НАЗАД НА НЕБО
ЧАСТЬ II
1.
- Ира, не надо иронизировать.
- Хорошо. Говорю совершенно серьезно. Что было бы, если бы не я, а ты – ты! – позвонил мне после того, как я обещала приехать и не приехала, и услышал бы в ответ «Виталик. Я хотела тебе сказать… Я хочу тебе сказать. Я нашла мужчину»?!
- Я бы умер.
- Вот и считай, что я умерла.
- Да ведь живешь же, и даже неплохо выглядишь!
- Это видимость.
Натуральное семейное разбирательство. Бедные все, стояли и дожидались нас у входа в метро, и эта Линда со всеми.
- Посмотри, разве она не красивая? – сказал Виталик, когда мы подошли ближе.
- Куколка, - ответила я с душой, - Но недоделанная.
И рассмеялась, и пошла за всеми в метро. Виталик остался с Линдой. Виталик остался с Линдой! Вот и говори после этого – мужчины любят глазами.
Я уже вышла на «Карловом намести», перешла на «Палацкого намести» и села в ночной трамвай, и даже проехала четыре остановки, как меня настиг звонок.
- Ты где? – спросил Виталик.
- Я? Я на «Черном коне», - ответила я, оглядевшись вокруг.
- Тогда я тебя буду ждать на твоей остановке.
Мужчины любят глазами!! Разве он не сравнил нас сегодня?! Разве не увидел разницы?! Виталик! Будет меня ждать! На моей остановке!!
Вот умник.
2
Я вышла из трамвая, в тот миг, когда он подкатил на Деде. Дед сидел и смотрел на меня из освещенного салона такси, как сова. Я помню, как однажды, всего однажды за прошедшее с первого сентября время, выла перед ним, бедненьким, что Виталик меня бросил. Дед меня жалел. Он даже что-то такое пробубнил про то, что тоже пережил нечто подобное. Ах, не только мужчины бросают женщин, но и женщины бросают мужчин. Я уже забыла, как это бывает. Просто я слишком стара, чтоб кого-нибудь бросить.
Виталик был тотально нетрезв.
- Я тебя домой не позову, - сказала я.
- Тогда поехали ко мне в подвал.
- Сейчас, - сказала я, - только шнурки поглажу.
- Тогда пойдем в бар, может быть, по старой памяти нас впустят, - сказал Виталик.
Нас впустили. И мы до трех часов ночи сидели там и изливали друг другу душу. Виталик был передо мною невероятно беззащитен. А я перед ним, как любимое блюдо. Он ел меня и не мог наесться.
- Ладно, - сказала я, когда и бар начал закрываться, - так и быть, можешь выспаться на своей кровати, но не более того.
- Ага, - сказал Виталик, - Ты очень добра.
И я еще успела сказать: « Боже мой, я же думала, что ты будешь в ногах у меня валяться, прощения просить, а я тебе этого прощения не дам!», как он начал жарко целовать меня прямо в лифте.
3
Утром первыми его словами были:
- Так, и что нам теперь делать?!
- Делай, что хочешь, - засмеялась я, - мне пора на работу.
- Какая-то ты подозрительно довольная.
- Еще бы, - ответила я, - еще бы!
Я – сорокачетырехлетняя тетка – победила тридцатилетнюю мокрощелку! Я заставила тридцатилетнего мужчину бросить ее посреди дороги и примчаться ко мне! Но на что она рассчитывала, когда отнимала его у меня?! На что вообще рассчитывают женщины, отнимающие мужчин у других женщин?! Возмездие не заставляет себя ждать. На чужом несчастье счастья не построишь. Последняя сентенция говорит о том, что я моментально поглупела. Женщине не нужен ум, женщине нужно счастье.
На работу мы ехали вместе, и почти всю дорогу молчали.
- Не стоило этой «девушке» влезать в наши непростые отношения, - вдруг вырвалось у меня.
- Я ее сам вмешал, - убежденно сказал Виталик, - Это я во всем виноват. Но я действительно хочу повзрослеть, я хочу научиться отвечать за кого-то.
- Почему бы тебе ни научиться отвечать за меня?
- Потому что ты на все знаешь ответы.
Мы опять надолго замолчали.
