Водопровод и пирожные

Кузнецова Ян Ольга
На вторые сутки после дня рождения у Маши в доме не осталось ни крошки. Начало положили гости, остатки подъела сама Маша. Горы немытой посуды печально стояли у раковины; печь пренагло цвела ржавыми пятнами; на подоконнике вяли в вазах букеты цветов, и вообще в доме было слегка замусорено. Маша рвалась изгнать грязь, но! – воды в доме не было уже два дня. Маша подмела полы, раздражённо смахнула с окна паутину и яростно уставилась в телевизор. Главной ошибкой Маши было решение всё вычистить на следующий за днём рождения день. Но в следующий за днём рождения день водопроводные краны смолкли.
Каждому должно быть известно, что в подобных случаях домоуправление на истеричные звонки абонентов неизменно отвечает, что объявление о двухдневном отключении воды вывешено было. Но кто-то его сорвал. И зная ответ заранее, Маша больше не утомляла домоуправленцев нелепыми для них вопросами. Вода ушла; а пойманный с пустым чайником абонент сам лжец.
***
Но Маше хотелось кушать. Ах, кушать хотелось. Например, пирожков с творогом. Или вот: супа с фрикадельками – тарелочку, янтарную. Или уж гамбургер. Ну хоть чего-нибудь. Только не грецких орехов. Их, закупленных ко дню рождения, но поедаемых именно сегодня, Маша уже ненавидела.
Маше совестно было выходить на улицу. Внешний вид был плох. Она и не выходила. На  вторые сутки, в 12 часов ночи, – вода по-прежнему не шла, а вкус грецких орехов непременно надо было чем-нибудь заесть, – Маша предприняла отчаянный рейд по комнатам. И случилось чудо. В зале, в углу подоконника, полузадёрнутого лёгкой шторкой, под пыльной бумажной салфеткой, обнаружились четыре одинаковых, восхитительных, забытых пирожных. С заварным кремом и шоколадом. Маша съела их немедленно, не отходя от подоконника. Редкие освещённые окна соседних домов мигали Маше.
И тут раздался звонок. В дверь.
12 ночи, подумала Маша. А может, пока я кушала, и пол-первого. И Маша осторожно покралась к двери с таким расчётом, чтобы пол не скрипнул предательски.
За дверью стояла мама. Мама?

– Вот, видишь ли, – смущённо сказала мама, ставя чемодан на пол, – поезд опоздал на два часа, ну и … я не успела на последний автобус. Я переночую у тебя, ладно? Позвоню домой, чтобы не встречали. У тебя дела в порядке? – вдруг спросила мама. – Ты что, Машенька, такая бледненькая?
***
Машина мама жила в районе со своей семьёй. У Машиной мамы были муж и сын. Нет, конечно, она свою старшую не забыла. Она приезжала.
Маша – жила в бывшей папиной двухкомнатной квартире (у папы теперь дом в городе) и училась в университете на юриста.
А в день рожденья? Где мама, папа, сын мамы? Почему только друзья пришли поздравить Машу с 19-летием и почему мама только сейчас находится на пороге с чемоданом, да и то случайно, по-видимому?

С 19-летием Машу поздравили по телефону: мама, папа, сын мамы. День рождения Маши в кругу семьи перенесён на воскресенье. А сегодня суббота. Машина мама приехала из командировки, – уставшая, загруженная. Поезд опоздал, а последний пригородный автобус ушёл. Мама позвонит туда, мужу, чтобы не волновались.
 
– Мама, – осторожно заметила Маша, – у меня два дня нет воды. И питьевой – уже тоже.

Мама с досадой повертела краники в ванной комнате и сказала:
– А у меня есть бутылка персикового лимонада.
«Здорово», – подумала Маша.
– Польёшь? – спросила мама. – Я с дороги руки помою.
А потом в маминой сумке вдруг нашлась ещё и литровая бутылка минеральной воды, и это была удача! Потому что весь лимонад ушёл на мытьё рук с мылом. Маша и мама, смеясь, попили по две чашки минеральной водички и залегли. Спать. Только ночник остался мерцать на деревянном столике.
А часа в четыре ночи Маше стало плохо.
***
Были мечущиеся глаза мамы, странный туман, удары в дверь, склонившееся чужое лицо, полоска света из-под двери и отвратительный вой сирены. Длинные, длинные медленные коридоры и гулкие медленные шаги. Был резкий, тошный электрический свет в глаза. Слипшиеся на висках мокрые волосы и криво надетый рукав белого халата.

