Летом 1960 года я приехал из Инты в Москву поступать в Институт. Документы сданы и я честно готовлюсь к экзаменам. И в самый последний момент вдруг такая тоска накатила… Ну не хочу я в Москву. Хочу вернуться в Инту, к ребятам, к охоте и рыбалке, в свою квартиру, из окон которой видно, как полыхает Полярное сияние и почти виден северный полюс. И правда, наш дом был крайним в городе. Сразу за его северной стороной не было построек. Там протекает река Инта, за ней остров, а далее тундра до горизонта… Зато с западной стороны – лес. В этом смысле Инта – курорт по сравнению с той же Воркутой, где нет ни одного деревца.
И я совершил преступление по отношению к своим родителям, которые конечно же волновались за меня и хотели, чтобы я поступил в институт. Но дурной сын после экзамена по математике, (решив все задачи), забрал документы! Родителям сказал, что провалился…
Родители, конечно, огорчились, но подумали: не он первый, не он последний…
Я, конечно, сволочь! Нельзя так с родителями поступать. (Я им покаялся во всём лет двадцать спустя и меня простили.)
«Провалившись» на экзаменах я стал свободным и поехал в Крым, где около Ливадии у своей тёти проводила каникулы девочка, к которой я был неравнодушен. (Это, видимо, была ещё одна причина моего мнимого «провала» на экзамене.) Она там была со своим братом, Лёнчиком.
Конечно, меня в Крыму не ждали, но я был самонадеян. К тому же я и не рассчитывал поселиться у этой тёти. Деньги у меня были, ведь я – рабочий человек с севера! Так что я рассчитывал снять себе жильё где-нибудь рядом с предметом своего внимания.
И всё получилось, как я и хотел. Про институт и экзамены я и думать забыл. Мы втроём прекрасно проводили время на диком пляже, который был размером с пятачок, зато не многолюден. Пляж этот был труднодоступен, сзади и с одного боку ограничен крутым скалистым берегом, а с другого края перпендикулярно к морю высился трёхметровый глухой забор, переходящий в бетонный волнорез. За забором (как мне сказали) был пляж хрущёвской дачи. Собственно, наш пятачок был огрызком этого пляжа. Сама же правительственная дача находилась в Ливадии. Когда-то она была дачей Сталина, а в 1960 году – естественно принадлежала Хрущёву.
И вот в один прекрасный день разнёсся слух, что приехал Хрущёв. Ну приехал и приехал, нам-то какое дело… Однако дорогой Никита Сергеевич был любителем народных масс и хотел, чтобы массы его тоже любили. Поэтому он вышел на наш «дикий» пляж, поздороваться с отдыхающим рядом народом, пожелать хорошего, совместного с ним отдыха. Вышел он через ворота, которые были в указанном выше заборе, и которые я раньше и не замечал. Через эти ворота, оказывается, шла асфальтированная дорожка, которая начиналась где-то за хрущёвским забором и, выйдя из ворот, незаметным зигзагом огибала запретную зону с выходом, очевидно, на основное шоссе «Ливадия – Ялта».
Выход Никиты Сергеевича к народу не остался без внимания народа. Народ восторженно окружил своего лидера, приветствовал его, жал ему руку. (Лёнчик потом хвастал, что два раза пожал руку Хрущёву. Все без конца щёлкали фотоаппаратами. У меня тоже был с собой фотоаппарат, причём заряженный плёнкой. (Я в ту пору очень увлекался фотографией и не расставался с фотоаппаратом).
Я мог бы сделать пару десятков снимков встречи Хрущёва со
своим народом, но что-то не позволило мне это сделать. Мне было противно находиться средь этой ликующей толпы, ликующей по совершенно незначительному поводу. Я вовсе не собирался присоединяться к этой толпе и даже с подстилки своей не встал. Так и сидел метрах в тридцати от владыки. Правда, один раз щёлкнул фотоаппаратом... Пусть читатель не подумает, что я хочу показать себя эдаким всё понимающим молодым снобом. Просто таким уж воспитала меня семья, никогда не питавшая любви к народным вождям.
…Сейчас я сожалею, что не сфотографировал всю эту сцену ликования отдыхающего народа. Что ни говори, а всё-таки это история! Но вот эта собачья радость толпы при виде своего хозяина меня всегда тихо бесила…
Хрущёв держал не очень краткую речь, смысл которой сводился к тому, что мы и работаем, и отдыхаем вместе, и он рад, видеть строителей Коммунизма, отдыхающих рядом с ним…
Прошла неделя, другая… Хрущёв ещё один раз выходил к народу, но не на пляж, а на волнорез. Махал народу, т.е. нам, шляпой, кричал какие-то лозунги. Люди в верноподданном экстазе подплывали к волнорезу и по-собачьи снизу вверх преданно смотрели на Никиту Сергеевича, при этом по-собачьи же работали передними лапами, чтоб не утонуть. Кажется, ещё были похожие моменты, но это помнится плохо. Время от времени мы видели, как Хрущёв купается в море, причём пристёгнутый к каким-то спасательным средствам, типа пузырей. А вот его расставание с «нами» заполнилось очень хорошо. Я уже был одет и собрался уходить, когда Он неожиданно вышел, к «нам». Окружившим его людям сказал, что пришёл попрощаться, т.к. его отпуск кончился. Он, как всегда, обещал «нам» скорый Коммунизм, но вдруг вокруг него возникла какая-то суета. Некая женщина пробилась к Хрущёву и передала ему записку. Он, прочтя записку, побагровел и обратился к «нам» со словами: «Эта женщина всюду преследует меня, проходу не даёт, завалила меня письмами со своими требованиями и просьбами… Она не даёт мне ни отдыхать, ни работать! Может быть она ненормальная? Вот мы сейчас позовём наших врачей, пусть они это выяснят!»
Тут же появились люди в белых халатах и увели ту женщину за забор в описанные ранее ворота. Так же неожиданно исчез с пляжа и Хрущёв.
Больше мы с Никитой Сергеевичем не встречались.