Мирасов Гирфан
girfanmirasov@mail.ru
8-905-805-62-64
137 минут или История несостоявшегося мессии
Свобода – есть утрата
всяческих надежд
Чак Паланик "Бойцовский клуб"
Это моя история. Человека, который искал смысл своего существования в лихой, словно ураган, круговерти бытия.
Человека, который искал свободу.
Я не старался быть тем, кем бы меня хотели видеть другие – послушным рабом нравственных фикций и этического лицемерия - я был только собой, ибо каждый непослушный Норме разрушает её и создаёт новую, общую для всех, но ждущую своего разрушителя.
Я не подстраивался под жизнь – я настраивал её для себя. Я шёл, куда смотрели мои глаза – а они смотрели только вперёд. Я не оборачивался назад – на своё прошлое – я думал только о ярком будущем.
Я не жалел слабых, потому что был недостаточно слаб для этого. Я жил своей жизнью, а тех, кто стоял на моей дороге я побеждал, но я и проигрывал и, проигрывая, становился ещё сильнее, чтобы победить в следующий раз. Потому что всякий победитель недвижен, пока не найдёт себе равного, а всякий проигравший становится сильнее от поражений.
Я жил бурной суматошной жизнью. Настал день, когда я устал от неё, и захотел отдыхать, но мир не дал мне и глотка спокойствия. Он не дал мне свободу. Он везде настигал меня, где бы я ни был.
Я не хотел прятаться в Лхасе, но я был там и там я устал от однообразия. Я не остался на берегах Гуарани – я хотел быть везде. Карнавал Рио тоже был невечен. А Багамы так совершенное безделье и сон духа.
Ведь я искал свободу. Свободу в огромном несвободном мире.
Тогда я и решил изменить этот мир. Сделать мир лучше. Свободнее. Просторнее. Потому что проще изменить мир, чем себя. Я и так пытался обрести свободу. Но она ускользала от меня дальше и дальше.
Я почти отчаялся.
Но всё-таки я её нашёл.
И, когда я боролся за неё, я понял, что рядом со свободой ходит смерть. Передо мной блеснул клинок Атропос, и жизнь показалась мне пустым тщание мятежного духа. Она всегда такова. Я понял, что могу умереть. Очень скоро.
Впрочем, я уже мёртв.
Часть 1.
11 ноября 20ХХ года.
Екатеринбург. Атриум Палас отель.
Пресс-конференция главы крупнейшей телекомпании России "Новое Поколение".
Осталось 2 года и 4 месяца.
Руководитель телекомпании, кратко называемой "НП" был высоким, что было видно, даже когда он сидел, средних лет человеком, одетым в элегантный тёмно-синий костюм без галстука. Как виновник действа он занимал центральное место за столом, откинувшись на спинку стула и приставив правую руку к подбородку. Его властный бескомпромиссный с оттенками безжалостности взгляд недовольно озирал аудиторию. Губами он, слыша только сам себя, прошептал: "Россия". На часах было 20:02, это означало, что пресс-конференция должна была идти уже две минуты, но фактически ещё не началась. Претенциозно сработанный и роскошно обставленный зал гудел, скрипел и бряцал шумом, производимым наполнявшими его участниками. Наконец, большая часть расселась по своим местам. Виновник действа - человек без галстука - наклонился к микрофону и спокойным голосом произнёс:
- Считаю уместным начать пресс-конференцию. Опоздавших прошу не шуметь.
Зал затих. Не успевшие прийти вовремя старательно втихомолку протискивались на зарезервированные места.
Зажглись несколько прожекторов видео- и кинокамер. Зал приготовился слушать. Человек без галстука вновь откинулся на спинку стула, неспешно, но очень ловко подстроил под себя микрофон и, соединив на столе перед собой пальцы рук, зычным голосом, выдававшем опытного оратора, начал, постепенно повышая эмоциональный фон, свой неизменно искромётный, лакомый для газетчиков, спич:
- Передо мной давно уже чётко выкристаллизовалась проблема нашего общества – проблема низкого уровня жизни, постоянной необходимости человека выживать в этом волчьем мирке, где сосед норовит отобрать у соседа кусок его собственности. Вы все прекрасно понимаете, что нынешняя власть дискредитировала себя… да я проще скажу: демонстрировала и демонстрирует по сей день своё полное безразличие к проблемам населения. – Оратор громко выделил конец фразы и дальше продолжал в том же духе, - Сейчас даже школьник не питает иллюзии относительно нашего государства, нашего правительства. Нам всем хорошо известна степень неподкупности и социальности нашей власти. – Медиамагнат расцепил руки, активно сопровождая их взмахами свой дальнейший монолог, - Кто-нибудь из вас разве сомневается, что, к примеру, наш благородный мэр и вся его мэрская банда не берёт взятки? - Слово мэрская он произнёс как "мэрзкая", чем слегка развеселил зал, - Вам всем, господа журналисты, даже цены прекрасно известны! А милиция? Кто из вас не платил взятку милиционеру? Далеко ходить не надо – вот возьмите Воротникова, нашего разжиревшего оплота общественного порядка! Чем он вообще занимается, кто из вас скажет? Ду…
С передних рядов слабо послышался чей-то грозный голос:
- Выбирайте выражения, господин…
- Не надо меня перебивать! Это риторический вопрос! – оратор, порыскав взглядом по первому ряду, сардонически улыбаясь, обратился к высказывавшемуся: - Ах! Вы ж из ГУВД! Ну, тогда, благородный человек, ответьте-ка нам: чем ваше дра… - приостановившись на повороте, пылкий оратор несколько спокойнее продолжил: - ГУВД ваше чем занимается?