И только прощаясь, легонько коснувшись его губ, я услышала:
- Мы, наверное, теперь еще долго не увидимся.
- Как хочешь, - легко ответила я. Моя душа пела.
Моя душа пела весь день. Я была уверена, что вечером он мне перезвонит.
Но Виталик не перезвонил.
4
Пришлось мне пилить в Теплицы одной.
Мы решили с Люсей погулять.
Для начала сходили в бассейн, в «Бетховен», Люся – она фанатка здорового образа жизни. Она меня запилила, что я много пью.
- Да еще эти дурацкие фернеты и бехеревки! – кривилась она, - От них выхлоп такой мерзкий, что никакие дорогие духи не спасут! Если уж пить – то только коньяк. Или хорошую водку. И потом, Ира. Даже если ты научишься зарабатывать деньги – здоровья ты не купишь. И если не займешься собой – никакой мужчина тобой не займется.
- Ты же недавно говорила, что мужчины – ничто, деньги – все.
- Да мало ли что я говорила! Абсолютно ничего нет абсолютного, кроме нас самих.
После «Бетховена» мы закупили изысканных закусок, и бутылочку «Абсолюта».
Поужинали у Люси маминым пловчиком, а пить пошли ко мне. С пятого на седьмой этаж – велика ли дорога, какое счастье – иметь подружку в соседках.
С Люсей надираться – одно удовольствие!
Ах, нет, это с Виталиком – надираться. А с Люсей – назюзюкиваться. Или это с Маришкой – назюзюкиваться?! Ладно, с Люсей одно удовольствие – доходить до положения риз.
- Напрасно ты Виталику отказала, когда он к тебе приехал, - сказала Люся, когда до положения риз оставался последний глоток, - Пусть бы он к тебе как к любовнице бегал, а эта Линда в это время ему бы рубашки стирала.
- Я думаю, она не разгонится, у нее маникюр.
- Ну, тогда рубашки стирай ты, а она его пусть стрижет, под бобрик, ха-ха - ха!
- Люся, не смейся над моими идеалами. Для меня идеал – мужчина, который не только принадлежит мне безраздельно, но и умрет со мной в один день.
- Ну, тогда тебе нужно купить мерседес и врезаться во встречный джип, только предварительно посмотреть – кто там за рулем, хорошенький ли, ха-ха, Ира, я над тобой не смеюсь. Ты – другая сторона моей медали. Ты мне как родная сестра, которой у меня никогда не было.
- И ты для меня сестра, которой у меня никогда не было.
Что-то полюбовное нашептывая друг дружке, мы расстались лишь во втором часу ночи.
5
Вот за что я плачу шесть тысяч в месяц, если бываю в Теплицах раз в месяц, и то, только затем, чтоб заплатить эти шесть тысяч?!
Да вот хотя бы за это:
Я проснулась в девять часов утра, сделала себе кофе, напустила полную ванну горячей воды, легла в лже-мраморное великолепие, и принялась рассматривать прожилки на керамической плитке, под воздействием пара будто оживающие, будто говорящие что-то. Вон мелькнуло чье-то до боли знакомое лицо. Вот кто-то очень тихий протянул мне руку.
Я взяла эту руку, вышла из ванной и целый день, не разгибаясь, писала текст. Мне показалось, что уже забрезжил конец, что я поймала последнюю фразу.
Вот как бы я написала все это, находясь на Моджанах?!
С каждым разом возвращение туда становится для меня все тяжелее.
Одно спасение – закрыться в своей маленькой норке и включить компьютер. Что у нас тут с «Солнцем осени»?! Не Лермонтовским, настоящим, а моим, лже-Лермонтовским?!
Я вспомнила, как Люся напутствовала меня при прощании:
- На Хеллоуин идем красиво, трезво, отдохнуть. То, что Виталик будет играть там, ни в коем случае не должно помешать нашему хорошему настроению. Выглядеть образцом. С Маришкой не надираться. В конце концов, кто такие музыканты, как не высшее сословие лакеев?!
Да-ас, женщины – страшные существа. Особенно, если их разозлить.
«Солнце» стало нравиться мне, и до самого Хеллоуина я чистила ему перышки. Методично, главу за главой, заменяла слова, беспощадно выкидывала нравоучения, (Светка подтянула мне Бальзака, как раз вовремя) исправила пару оборотов, и пару оборотов вставила. Мне показалось, что так будет смешней. Для Маришки.