Лицо врача уходило, уходило, отдалялось в самый конец коридора, он что-то кричал, что – Маша не слышала. Взмахивала медленно белыми рукавами, и кивала головой другая врач, и была похожа на птицу из детского спектакля. Свет взвивался и исчезал, а голова была такая тяжёлая.

Четыре одинаковых, восхитительных, забытых пирожных, съеденных в голодный час, подвели Машу. Ведь с её дня рождения прошло два дня. Солнце и тёплая батарея сделали своё дело. Заварной крем протух, а вкуса Маша, изнурённая грецкими орехами и двухдневным голоданием, не почуяла.
***
Машу, конечно, откачали в больнице. «Вы вовремя спохватились», – сказал врач, одобрительно глянув на перепуганную маму Маши. И ещё что-то он говорил, Маша не слушала. Маша сидела на белом топчане и хмуро думала, что слова «домоуправление» и «водоснабжение» вызывают у неё серьёзную неприязнь. И что вообще домоуправленцы у неё ещё попляшут. Она, Маша, устроит мега-тяжбу. Она, Маша, не напрасно учится на юриста. Она, Маша… Маша щурилась от яркого солнечного света, проникавшего в окно кабинета, и сосредоточенно продумывала варианты развёртывания боевых действий: запросить моральный ущерб в сто тысяч… напустить санэпидемслужбу… скинуть председателя… и поставить друга Эдика на освободившуюся вакансию, он как раз строительный институт заканчивает. Правда, по направлению «дорожное строительство», ну да это неважно. Денег в домоуправлении, судя по счетам квартплаты, немало, а работы, судя по отсутствию минимального, просто косметического, ремонта, вовсе не ведутся. «Я вам объясню, негодяи», – думала Маша, прищурившись, – «как это невыгодно – отключать водоснабжение в квартирах будущих юристов.»
А потом Маша утомилась свирепствовать. Скоро экзамены, вспомнила Маша, летняя сессия, надо готовиться. Сессии – это ведь «бега с препятствиями», как в спорте. Каких только экзаменов не приходится сдавать, учась в университете! Так просто диплом о высшем юридическом образовании не выдадут. А теперь ещё и предстоит объясняться в деканате, втолковывать Авроре Леопольдовне, величественной и. о. декана, вечно пьющей кофе в своём просторном кабинете, что она, Маша, накануне сессии не «по кабаре порхала» – как та сразу скажет. Речи Авроры Леопольдовны слушать – тоже моральный ущерб, подумала Маша, и затевая мега-тяжбу, хорошо было бы включить в список убытков и посещение и. о. декана. А на тему «административные правонарушения» следует составить доклад для выступления на семинаре по гражданскому праву и приложить справку из отделения токсикологии скорой медицинской помощи. Смешно? Для неё нет, подумала Маша. Но будет праздник и на нашей улице.
***
Вода давно журчала в трубах, квартира умылась и приобрела праздничный блеск, мама, папа и сын мамы вопросительно заглядывали Маше в глаза и ели свежие пирожные из кондитерской, а Маша, бледная и похудевшая, осторожно и снисходительно улыбалась и пила травяной чай с сухарями. Большего ей позволено не было. Да и не очень-то ей и хотелось пирожных. Рядом на диване валялись нераспечатанные коробки с дарственными надписями по случаю дня рождения, и лежал мамин неуехавший до сих пор чемодан. Но было отнюдь не воскресенье, а уже четверг; и – папе и сыну мамы было велено взять отгулы на один день.

Только врагов из домоуправления Маше свергнуть не удалось. Не прошло и полгода, как председатель домоуправления умудрился поссориться с кем-то из городской администрации, и его немедленно скинули. За ним полетели его протеже – хамоватая секретарша с мелкими колечками крашеных волос и сладкими лживыми глазами, которая отказывалась принимать у Маши бумаги, и бесцеремонный диспетчер, считавший нормой отключать телефон, когда происходила очередная авария и ему грозил шквал звонков-вопросов.
…А Эдик предпочёл заняться всё-таки дорожным строительством.