Лишённый микрофона представитель ГУВД учтиво уточнил этот вопрос одной фразой, растворившейся в широком помещении. Резко набирая обороты, глава телекомпании ответил, его громогласный голос целиком заполнял всё свободное пространство аудитории, сарказм перерос в агрессию, в глазах заблестели огоньки ярости:
- За каким!? Как вы можете следить за тем, чего нет? Или вы следите за порядком в каком-то другом месте? Может, на Марсе, например? Тогда я вас поздравляю - там-то полный порядок! А здесь где ваш порядок?!
Разобравшись с вопросами человека из ГУВД и не обращая больше никакого внимание на его реплики, оратор, вновь обращая взгляд в аудиторию, успокоившись, продолжил диатрибу:
- Я человек состоятельный, денег у меня вдоволь, но я не могу до конца жизни закрывать глаза на беды общества, в котором я живу и частью которого я являюсь! Я не желаю бежать из этого грязного, пропахнувшего уличными и бюрократическими нечистотами города! Я уже не могу смотреть на платный транспорт, ходивший ещё при Брежневе, который, кстати, и не ходит вовсе, и бесконечные давки в салонах! Я не могу смотреть на грязные реки на улицах, которые можно на карту наносить, как уральские крики! Я не могу смотреть на платные больницы, в которых работают неизвестно кто во врачебных халатах и на дорогие частные клиники, только в которых можно получить НОРМАЛЬНОЕ медобслуживание! И на платное, да при том ещё и никчёмное, образование! И на бесконечные поборы с населения под красивыми словами "налоги и сборы"! Лечим платно, учим тоже платно! Мы ведь для себя учим детей, для будущего, мы должны их кормить, а не доить! Я не могу на обнищавших людей, на которых плюнуло государство! В их глаза! В глаза людям, у которых есть талант, но которым приходится жрать консервы и китайскую лапшу, вкалывать грузчиками, только потому, что у него нет справки об образовании или нет на образование денег! Я не могу чувствовать себя нормально, когда вокруг меня люди недоедают и бьются только за то, чтобы прожить денёк-другой! Когда вокруг меня дебилы и недоумки разъезжают на "БМВ" и "Тойотах", носят дорогую одежду! Я таких часто вижу – у них папа или мама депутат или с большим мешком денег, а эти безмозглые кретины получают бюджетные места в вузах, должности со сто тысячными окладами, в то время как способный ребёнок недоедает и платит за обучение, чтобы потом работать за гроши…
Послышался восклик из зала, после чего монолог оратора перетек в полилог с аудиторией. Через несколько минут, удовлетворив любопытство зала и получив возможность продолжать речь, руководитель крупнейшей всероссийской телекомпании, ухватив нить мысли, направил поток горячих слов по её направлению, в дальнейшей игнорируя единичные возражения зала:
- И никогда этого не будет! Я заявляю это со всей категоричностью! А кто это сказал? Чей был вопрос? А, с "Союза"? Ха! Вы гляньте-ка, этот попрошайка деньги у меня просит! Я вам расскажу: пришёл как-то ко мне их Зайцев с какой-то галдящей толпой из трёх сумрачных бородачей и стал деньги выпрашивать! Дай, мол, на божье дело – у тебя ведь денег много! Ха! Ну, я ему дал! Догнал и ещё добавил! Я никогда не жертвовал деньги частным лицам, но часто давал им шанс деньги заработать, и многие этим шансом воспользовались! А в государственные учреждения я не жертвую из принципа, по двум простым причинам: во-первых, содержать государственные учреждения должно государство; во-вторых, я знаю, что если дам сто, то дойдёт, например, до больницы, пять. Что деньги кому-то нужны? Иди и зарабатывай, а не клянчи, как эти церковные крысы! Моя позиция по этому вопросу…
Бородатый старик в очках и чёрной рясе, скрывавшей под собой пурпурное одеяние, встал со своего места и брюзгливо и гневно заверещал. Говорил он быстро, каждое его слово будто бежало быстрее предыдущего, догоняя его и наслаиваясь, и превращая речь в громкое невнятное бурчание. Завершив речь, священнослужитель демонстративно пошёл вон, продолжая что-то бубнить.
Воспользовавшись паузой оратора, зал высыпал рой вопросов. Отвечая на очередной, человек без галстука сказал:
- Повторю главное. Я живу в том обществе, в котором мне пришлось родиться. Я не смогу от него убежать, раз оно мне неприятно. И не хочу этого делать. Я буду его менять. Я родился в этой стране и в ней я хочу жить. Мне совершенно противно нынешняя политика власти и путь, по которому оно нас толкает. Куда мы идем? К каким целям движется наше общество? Попробовать бы задать власти вопрос о том будущем, в которое она нас ведёт. Какой ответ она даст? Лицемерие чиновников, конечно, не позволит им сказать их действительное мнение. Сказать правду значило бы для них во всеуслышанье возвестить о невозможности избежания противоречий внутри нашего капиталистического общества, о том, что и впредь в таком обществе будут те, кто не согласен с мнением власти, те, чьими правами и потребностями неизменно пренебрегут. Сказать, что они не видят путей к единому, нормальному обществу, основанному на сотрудничестве и поддержке, стало бы для них началом заката их политической карьеры, которая, безусловно, им важнее всего. Лжецы, ныне более известные, как "политики", жили во все времена, и сейчас, несомненно, найдутся среди властолюбцев и геростратов "борцы" за свободу, равенство, братство и прочее, на что есть спрос у понукаемого населения.
Снова пауза. Вопрос из зала:
- Какова ваша политическая цель?