Если Маришка будет смеяться – мне больше ничего не надо. А Виталик! Виталик потому и сбежал от меня, что обнаружил, что я писатель. Он же не писателя трахнул четыре с половиной года назад, а пьяную сорокалетнюю бабу. Вдруг неожиданно, спустя два года, она ка-ак лягушачью шкурку-то сбросила…
И сейчас даже больше пишет, чем пьет.
6
Все это ерунда. Все это – для отвода собственных глаз от вопиющей истины. А истина такова, что я не могу без Виталика дышать. Я совершенно не понимаю мужчин. Как можно было со мной провести такую ночь, полную откровений, любований, неги, страсти, и уехать к другой, и снова исчезнуть, и даже не позвонить! Я же была абсолютно счастлива, я была абсолютно уверена после этой ночи, что он не может без меня жить!! Что мне теперь делать, что делать, как не писать этот никому ненужный роман?!
Я действительно сделала это.
Я написала «Солнце осени» за два месяца.
Ровно два месяца назад от меня ушел Виталик. Есть такие кретины, которые во всем руководствуются Фрейдом. Мол, Фрейд сказал, что деловая женщина – это просто женщина неудовлетворенная. Какие суки! Сами не могут доказать ничего из того, что сейчас доказывает женщина, и позволяют себе хихикать, что, мол, это потому, что ее некому трахать. Попробовали бы самые остроумные из них подступиться к Люсе.
7
Второго ноября с утра мне было так плохо, что пока мы не выпили с Фирой по два панака, я все хотела в гробу переворачиваться.
Накануне продала оригинал Эдигаряна, и в принципе, у меня была тысяча крон на Теплицы, и еще полторы тысячи авторских денег. Я целый день читала Бальзака. Писал же человек!
Но к обеду пришла княжна без князя (мои издатели – Олег и Ольга) и выложила мне пачку «Узбеков».
- Здесь двадцать экземпляров, как Вы просили. Целую ночь с Олегом делали переплеты.
- Молодцы какие! Огромное спасибо.
Поговорили о детях. Потом я вспомнила:
- Ну что, «Солнце» отдать?
- Конечно, отдать.
- Тогда договоримся так. Вы читаете, и говорите «да», значит, да. Если Вы говорите «нет», я этот текст сожгу.
- А спички у Вас есть? – засмеялась Ольга.
- Найдутся, - вспыхнула я.
И тут вдруг продала Маришкин «Канкан». Последняя (или предпоследняя?!) наша тетка, высоко выбрасывающая ножки в золотых подвязках. Умора. Человечество не понимает, что художника нужно покупать, пока он жив. Потом его творчество будет не по карману человечеству. Только отдельным представителям.
Еще продала Черныша.
Заработанная тысяча пойдет на пятничный «накуп», если я вдруг загуляю на Люсином вернисаже, посвященном творчеству художницы Вебер, однако же, второго ноября утром я переворачивалась в гробу, пока мы не выпили с Фирой по два панака, а все потому, что накануне я сходила на Хеллоуин и сбежала оттуда. Позорно сбежала.
8
Рассказывала ли я, как Виталик играет?
Упоминала ли я, что он играет на трубе?
Что-то припоминается из неотесанной «Галерейки», как я раньше не воспринимала выражение «труба зовет» буквально. И еще « Все инструменты пошли за его трубой, как телок за подолом»… Ах, у меня был целый пассаж о том, как играл Виталик на Хеллоуине в 2001 году!
Но как играл он нынче, я затрудняюсь передать. Достаточно отметить, что когда он играл, я дергала Павлова за рукав и верещала «Это Виталик играет! Это Виталик играет!!»
- Да слышу я, - пытался умерить мой пыл Павлов,- Ты не в себе, Ира.
Конечно. Павлов закончил консерваторию по классу аккордеона, а я лишь музыкальную школу по классу баяна. Виталик на нас начхал, как на «народников». Всегда эту «почвенность» шил нам, куда не попадя. А того не понимает, что почвенник он сам, мы же с Павловым – космополиты.
