверь, и нашему взору предстает ярко освещенное помещение. Знаю, что он здесь, совсем близко, хочу сказать ей, предупредить, но… поздно. Он возникает откуда-то из глубин, как из небытия, безумная улыбка вновь играет на его губах. Длинный стол, словно прилавок, тянется вдоль двух стен. Он уставлен тысячами колб и баночек, везде стекло, все пыльно и прозрачно. Сама не замечаю, как коротко улыбаюсь. Юноша, как заводной, твердит, что ему не положено быть здесь. Алиса сжимает мой локоть. Вступление длится считанные минуты. Эта битва – нас двоих, и остальные двое лишние. Не сводя с него взгляда, я демонстративно медленно приподнимаю стоящую вблизи колбу с серо-зеленой жидкостью, слегка наклоняю, затем резко опрокидываю на стол. Колба задевает другие сосуды, они звенят, трескаются, лопаются, мутная жидкость неровной лужей растекается по столу, охватывая его пространство, переливаясь через край и пробираясь ручьями по полу. Я поднимаю глаза, я смотрю прямо на него, мне уже все равно. Я уверена, что он не станет мешать мне. И я впервые слышу его голос – он насмехается над нами, он жестоко смеется над нашими судьбами, над моим решением, язвит, ехидничает, как будто он действительно психопат. "Вам все равно не уйти, - забавляется он. – Лифт заблокирован. Других выходов нет. Стоит кому-нибудь чиркнуть спичкой, как вся комната вспыхнет адским пламенем!" Юноша вдруг хватает осколок с пола, мгновенно оказывается перед ним, и кричит: "Кто ты? Отвечай, какого черта?!" Тот смеется ему в лицо. Юноша становится безумен, он слабеет, опускается на колени, и, словно на могиле, начинает рыдать в голос, повторяя только "мне не положено". Этот мальчик мне противен, я отворачиваюсь, не в силах сдержать своего отвращения. "Вам еще не надоел этот слезливый мальчишка? – раздается громовой раскат его голоса. – Думаю, никто не будет против". И сразу же вслед его словам до меня долетают звуки выстрела. Повинуясь инстинктам, я падаю на пол, съеживаюсь в клубок, забиваюсь в угол. Грохот выстрелов оглушает меня снова и снова. Затем – тишина, еще более оглушительная. Спустя бесчисленное количество времени я, наконец, открываю глаза. Огромная лужа мутной серой жидкости по-прежнему растекается по полу, битое стекло блестит повсюду. В спертом воздухе чувствуется запах гари и пороха. Слева от меня, из-за выступа стены, вытекает тонкая красная струйка. Она медленно, извилисто прокладывает себе дорогу к мутному морю посредине. Тошнота подкатывает к горлу, но я все же заглядываю за выступ – в неестественной позе у стены распластался юноша. На его лице, на его одежде, под ним – кровь. Чтобы не потерять сознание, я отползаю обратно в свое укрытие, и что есть силы бью себя по щекам. Я должна найти ее, должна узнать, что с ней. Тонкий звон бьющегося стекла разносится по помещению. Я решаюсь, поднимаюсь с пола и выхожу из укрытия. Мы стоим друг напротив друга – преступник и жертва. Его правая рука вся в крови, на его лице и одежде серо-красные следы. Я смотрю в его глаза, но не нахожу ответов. "Хочешь убить меня, убей, но не жди момента, чтобы выстрелить мне в спину". Он не отвечает, словно не слышит моих слов. Он отвратителен, он убийца, он сумасшедший маньяк. Я отступаю к выходу, достаю из кармана пальто зажигалку, вытягиваю руку, и, словно в замедленной съемке, вижу, как мои пальцы распахивают крышку, вспыхивает огонь, я бросаю зажигалку в его сторону и вылетаю из комнаты. Я бегу вперед, не разбирая дороги, я пытаюсь найти глазами Алису, я слышу неистовый крик позади меня и рев вздымающегося пламени. Я обнаруживаю ее у лифта, она смертельно бледна, в ее глазах застыл ужас – я хватаю ее руку и мы бежим вправо, в черноту. Главное не останавливаться. Главное – спастись. Я замечаю дверь, мы выбиваем ее и буквально вылетаем на лестничную клетку, несемся вверх, к выходу, и перед нами, как из небытия, вырастают все новые двери, мы пробегаем так быстро, будто сквозь них, и само подсознание подсказывает нам путь к свободе от этого ада небоскреба.
* * *
С тех пор прошло чуть более полугода. Нас несколько раз вызывали для свидетельских показаний. Пожар потушили быстро, больше никто не пострадал. Тело так и не нашли – сказали, он должен был вспыхнуть, подобно фитилю, вещество легко воспламеняется, и неудивительно, если от него осталась лишь горстка пепла. Алиса слушала это спокойно, даже равнодушно, вышли из здания, она поцеловала мою щеку, и больше я ее не видела. Все эти полгода я не могу спать, его стон звучит в моих мыслях, я вижу искореженное болью лицо, чувствую жар охватывающего со всех сторон пламени. Один и тот же сюжет на протяжении 190 ночей. Время ценит счет. Не верьте, что смерть бывает мгновенной. Это выдумки трусливых и жалких. Жизнь – это боль и смерть ни в чем ей не уступает.