- Первоочередная задача - переустройство государственного аппарата и изменение социальной политики. Дальше так развиваться нельзя, мы не Франция и не США, у них другой путь, потому что у них совершенно иное общественное сознание. И именно исходя из него необходимо выстраивать экономическую, социальную и политическую системы. Мы продвинемся вперёд только тогда, когда сделаем государство активным участником рынка, когда сократим избыточный бюрократический аппарат и усилим контроль над расходами. России нужна жёсткая рука, способная ударить с плеча, так что я поступлюсь применением самых радикальных мер. Принудительный труд будет сокращаться во благо экономики общества.
Вопрос из зала:
- Не собираетесь ли вы поступиться особенностями капитализма: есть наёмный труд, и есть собственники, определяющие распределение доходов, в том числе и государство. Куда же вдруг денется основа капитализма или как она, по-вашему, измениться?
Главное лицо пресс-конференции хитро усмехнулось и загадочным голосом вымолвило:
- Что? У вас капитализм?!
- У нас с вами. – Корреспондент, задавший вопрос, развёл руками перед неожиданным вопросом
- Нет, - усмехнулся кандидат в президенты, - именно у вас! Это вы живёте при капитализме, но не я! Я, как бы это странным не показалось, живу при полном, чистейшем коммунизме! Для меня в этом мире всё бесплатно. Просто потому, что моё состояние позволяет мне всё. Мне ничего не стоит отдыхать где угодно и когда угодно. Только вам, господа, приходиться подневольно трудиться и взбираться по вершинам социальной лестницы. Это вы стремитесь к идеалам богатства, за модной одеждой. Кстати, потому, что вы рабы рекламы. А я уже на вершине. Разве кто-нибудь меня осудит за то, что я пришёл в ресторан в рваных штанах? Скорее на следующий день остальные начнут ходить также.
Пауза. Вновь вопросы. Среди них звучит такой:
- Без налогов государство невозможно. Как вы можете обойтись без них?
- А вы думаете, сегодня многие их платят? – с улыбкой ответил оратор.
Девушка, задавшая вопрос, не теряя самообладание, слегка хихикнула.
- Я думаю, в такой стране, как Россия, очень многие их действительно не платят. Другие с удовольствием бы от этого отказались. Но мы обязаны.
- А скажите мне: вы хотите до конца своих дней платить эти бесчисленные налоги и прочие поборы? Хотите платить за образование ваших детей? За их здоровье? За содержание гигантской армии, третьей по численности на Земле? За содержание не менее многочисленной армии чиновников? Вы думаете, это нормально?! Мы находимся на стадии развития достаточной для устранения этих атавизмов. Я поясню простейшим примером: какие отношения возникают у предприятий с работниками? Работники делают своё дело, за что получают зарплату, в том числе им оплачиваются жильё, отдых и прочее. Чем предприятие крупнее, тем большую плату оно выдаёт своим работником. Так? А вы где-нибудь слышали, чтобы работодатель не платил, а наоборот, отнимал у работника его собственность? – человек без галстука сделал искусную театральную паузу перед неожиданным финалом, наконец, он сказал: - Российское государство – это тоже предприятие. Огромное с невероятным потенциалом. При должном руководстве, оно должно не взимать с людей их собственность, а давать им, при чём солидными кусками. Так, можно сделать бесплатным транспорт...
Вопрос из зала:
- Сейчас это возможно?
- Без каких бы то ни было проблем и в самые кратчайшие сроки! Во-вторых…
Крупнейший медиамагнат страны, никогда не носивший галстук и всегда считавший его лишним элементом гардероба, ответил на этот и ещё многие вопросы, сидя под зоркими взглядами множества объективов, ослепляемым вспышками фотокамер и оглушаемый гомоном аудитории. Пресс-конференция продолжалась ещё полтора часа. После этого, усталый и несколько возбуждённый кандидат в президенты Российской федерации покинул помещение и вышел из здания отеля. Предупреждённый о большом скоплении людей возле входа, он вышел через парадный вход и предстал перед толпами. Народ громогласно скандировал его имя, пестря флагами, вывесками и слоганами в поддержку медиамагната.
Он, широко улыбаясь неожиданному мероприятию, встал перед людьми, повернулся к стоявшей рядом девушке с длинными русыми волосами и тихо произнёс:
- И кто сказал, что СМИ – четвёртая власть?
Через четыре месяца после этой пресс-конференции, набрав 52,96% голосов избирателей, он был избран на этот главный пост.
* * *
Это не судьба. Я не верю в неё потому, что никто никогда мне не докажет её наличие, а этого мне не докажет никто. Тоже я могу сказать и в отношении бога. Пусть в него верят, те, кому это надо, но не пытаются заставить меня поверить в это.
Я очень просто скажу: если бы бог был и хотел, чтобы я в него верил, то так бы и было, раз он всемогущ; а раз я в него не верю, стало быть, или его нет, или ему наплевать на моё мнение. В любом случае мы с ним в полнейшем согласии.
Есть ли у нас выбор? Понятия не имею. Но и здесь вывод прост: выбор есть – выбирай; нет – делай, что хочешь. Я всегда так и делал. Всегда.
Да, я, можно сказать, учил людей с телеэкрана. Своей телепередачей я решал их проблемы и давал советы. С меня многие берут пример. И пусть берут – это дело каждого. Пока человек ещё не вырос психологически и не обрёл уверенность, он непременно отыщет себе другого человека, похожего на свой идеал себя.
Есть слабые люди, вызывающие у меня сострадание. Но есть и настолько слабые и ничтожные, что вызывают уже отвращение и презрение. Те, кто ничего не делает, но ждёт манны небесной. Те, кто уродлив духом или телом и всё, что он делает – лишь жалеет себя. Они достойны презрения. В таких ситуациях гуманизм не имеет никакого смысла и становится этической ширмой слабости. Таких безвольных надо ставит перед их самым большим страхом, и дать им посмотреть в его глаза, тогда они либо погибнут, либо станут сильнее.