У нас было два столика – за первым, который прямо-таки нависал перед сценой, сидели мы с Люсей и художник Серебряный, и олицетворяли собой Люсин замысел. За вторым, у самой стены, сидели Линда и Сашка-негр, а потом туда подсел Павлов. Надоело ему слушать мои вопли по правую руку, а может, мало места ему показалось за нашим столиком, Серебряный-то большой, на двух стульях сидит, - он и подсел к Линде. А может, она ему показалась моложе.
В общем, Виталик отыграл и подсел за второй столик, где сидел Павлов. Где сидел Сашка-негр. Где сидела Линда. Урод! Урод!! Мужчины, наверное, вообще не умеют чувствовать. Они умеют только считать. Да и то, некоторые только до трех.
«Предатели» - мысленно прокричала я Павлову и Сашке, встала и ушла. Ушла! Я сбежала.
9
Я решила больше никогда не звонить Виталику, а если он позвонит, сказать ему «не звони мне больше никогда». Я поехала на вернисаж к Люсе.
Я могу сказать, что там собрался весь русский бомонд Теплиц. И все равно все выглядело так, как на кружке вязания в одном из окраинных Дворцов культуры города Екатеринбурга. Какая-то массажистка, подведя меня к одному из сюрреалистических холстов Серебряного, сказала, что полезнее всего на свете – восстановить свою «ауру». И у нее есть целый курс по восстановлению, недорого. Другая женщина, жена местного бизнесмена, ратовала за то, чтобы создать настоящий клуб по интересам, со вступительными взносами, с еженедельными чаепитиями. Третья сетовала на то, что не чувствует почву под ногами, что даже не знает, куда завтра «повернет» чешское правительство. Как будто чешское правительство знает!
Один персонаж меня порадовал – он купил два оригинала от автора Вебер. Я помогала упаковать работы.
Как-то все это глупо выходит.
Столько стараний – а результат все равно один.
До положения риз.
10
Виталик позвонил мне накануне 7-го ноября, на мой телефон, который в эту минуту был у Наташи, которая в эту минуту была с Владиком в поликлинике, который в этот день заболел.
Когда Франта передал мне слова Наташи с моего телефона, с просьбой Виталика позвонить мне с Франтиного телефона, я сказала Франте:
- Да пошел он лесом!
Я, помнится, начала озвучивать эту фразу с самого Хеллоуина, сразу же, как оттуда сбежала. И ведь озвучила-таки. Лучше поздно, чем никогда. Всего-то прошла неделя.
Конечно, Франта не стал повторять мои едкости, он просто сказал Наташе, что мама не хочет говорить с Виталиком. Наташа передала это Виталику.
Уже через полчаса он стоял перед нашей дверью, а еще через секунду мы целовались прямо на пороге. А потом я его оттолкнула.
Я целую ночь плела ему о белых бантиках, белых носочках, цветах, новых портфелях, о первом сентября, на который торжественно идут дети всего мира…
- Ты бахнутая, - целовал меня Виталик, - При чем тут бантики?! Ну, при чем тут портфели?!
- Да как это при чем, - рыдала я, - Это я, я, надела белые носочки, это я купила новый портфель, развешала шарики по кухне, а в духовку поставила твое любимое блюдо! Если бы я знала, что у нас война – я бы рыла окопы! Если бы я знала, что у нас война – черта с два ты бы меня нашел!!!
- Ну, какая у нас война, Ира, - отбивался Виталик, - Все мужчины в моем возрасте стремятся познать как можно больше женщин. Когда тебе было тридцать – вспомни, что ты вытворяла!
- Я отвытворяла свое в двадцать шесть, - вдруг вспомнила я.
11
Бедный Виталик!
Я сказала, что за четыре с половиной года не вычитаю ему ни дня, что бы между нами ни происходило. Я сказала, что не прощу ему эти два месяца и семь дней за то, что он заставил меня пережить.
А что, уж, собственно, такого заставил?!
Один сегодняшний паскудный день заставил больше. Один сегодняшний день заставил понять, что наступила зима, а я к ней не готова. Права Люся – научись зарабатывать деньги.
Полдня шел дождь, полдня свирепствовал ветер, мы сначала промокли, а потом нас продуло, папки пришлось почти все время держать закрытыми, результат – минус четыреста крон. Да еще, за свои же деньги, ноги в коленях болят так, что не сгибаются. Как там отстоял Виталик, уму непостижимо, ведь у него и крыши над головой нет. Какой-то зонтик от солнца. Да еще я его всю ночь мучила, вот зачем я его всю ночь мучила?!