* * *
Я встречаю ее в метро. Случайно. Она смеется, словно не прошло этого времени, увлекает меня рассказом, приглашает в гости. Мы вместе выходим на ее станции, идем по старинной набережной, солнце играет в уже холодной воде. В холле знакомит меня со своим мужчиной – я пожимаю его руку, он удивлен и счастлив. Он любуется ею, каждым ее движением, взглядом, и слегка ревнует к моим объятиям. Я его понимаю – она прекрасна. Ни следа прошлых страхов и нервозов, никакой слабости или безволия, только радость, естественность, свобода. Выхожу на балкон, позволяю влюбленным уединение. Янтарное солнце озаряет огромный город холодным светом, блики на крышах, и небо еще светло, но внизу, на улицах, во дворах уже властвует тьма. Несмотря на холод, на улице нестерпимо душно и пыльно, как в июльский полдень засушливого лета. Сердце вдруг начинает стучать гулко и больно, острота пронзает виски, путая мысли, я бесцеремонно врываюсь обратно в комнату. Алиса вскакивает, подхватывает меня за руку и медленно ведет на кухню. Я жадно пью ледяную воду, но не чувствую ее вкуса. Я вижу его лицо, объятое огнем помещение, и языки пламени рвутся вон со всех щелей, разносят в прах все вокруг, и он кричит сумасшедшим криком обреченного, кричит мне вслед, а я бегу прочь, я закрываю уши ладонями, и впереди только лестницы, лестницы…
Я просыпаюсь от жуткой давящей духоты, такое чувство, что в комнате совершенно нет воздуха. Она тоже не спит – с тревогой смотрит на меня, дрожит всем телом, и слезы ужаса вновь катятся с ее карих глаз. В комнате темно и тихо, только ровно и гулко стучат настенные часы, да шелестит от слабого ветра тюль. Я хочу уйти, но она быстро встает с постели, хватает мою руку и, глядя в глаза, просит остаться. Я пытаюсь вразумить ее: "Он не мог выжить, Алиса. Он мертв. Тебе ничто не угрожает". Я слышу свои слова в пространстве, словно их произносит кто-то другой, я совершенно не верю этому голосу. Тихо скрипит дверной замок и, словно в кошмарном сне, я наблюдаю поворот ключа в скважине. Я не могу пошевелиться, я пытаюсь проснуться, но на этот раз бежать некуда. Как заколдованные, мы ждем его появления, до последнего момента не верим, что это все же он. Но дверь распахивается, мелькает темная фигура, и в следующий момент я чувствую холодную сталь на своей коже, и он шепчет: "Шелохнешься, я убью ее". Я пытаюсь оглянуться, разглядеть его – но что-то обрушивается на мой висок, я отлетаю к стене, чувствуя боль во всем теле, в глазах мечутся искры и я теряю сознание.
"Знаешь, я не собираюсь убивать его. Мне даже жаль, что в тот раз не обошлось без жертв", - голос звучит равнодушно и холодно, словно с самих небес или из глубин ада. Он стоит спиной ко мне, она сжалась у стены, превратившись в маленький дрожащий комочек, слезы безостановочно текут по ее бледной коже, и в глазах ее отчаяние сумасшедшего. Молодой человек лежит под его ногами, прямо на полу и с его лба ровным стуком капает кровь. У меня немеет все тело, я не могу пошевелиться и только наблюдаю, как переливается в тусклом лунном свете острый нож в руках убийцы. Тиканье часов пропадает, и время становится бесконечно, и все в этой комнате начинают напоминать отвратительных и пугающих восковых кукол, застывших в невообразимой инсценировке. А потом все смешивается, начинает суетиться, и время наверстывает упущенные минуты, срываясь и клокоча в каждой вещи и каждом движении воздуха: раненый мужчина вскакивает с пола и бросается на него, сбивая с ног, Алиса подбегает ко мне, обнимает, я пытаюсь подняться, но ноги отказываются слушаться, и, рыдая, она помогает мне, и мы сбегаем в раскрытую дверь, бросив их – преступника и жертву – и коридоры темны до такой степени, что мы сами не понимаем, куда идем, и со всех углов летит пыль, и все люди словно умерли и на всей планете остались лишь мы, несчастные, раненные создания, и никто не может спасти нас.