Естественный отбор в действии. Так было, есть и будет.
Я говорил: "Прежде чем стать кем-то, стань самим собой. Прислушивайся меня, но слушай всегда только себя".
Ницше писал: "Плохо отплачивает учителю тот, кто навсегда остаётся только учеником".
Идол должен умереть и дать дорогу человеку. Сверхчеловеку. Бойтесь Заратустры! Быть может, он обманул вас!
* * *
14 февраля 20ХХ года.
Интервью телекомпании "Новое Поколение" (опубликовано 30 мая).
Остался месяц.
На экране высокий человек. Бывший медиамагнат. Бывший президент. На нём белая футболка с фирменный значком "Адидас". Экс-президент в неформальной обстановке. Интервьюируемый спокойно восседает на диване ярко-оранжевого цвета, положив правую руку на спинку, перед ним на круглом прозрачном столе стоит микрофон. На хмуром волевом лице глубокая внутренняя усталость. После приготовлений и возгласа оператора "готово", человек, не отводя взгляда от бесконечности собственных мыслей, медленно шевелит губами. С его уст срываются слова последнего интервью.
- Я всё расскажу. Всё, как есть. Так что, слушайте. Это моя исповедь.
Увидев ситуацию во власти изнутри, я был ошарашен. Никому ничего не надо, все спокойно депутатствуют, никто никому не мешает и ни у кого нет проблем. Сначала я занялся контролем над расходованием бюджетных средств. И вот что обнаружил: поступают средства по нескольким графам, например, на медицинское обслуживание бюджетных работников, оплата коммунальных льгот пенсионеров, прочие льготы. Дальше. Затраты всевозможных комитетов, комиссий. Дальше. Совсем непримечательные пункты: канцелярские товары, столы, стулья, оргтехника, прочая мелочь. А на деле выходит следующее: часть льгот на бумаге прописывается в два раза больше чем то, что выдаётся фактически, облагаясь фиктивными сборами, а часть элементарно не выдается. Дальше. Председатель думы, главный "казначей" и вся их шайка в комитеты и комиссии записывают своих людей, которые на деле, может, о таких комитетах и не слышали никогда, а деньги потом они все делят между собой. Даже и просто новых людей – те совсем не прочь набить карман лишними деньгами, и никто из них не отказывается. Потом получается совсем смешно: какой-нибудь мудозвон Митрофанов записан в половину всех комитетов, даже его подписи где-то стоят, а на деле он спокойно сидит в своём офисе и считает барыши. А Христенко? Этот сукин сын формально сидит на 32-х постах. Разве он хоть где-то что-то делает? А Зурабов? Этому подонку где сидеть, так только на нарах. Дальше. Постоянно создаются временные комиссии, к примеру, по сбору пожертвований и поддержке ветеранов Чеченской кампании, и на это закладывают деньги в бюджет. Потом приходит ветеран за ключами от квартиры, а ему и говорят: "Ты, мол, кто такой? Иди отсюда, пока в милицию тебя не сдали, самозванец!" Может, откупятся копейками, а он и тому рад. Квартиры списывают в нежилой фонд и продают сами себе через подставных лиц или родственникам за гроши. Дальше. Всякий мелкий товарец покупают тоже через своих людей. Или совсем не покупают – достают старые модели, а новые продают оптовыми партиями. В описи инвентаря всё, конечно, сходится – известно почему. В сделках с негосударственными предприятиями используются "откаты". Системы проста: партия писчей бумаги стоит, допустим, 100 тысяч, с руководителем договариваются, и эта фирма пишет в накладной цену 150 тысяч. Эти деньги, конечно, идут из бюджета, а остаток участники аферы делят между собой. Обычно чиновник берёт до 90 процентов. За риск. И нигде ни к чему не прикопаться. Везде, где надо, люди куплены. И прокурор области, и начальник ГИБДД, и все остальные. Доходят и до элементарного воровства: попросту кладут деньги себе в карман. Буквально. Выделили деньги на детский сад, а местные чиновники раскладывают финансы по свои карманам, а в детском саду никто никогда и не узнает, что им выделялись деньги.
То же самое и на государственных предприятиях. Вот так всё просто.
Я… Я понимал, что если сунусь в их дела, моя жизнь станет очень непростой, поэтому я и не лез по первому времени, работал, насколько позволяли силы. Но долго я так не мог… - экс-президент медленно отрицательно помотал головой, - Не мог закрывать на это глаза. За два года многим перешёл дорогу. Тогда изменилось многое, и народ меня хорошо знал. Я же всегда среди них был: ходил в обычные магазины, бывал в студенческих столовых, на общественном транспорте ездить не гнушался.
Я решился. Начал копать досье на каждую высокопоставленную бюрократическую крысу. С моими связями это было нетрудно. Находил и прятал информацию в стол. Находил и прятал. Я всё продумал до мелочей. И вот я ввёл смертную казнь, в том числе за должностные преступления. Они думали, я не стану этого делать! Состряпали на меня какую-то нелепицу, полагая, что я испугаюсь угодить под расстрел! Они думали, я испугаюсь смерти…
Пока я работал, меня пугали, в назидание убили трёх друзей-соратников. Пытались испугать, но скорее пробовали последний вариант, надеясь, что я уйду, потому что меня им убить не удавалось. Но это только придало мне решимость. Я уже не жалел никого – ни себя, ни их, ни случайных жертв. Сейчас я не считаю свои решения неверными. Чтобы чего-то достичь, надо чем-то жертвовать. Даже людьми. Чтобы спасти тысячи, можно пренебречь десятками. Может, кто-то назовёт это безумием. Сейчас нисколько не сомневаюсь, что это было верным решением.