Не дала ему насладиться собой, ни сама не насладилась им. Действительно, при чем тут бантики, когда он мог бы подхватить воспаление легких?! Или я. И в два дня сгореть.
13
Два дня я лежала дома пластом, у меня держалась очень высокая температура, Наталья исправно подавала мне горячее молоко с куском сливочного масла, потом оказалось, что при температуре горячее молоко категорически пить нельзя. Лучше бы я пила водку.
Я глотала таблетки каждые два часа, и на третий день все-таки выползла на работу. Что толку – я лежала пластом на станке. Буквально в бреду удалось заработать каких-то несчастных пятьсот крон. Вот как научиться зарабатывать, когда я и лечиться-то не умею.
- Я тебе завтра принесу горчичник, - сказала Маришка по телефону, позвонив мне, - А на ночь надень шерстяные носки и горло обвяжи шерстяным шарфом.
- И, сверх того, лягу в горячую ванну.
На следующий день я снова пошла в дождь и холод, но уже не церемонилась – подвязалась пуховым платком, который подарила мне Светина мама и переобулась в Маришкины валенки. И надела собачью шубу, которую подарила мне Люся. Анекдот! Какая мне любовь, полюбуйтесь, приходите в середине ноября к нам на Гавелак, уверяю, картинку у меня купите из одного только человеческого сострадания.
14
Как уже каждому моему читателю известно, Виталиков день рождения приходится на девятнадцатое ноября. Я только-только оклемалась от простуды, еще слабенькая, проснулась в три часа ночи и до пяти утра думала – поздравить ли мне его по телефону, позвонив ему, или просто отправить эсэмэс-ку, чтоб не вынуждать его отвечать мне. Так ничего и не придумала.
И не придумала ничего до половины двенадцатого дня, пока на станек ко мне не пришел Сашка-негр. Он сказал, что хотя бы по телефону, но я обязана поздравить Виталика. Я сказала, что не хочу вынуждать его приглашать меня на свой день рождения, может быть, он решил его отпраздновать с Линдой.
- Да ты же была вместе с Линдой на моем дне рождения! – сказал Саша.
- И насмотрелась. Хватит.
- Тогда пошли ему эсэмэс-ку.
- Я не умею слать эсэмэс-ки!
- Как тебе не стыдно, Ира! Давай я тебя научу.
- Давай.
Я отправила эсэмэс-ку следующего содержания «Поздравляю с днем рождения, исполнения всех желаний», я трудилась над ней минут сорок. Виталик перезвонил через секунду.
- Я думал, снег упадет, ты отправила эсэмэс-ку! Спасибо большое, но я уже пьяненький. Я весь свой день рождения переношу на завтра, а сейчас еду домой спать.
- Сладких снов, - ответила я. Какой он трогательный, этот Виталик, какой родной, просто беда.
15
Перезвонил через два часа, уже лыка не вязал. Из трамвая по пути к дому.
- Если я могу так выразиться, Ира, ты мне самый близкий человек в Праге!
- Можешь, - сказала я, - Ты все можешь, Виталик.
- Ты пойми, я хочу жить один!
- Живи, кто тебе мешает.
- Ты мешаешь.
- Чушь. Не говори, Виталик, ничего больше, а то сейчас спьяну наговоришь, я обижусь и тоже напьюсь, и опять устрою тебе истерику.
Спи лучше.
- Я тебе ничего не обещаю, но…
- Вот и не обещай. А то пообещаешь, потом обещания не выполнишь, я обижусь, снова напьюсь и так далее, по кругу.
- Ладно, до свидания, - обиделся он.
Но один его звонок так вдохновил меня, что я весь день писала на станке Одиссею, часть 2. По крайней мере, половина текста, и даже большая половина, у меня теперь есть. Несчастная, только один человек на свете может тебя вдохновить, а ты обижаешься, что он нашел девушку!
Виталик перезвонил мне около двух часов следующего дня и сказал, что сегодня вечером он празднует день рождения с семейством Павловых и семейством Сашки-негра, а завтра, если я не против, хочет отметить этот день со мной. Только вдвоем.