* * *
Она боится со мной встречаться и только изредка звонит по телефону, и тогда мы говорим о ее прошлом и о моем одиночестве, и подолгу молчим, пытаясь найти причины всех этих событий, и так и не находя их. Мне не понятны его мотивы – он давно мог убить нас, не мучить других. "Это изощренная пытка, - говорит она тихо, и я слышу, как она пытается сдержать слезы. – Вся наша жизнь". Раненный мужчина остался жив, но он ныне боится ее, как она боится моего присутствия. "Зачем он пощадил его? – спрашивает она и мне нечего ей ответить. – И он не догнал нас, хотя мог бы, у него было оружие. Он дал нам уйти, чтобы потом напасть". Я вспоминаю его лицо, взгляд его глаз, я пытаюсь сейчас прочесть в том взгляде ответы на ее вопросы. Но что там – пустота. Ему ничего не известно. "На его руках, и даже на пальцах – ожоги. Он внушает ужас, Лида. Он воплощает его". А на его щеке, как метка, след моего преступления. Я до сих пор вижу неровную кожу в белом свечении луны, словно и сейчас я в той комнате, так же беззащитна перед ним, и он ужасен, и шрамы эти как бы сходятся с образом зла – но это мои следы. Мои памятки. "Почему он преследует нас? – задает она вопросы, а я молчу, слушая ее приглушенный голос. – Кто ему нужен? Кто, Лида? Ты или я?". Я слышу, как она плачет, и у меня сжимается сердце от ее боли, и я готова отдать все, только чтобы оказаться рядом и утешить. "Он все равно придет, - наконец отвечаю я. – Когда-нибудь мы все снова встретимся".
* * *
Темные ночные улицы пустынны и призрачно холодны. Я выхожу на охоту. Я требую его появления. Два часа я беспрерывно иду по ледяным улицам. Я не встречаю никого, и воздух чист, и ветер овевает кожу морозом.
Три недели я брожу по ночному городу. И однажды все же обнаруживаю его. Узнаю в легком трепете золотой пыли. Я бегу прочь, влетаю в подъезд, и у своей двери вижу ее – она смотрит на меня, понимает все за секунду. Мы входим в полутемный холл. Я уже знаю, что он здесь, я слышу его присутствие. Нащупываю в кармане нож – сегодня я готова. Сегодня все будет кончено. Издалека доносится шорох, мы идем на этот звук, но потом я резко останавливаю ее за руку. Еще целую вечность мы стоим в напряженном ожидании, я сжимаю в руке рукоятку ножа, я заставляю себя успокоиться, ведь мне известны его манеры. Он заставляет нас бояться, трепетать от ужаса, ему нравится наблюдать нашу слабость и волнение, следить за нами, растягивать минуты до решающего шага, ждать, пока неизбежность окутает сознание до такой степени, что все вокруг кажется враждебным, источающим зло. "Ждала меня, Лида?" – звучит позади голос, и я, пересиливая внезапную слабость, бросаюсь к стене, молниеносно увернувшись от его нападения и оттолкнув Алису в противоположную сторону. Я рассчитала все до секунды. Он мгновенно оказывается передо мной, так близко, что я вскрикиваю от неожиданности, мертвой хваткой сжимает мои руки, словно припечатывая их к холодной стене, он смотрит мне в глаза – это наша битва, схватка ценою в смерть, в которой нет победителей. Я судорожно нащупываю пальцами выключатель, щелчок - и яркий свет озаряет нас, безжалостно указывая на всю трагичную неестественность этой сцены. Он отпускает мои руки. "Я принимаю правила игры", - произношу я и в тот же момент понимаю, что в этой игре нет правил. Не было никогда. Импровизация. Вольный сюжет. Впервые я вижу его в столь ослепительном сиянии света, впервые меж нами нет преград зелено-желтого тумана. Он сумасшедший, он пытался нас убить, я должна презирать его. Уродливый шрам искажает половину его лица – моя метка. И на его руках действительно остались неровные следы ожога. И каждый, кто взглянул бы на него при этом ярком свете, в ужасе отшатнулся бы. Но я вижу его глаза – и мне жаль его. Я имени его не знаю, я ничего не знаю о нем, и голос разума твердит мне о спасении, и Алиса смотрит на меня в мольбе, она считает его воплощением зла, но что есть зло, никому не известно. "Ты этого хотела? – кричит он мне, но я с трудом разбираю его слова, словно мы стоим вдали друг от друга. – Хотела видеть мое лицо? Лицо своей жертвы?!". Но я молчу, и только смотрю на него, боясь отвернуться и потерять его из виду. В правом кармане нащупываю нож, вынимаю его, сталь сияет в искусственном свете, я, не глядя, отбрасываю оружие куда-то в сторону, так далеко, что даже не слышу звука падения. "Зачем ты мучаешь нас? – доносится ее голос. – Что тебе нужно? Ответь, наконец, кто ты?". Он остается безмолвен, он смотрит в мои глаза. "Уходи, Алиса", - отвечаю я. Я перевожу взгляд на нее, она испугана и встревожена, но я спокойно киваю на ее молчаливые вопросы, она вдруг повинуется и быстро исчезает в темноте за входной дверью. Я знаю, мы больше не увидимся. Он молча смотрит на меня. Я подхожу ближе, и, повинуясь дремавшим во мне чувствам, протягиваю руку, касаюсь его волос, его лица, еще робко, но уже без страха. Я закрываю глаза. В конце концов, все это лишь видимость.