Я ввёл казнь и тут же выложил в суде всё, что имел, а они выложили свои "факты". Я чувствовал козырь в их рукаве, но не думал, что он окажется таким весомым. Но риск я, конечно, ощущал. От моего взгляда спрятали значительные средства для нового НИИ. Я этого не заметил – невозможно уследить за всем сразу. Институт, по бумаге, проводил ядерные исследования, поэтому и средства были немалыми. Как раз под расстрельную статью. Оказалось, они втихаря организовали этот ядерный институт, чтобы потом его ядрами сложить мне курган.
Если бы я этого не сделал – кем бы я себя считал после? Чтобы разом прихлопнуть разом свору паразитов можно рискнуть своей жизнью. Самый громкий процесс и смертный приговор 32-м высокопоставленным чиновникам сразу. И меня тридцать третьего. Едва ли не на следующий же день наш и.о. президента Грызлов наложил мораторий на смертную казнь.
Вот так всё было. Так они приговорили меня к смерти. Я ни о чём не жалею. Я жил как хотел. Скоро я умру. Впрочем, я уже мёртв".
Экс-президент замолчал. В кадр вошла высокая женщина с короткими золотистыми волосами и длинным изящным носом с горбинкой и присела рядом. Она обернулась в камеру и фальцетом произнесла:
- Хватит. Выключайте.
Камера выключилась.
Часть 2
Середина марта 20ХХ года.
Где-то в окрестностях Екатеринбурга.
Осталось несколько часов.
Приговорённого к смерти бывшего президента везли в белом, с синей продольной полосой броневике в колонне с эскортом взвода ФСБ. Полковник, сопровождавший смертника в машине, сидел с напряжённым каменным выражением сурового, тонких черт, лица, изредка пристально вглядываясь на лежащего экс-президента.
По дороге в расстрельную камеру бывший руководитель крупнейшего на Земле государства безмятежно лежал на сидении, его опустошённый, не отражающий ничего ни внутри, ни снаружи, взгляд смотрел в бесконечность.
Что есть свобода? Птица ли это витающая в вольных высях? Услада от мятежных игр наглого бунтаря и обманщика для всех камней? Танцы сластолюбца, пляшущего даже на одной ноге? Или борьба против всего дурного, лживого и безропотного?
Что есть свобода, покуда крылья могучего орла не желают поднимать хищную птицу над одинокой скалой? Что нужно мне, уставшему танцору, испившему все вина и вкусившему плоды всего недоступного?
Не есть ли свобода воли – свобода воли? К чему свободному его тело?
Смертник молча и вольно улыбнулся. Улыбнулся легко и с удовольствием. Лица всех до единого, сидевших в салоне пяти человек, были скованы масками напряжения.
Кто же волен из нас? Вы, ходящие по бескрайним лугам или я, измождённый скиталец, вдыхающий воздух затхлых клетей? Но страх не покидает вас, даже если пред вашими глазами рассыпается всё пространство вселенной. Даже поступь ваша по дорогам свободного выбора шатка и несмела.
Всегда ли клетка это то, что внутри клетки?
Машина остановилась у стены с густо накрученной в несколько рядов колючей проволокой. Заключённого, тщательно удерживая за руки, вывели из транспорта. Высокий и безмятежный он остановился, обдуваемый ветром. Его лицо, подставленное под воздушные струи и солнечные лучи, выразило безмятежность. Повернув голову в сторону полей, он осматривал открывшийся вид.
Но что же ощутит заснувший зверь, лицезря словно во сне, блаженство и лёгкость природы, лишённой касаний тяжёлых стальных десниц? Что же встрепенётся в нём пред уходящими к ясному горизонту холмами и пригорками безвестной страны? Ибо раскинулись пред взглядом моим дальняя просека, затянувшаяся в лес и изгиб искрящейся реки, бежавшей вслед.
Вглядываясь на частицу чистого мира, захотел я погрузиться в лоно его, растворяясь и становясь крупицей света. Вздохнула воля моя новым дыханием и встрепенулась во мне жизнь, жизнью естества и глазами, блиставших пуще звёзд. И дёрнулись ведомые волей моей мои мысли и моя грудь к раздольям полей. Но будто запнулись ноги, и остался я недвижен.
Дрогнула тут воля моя. Закричала она, словно новорождённый ором бесконечности, и возгорелось пламя. Ибо не мог я повелевать, как прежде.
Охрана, заметив, что смертник остановился, в нерешительности оглянулась в сторону начальства. Суровый полковник всматривался в заключённого и, казалось, не обращал внимания на растерявшихся охранников. Наконец, встрепенувшись от грозного взгляда полковника, обернувшегося к ним, охрана дёрнула бывшего президента. Сначала слегка, словно напоминая, что надо идти, затем всё сильнее, пока не добилась того, чтобы пленник не повиновался.
Что есть свобода? Что есть я и моя повергающая воля?
Если раньше желал я безмолвия, то ныне переродилась воля моя, и новым криком закричала она. Прежде утомление от побед было высочайшим искусством для меня, и властолюбец ещё сидел на престоле моего ума, то ныне пал он. Прежде пребывал я в мире, сотворённом из человеческой лжи, ныне же покинул я его и обрёл себя среди подлинных моих спутников – одиночеств моих желаний.
Колонна, ведущая приговорённого, шла вдоль узких, тускло освещённых коридоров. Экс-президент более никак не сопротивлялся, шёл покорно и размеренно. Лишь черты его лица изменились, привнося нечто неуловимо новое, до того отсутствовавшее. Процессия, не спеша, будто олицетворяя всю значимость и безрадостность предстоящего действа, медленно спустилась в подвальное помещение. Заскрежетал засов, скрипнула железная дверь, открылась камера. Вот оно - последнее прибежище самых отъявленных врагов общества. Два человека расположились у двери, остальные повели пленника вглубь помещения, в конце которого оказалось ещё одно. Туда вошли только смертник и полковник с заряженным пистолетом. В полумраке камеры смерти послышался щёлчок, зашуршала кожа кобуры, задевая выскальзывающую сталь пистолета. Холодное дыхание дула коснулось затылка смертника.
Пауза длиною в секунду.
Сейчас или никогда. Новая попытка к бегству. Прыжок на канате над пропастью. Падать некуда – я уже пришёл в свою могилу.
Неожиданно пленник резко развернулся и ловким движением выхватил пистолет из рук несостоявшегося убийцы.
Тик-так. Тик-так. Пошла вторая секунда моей жизни.
Используя полковника как щит, смертник медленно вышел из камеры. Присутствующие мгновенно схватились за пистолеты. Приставив к виску заложника дуло оружия, преступник крикнул:
- Бросьте оружие! Все в камеру! Быстро!
Охрана повиновалась. Беглец, захлопнул дверь, нанёс увесистый удар полковнику по затылку и отбросил того в сторону, сжимая в руках пистолет и нож, изъятые у заложника. Пройдя длинный коридор, экс-президент добрался до дверей, за которыми остались два человека из эскорта. Резким рывком открыв дверь, он что есть сил ударил стоящего справа милиционера рукоятью пистолета по голове и уже махнул, чтобы ударить второго, но тому хватило времени среагировать и защититься рукой. Свободная рука беглеца мгновенно метнулась к животу охранника, холодная острая сталь погрузилась в тело.
Выход наружу был один – через железную лестницу на цокольный этаж, через два десятка человек охраны. Вот он – коридор жизни.
Сзади послышались тихие отзвуки криков запертой охраны.
Быстро надев одежду оглушённого милиционера, беглец осторожно стал подниматься по лестнице.
Тик-так. Тик-так. Пошла вторая минута моей жизни.
Он осторожно поднялся на этаж и, заглянув за угол, увидел в конце коридора дверь, выводящую во двор, а оттуда наружу. Только вот незадача – перед дверью сновало с десяток человек охраны. Снизу послышался хрипловатый голос:
- Стой. Ты не выйдешь один. Твоё лицо узнают в любой одежде.
Показалась фигура полковника. С поднятыми руками, становясь удобной мишенью, он стал подниматься. По правой части лица бежала струйка крови.
- Я помогу тебе, - сказал он.
- Почему я должен тебе верить?
- Мне некогда объясняться перед тобой. Пойми, другого выхода у тебя нет.
Взбудоражённый экс-президент, настороженно глядя за действиями неожиданного помощника, опустил пистолет. Полковник, поднявшись, сказал:
- Сделаем так…
Тик-так. Тик-так. Я родился две минуты назад.
План был прост. Беглец разбил себе губу, после чего полковник пальнул в пустоту. Придерживая экс-президента как раненого, они вдвоём вошли в коридор, ведущий к дверям, ведущим во двор, ведущий на свободу.
Полковник закричал переполошившейся охране:
- Он пытается сбежать! Взял заложника! Внизу! – Они быстро приблизились к будке дежурного, - Чего стоишь, как пень! Вызывай медиков! Пулевое ранение не видишь?!
Взбудораженный дежурный резко закивал и нажал кнопку, открывшую дверь во двор и, сняв трубку, стал что-то быстро и взбудоражено говорить.
К моменту, как экс-президент и его неожиданный помощник вышли к воротам, туда, выезжая с заднего двора, вылетела, скрипя тормозами, карета скорой помощи. Выбежавший санитар спешно раскрыл створки дверей.
Полковник возбуждённо закричал, попутно впихивая беглеца в машину:
- Пулевое ранение! Срочно нужна госпитализация! - он заскочил на переднее место к шофёру. – Мчи!
Машина проехала за пару тяжёлых, широко распахнутых железных створ, вокруг которых уже стояли, оживлённые тревогой, люди в форме с автоматами наготове. Под звон сирен и крики охраны автомобиль выехал за пределы тюрьмы.
На пределы свободы, к жизни, которую я чуть не потерял.
Тик-так. Тик-так. Десять минут, как я жив.
В окнах проносились деревья и дома – побег состоялся. Полковник повернулся назад – он улыбался - и, не обращая на санитара и шофёра внимание, сказал:
- Ну, вот ты и свободен. А дальше как знаешь.
Через несколько километров, оказавшись на пустыре, они трое вышли.
* * *
Первым делом я позвонил жене – я бы не был свободен в одиночестве. Без неё. И она без меня. Я осознавал это с радостью, потому что мы могли снова быть вместе и горем, ибо понимал, что ставлю её в опасность. Но на свободе живыми друг без друга представить мы себя не могли. Приехав в город, я оставил автомобиль скорой помощи в переулке и, пройдя квартал, позвонил жене с таксофона. Она была вне себя от радости. Моё сердце затрепетало словно от тысяч вонзившихся игл. Я почувствовал то, что никогда не ощущал: и риск, и любовь, и опасность, и свобода, а главное ЦЕЛЬ! Как никогда зримая и чёткая.
Свобода. Бегство за границу этой обезумевшей страны. Туда, где нет лжи.
В трубку я произнёс:
- Это я! Я почти свободен, теперь ещё пара шагов. Говорить нет времени! Быстро собирайся! Езжай к Сибирскому тракту! К мосту – я буду там!
- Как ты?! – Она ещё не пришла в себя, - Я… Да. Да. Еду! – Она говорила, не сдерживая эмоций. – Уже выхожу!
Сразу после этого я позвонил Михаилу, и он приехал через несколько минут на своём серебристом "Пежо". Мы сели и, сохраняя спокойствие на дороге, отправились к назначенному месту. Не прошло и пяти минут, как за нами появился хвост – чёрный БМВ неотступно ехал за нами. ФСБ?
Мы приближались к центру города. И, только подъехав в центральной площади, нам всё стало ясно, догадка подтвердилась. Они вычислили меня. Не знаю как. Может быть, по звонкам.
Площадь тем временем уже была перекрыта.
Наступала ночь. Было около двенадцать часов, на улице темно, Солнце давно ушло за горизонт, отдавая свой свет через лунный блин. Дорога была достаточно чистой, так что заслон они сделали очень быстро. "Пежо" резко рванул, чтобы сделать разворот, но мы не успели - нам прострелили шины. Мгновенно догнавший нас БМВ подрезал справа, столкнув в кустарник.
Свобода – что это? Разве свобода – это не мера твоего самовыражения?
Я чуть не обезумел от бессилия, обо всём позабыл. Я чувствовал лишь острое желание жить на свободе. Я выбежал из машины, схватил пистолет и побежал со всех ног, будто бежал с того света. Впрочем, так оно и было. Я дёрнулся на улицу Ленина к Плотине – там заслон, к набережной – и там милицейский патруль. Я обернулся, осмотрелся. Дороги нет. Теперь мне осталась одна дорога – на тот свет.
Пистолет в моих руках. Моя гарантия на свободу. Гарантия на выбор.
Громкий несвязный ор громкоговорителя рвёт шум суеты вокруг меня. Кажется, мне предлагают сдаться или что-то в этом роде. Может, вы думаете, поймав меня, вы одержали верх? Разве победитель это тот, кто жив?
Я иду. В спокойствии. В безмолвии. В свободе. Вы так и не отняли у меня её.
И тут пошёл снег. Белый и пушистый. Кружился и падал. Кружился и падал, несмотря на творившееся в нём человеческое безумие. Слишком человеческое.
Я останавливаюсь, оглядываюсь. Безмолвный серый Ленин в сером гранитном пиджаке, как памятник серых людей серого мира, протягивает палец в мою сторону.
А вы знаете, что это? Разве это памятник? Нет. Это лишь воспоминание о прошедшем и только. Он принёс в жертву миллионы, но история не знает и миллиардов. История – это воспоминания о единицах. Людям не нужны массовые жертвы – им достаточно одной.
Я дам вам её.
Самопожертвование. Венец моей жизни. Моя смерть. Моя победа.
Людям не нужны мыслители. Им нужны деятели.
Свобода не нуждается в идеях. Свобода нуждается в символе.
Тик-так. Тик-так. Моя жизнь насчитывает 122 минуты.
* * *
Прямой эфир телекомпании "Новое Поколение" от 11 марта 20хх года.
00 часов 28 минут. Центр города Екатеринбурга.
Кадры с вертолёта: по свежевыпавшему снегу идёт, озираясь по сторонам, человек. Окровавленные обрывки одежды свисают на его левой руке, в руке пистолет. Правая рука держит левое плечо.
Сквозь шумы сирен и лопастей вертолёта слабо пробивается голос из громкоговорителя:
- Бросьте оружие! В противном случае мы откроем огонь! Повторяю, бросьте оружие!
Человек останавливается, не обращая внимания на голос, резким движением правой руки срывает с себя остатки рубахи, обнажая торс. Пистолет упёрт дулом в снег. Из ключицы медленно сползают капли крови, из-за чего левая часть тела постепенно окрашивается в красный цвет.
Человек запрокидывает голову к вертолёту, смотря в камеру, он кричит:
- Что!? Хотите, чтобы я сдался? Чёрта с два вам! Хотите меня убить? Стреляйте! Ну же! Давайте, плохие парни! – произнося слова, человек смотрит по сторонам. – Я был свободным и я умру свободным. Здесь, на этом чистом и невинном снегу! А потом меня назовут святым, за то, что вы пришили меня по телевизору! – он поднимает голову к вертолёту, тем временем зажигается где-то прожектор, высвечивая последний круг свободы загнанного беглеца. – Кем бы был Иисус, если бы о нём не написали в СМИ? И я стану таким же! Вы превратите меня в нового бога, которому потом будет поклоняться! А как вас здесь много на одного меня! Ха! Стоит стать богатым и известным, как весь городской мусор съезжается на торжественные проводы на тот свет! Вы… вы… дикари! Отребье! Ничтожное племя дураков и лентяев! Преступника поймали?! Вот это да! – Беглец выразительно гримасничает, - А кого? Меня? Мои поздравления! Молодцы! Молодец, Грызлов, говнюк! Поймал таки!- человек вновь поднимает голову к вертолёту и продолжает возбуждённо кричать, сопровождая фразы активными жестами правой руки, левая всё также держит пистолет дулом к земле: - Я нёс вам рай! Я нёс вам свободу, а вы хотите меня убить! Странно! Вам так не кажется? Я дал вам больше двухсот тысяч рабочих мест! Я сделал бесплатным транспорт! Я дал вам бесперебойное тепло и яркий свет! И мне не нужна ваша благодарность! Просто не мешайте мне жить! И я возьму вас с собой в рай! Здесь, на Земле! Ах, вы не верите?! Невозможно?! Ну да! Вы сидите в тёплых конурах, зачем вам свобода? Зачем вам свобода, маленькие копошащиеся создания?! Вы же никогда её не видели! Вам даже представить её не под силу – настолько вы мелки! А я давал её вам! Больше и больше, а вы только наглели и разевали рты! Больше и больше! – Человек перевёл дыхание и, вглядываясь в камеру на вертолёте, закричал с новой силой: - Смотри на меня, мир! Смотри, как на этой планете умрёт последний свободный человек! Я принёс тебе спасение, а ты смыл его в толчке! Идите, жалкие безвольные твари, молитесь своим сраным православным божкам! Может, они вам подают бесплатный свет? Они строят вам дома? Они очищают эту страну? Я! – Правой рукой он ткнул себя в грудь, - Это делал я, и вы ходили ко мне! Вы прибегали ко мне толпами, когда вам не платили зарплату! Когда вас обманывали, когда вымогали у вас деньги, и я всегда вам помогал! Но потом вы прятались в своих бетонных норах и плевали на всё, когда у вас появлялась горстка денег! Где же был ваш всемогущий бог? Ваш бог давно умер! Теперь я ваш бог! Живой и поющий! Но зачем вам бог, который всё делает за вас? Разве смогли бы вы оценить его добро? Вам же нужен старый жалкий никчёмный бездельник – то, чем вы стремитесь стать! Мои поздравления! Вы на правильном пути! Вы ждали мессию, спускающегося с небес на облаках под трубы ангелов?!?! – человек истерично засмеялся, - О, святая простота!!! И кто в таком случае из нас дурак и безумец? Ждите! Ждите! Заройтесь в ямы и ждите! Я!!! Я стал вашим мессией, но вы недостойны меня. Я умру, а вы, стадо, станете мне поклоняться! Станете меня восхвалять! Будете петь обо мне песни, слагать стихи, писать книги и снимать кино про меня! Вы сделаете меня своим мёртвым богом! Ваши дети и дети ваших детей будут жить, восхищаясь мной! Будут стремиться вперёд и умирать с мыслями обо мне! А я буду мёртв! А ваши дети плюнут на вас, увидев, насколько вы мелки! Они станут ходить на мою могилу чаще, чем на вашу! О! Как вы любите, когда ваш бог мёртв!
Круг милиционеров сужался вокруг беглеца. Голос из громкоговорителя истошно завопил:
- Последнее предупреждение! Бросьте пистолет или мы откроем огонь на поражение!
Часто дыша, выпуская вьющиеся клубы пары изо рта, быстро растворяющиеся в морозном воздухе, человек устало продолжал:
- Зачем вы мне? Я сдохну красиво - на телеэкране! А вы… считайте прибыль с прямого эфира!
Человек резко движением поднял пистолет перед собой. Прозвучал выстрел. На снег возле человека брызнула кровь, а сам он упал, окрашивая снег в красные цвета.
Камера оператора выхватывает грузного усача в камуфляжной форме с погонами подполковника. Подполковник едва слышно бурчит в рацию:
- Без приказа не стрелять. – И оборачивается на оператора. Смотря в камеру грозно кричит: - Какого *** он здесь? Уберите б…
Камера подпрыгивает и гаснет.
Снова работает камера с вертолёта.
Сквозь надвигающийся кордон прорывается белый джип. Брызжа снегом и грязью, джип резко останавливается, недоехав несколько метров до истекающего кровью тела. Из автомобиля выбегает высокая девушка с короткими золотистыми волосами. В её руке пистолет. Поскальзываясь и едва сохраняя равновесие, она подбегает к уткнувшемуся лицом в снег человеку. Её лицо в слезах. В её глазах – отчаянье.
Подстреленный начинает шевелиться, пытаясь подняться. Девушка помогает ему встать.
Человек тяжело приподнимается, опираясь правой рукой на плечо девушки, нанося на её оранжевый пуховик красные мазки. Пистолет ещё в левой руке. Медленно приближающиеся милиционеры останавливаются. Раненый с большим трудом встаёт, на его лице гримаса боли и злости. В его глазах искры беспредельного упорства.
Его окровавленные губы шепчут: хотите заставить меня жить? *** вам с два.
Он что-то шепчет девушке на ухо, обнимая и опираясь на неё. Он стоит только благодаря ей.
Его губы судорожно произносят: я уже мёртв, а ты можешь жить. Живи.
Её голос дрожит, а губы шепчут в ответ: не хочу… Без тебя не хочу. Я с тобой. До конца. Голос твердеет и она говорит: Я готова. Мы вместе.
Обессиленный, он крепче сжимает пистолет, делая последние глотки зимнего воздуха.
Его последние слова вылетают наружу, скользя и прыгая по снежинкам. Последние выдохи клубятся и разрываются в холодном мраке.
Он говорит: я беру тебя с собой. К отлёту души приготовиться.
Его последние сказанные слова.
Её последние услышанные слова.
Два человека, он и она, поворачиваются друг к другу, прислоняясь спинами. Их пистолеты наготове. Они поднимают оружие перед собой.
Громкоговоритель надрывается.
Он нажимает курок. Выстрел.
Она нажимает курок. Выстрел.
* * *
Резкая боль. Боль. Боль. Боль. Боль. Боль. Боль. Боль. Боль. Боль.
И тишина.
Мой взгляд мутнеет, заливаясь густеющей краснотой, и всё стихает. Теперь я всецело ощущаю, что такое настоящая свобода. Теперь я чувствую её безграничность, её безмолвие и простоту.
Вот она.
Не имея сил удержать своё тело, я падаю. Перед глазами, сквозь кровавое марево я вижу, как белые снежинки вертятся в воздухе.
Это не любовь – это свобода двух людей.
Мне не о чем жалеть. Даже сейчас, когда до моей смерти осталось меньше секунды.
Моя свобода была недолгой, но этого времени вполне хватило, чтобы почувствовать её во всём калейдоскопе ощущений – целых 137 минут.
Вот и конец суете.