Я сначала рассердилась. Я подумала, что ему неудобно показаться со мной уже и перед этими, самыми близкими ему, людьми, а потом поняла, что Виталик, как всегда, прав. Смотрелась бы я там как обезьяна в клетке, что у нас в Теплицах в парке. Все бы на меня пальцами показывали и смеялись.
- Почему только ты? – сказала Никольская, - Виталик бы тоже сидел, как обезьяна в клетке. И еще неизвестно, кто из вас двоих был бы смешней.
Да, нам нужно было серьезно поговорить, и поговорить наедине.
Поэтому мы вечером праздновали день рождения Виталика в параллельном мире. Я пригласила Маришку с Борисом и Никольскую в «Лиру», я угощала их серебряной Текиллой. Как оказалось, у Бориса потихоньку налаживаются профессиональные дела. Он купил какую-то офигительную гитару, вторую в Чехии, «Годин» называется. Вот если б я научилась зарабатывать деньги – я бы подарила Виталику настоящую трубу, а не тот пионерский горн, на котором он сейчас играет.
16
Домой я добралась на Деде. Бедный Дед, как он нас выносит вот уже четыре года, ума не приложу. Никогда сам не скажет ни слова. Только ответит, когда спросишь. Вот кто знает ответы на любые вопросы. Почему бы у него мне не спросить, как вернуть любимого мужчину?!
Буду трезвая – спрошу.
Совершенно трезвая, следующим вечером я стояла у входа в «Теско», где мы договорились встретиться, и держала в руках флакон мужской туалетной воды «Кристиан Диор», я потратила на нее все деньги, которые заработала. Я ждала его, и все равно вздрогнула, когда он внезапно появился за спиной. Он неловко поцеловал меня в щеку. Я неловко сунула ему коробку.
- Хороший запах. Строгий. Холодный. Специально для скорпиона.
- Спасибо. Я приглашаю тебя к «Семинаристам».
И поддерживая под локоток, чинно повел вперед. Что за прелесть, когда мы трезвые! Почему бы нам всю оставшуюся жизнь не провести во взаимных галантностях?! Будем встречаться два раза в год – на его и на мой день рождения – осенью и весной, будет, что порассказать друг другу.
Почему русские женщины такие неумолимые?! Почему – или все или ничего?!
- Что будем пить? – спросил Виталик, когда мы сели за столик в дальнем углу.
- Вчера пили за твое здоровье серебряную Текиллу.
- Вот это да! Мы тоже. Давай продолжим?
- Давай.
- А что на ужин? Ты голодна?
- Да, - сказала я, - уже два месяца и девятнадцать дней я ничего не ем. Только пью.
- У меня тоже что-то с аппетитом неважно.
- Линда не кормит?
- Мы с ней расстались.
17
Я смотрела на него и молчала.
- Почему ты молчишь, Ира? Тебе не интересно, когда, как, почему?
Я молчала.
У меня не было сил справиться с оглушительным ударом счастья. Мне пришлось Текиллу выпить залпом. Я даже не успела сказать «За твое здоровье».
- Почему ты молчишь, Ира? – повторил Виталик и легко взял мою руку в свои ладони. Это единственное прикосновение исторгло из меня поток слез. Мне пришлось выйти в туалет. Я даже не успела сказать «Извини меня».
Вторую рюмку я тоже проглотила. Закурила и сказала:
- Когда? Как?
- На следующий же день, как я был у тебя. Верней, я в подвале проснулся в три часа ночи и стал думать. И, надо сказать, это был не единственный раз, когда я проснулся и начал думать в три часа ночи. Я иногда даже просыпался так рядом с Линдой. Меня уже начала пугать эта бессонница. Ну вот, в этот раз все додумал до конца. И утром отправил ей эсэмэс-ку.
- Эсэмэс-ку? – прошептала я, - эсэмэс-ку?!
- Она у меня до сих пор в телефоне, могу процитировать.
И ведь процитировал. «Линда, извини, пожалуйста, но я решил прекратить с тобой отношения. Не звони мне, пожалуйста, будь счастлива».
- Ты с ума сошел! – сказала я, - Какой ты дурак, Виталик! Разве ты не понимаешь, что с женщинами так поступать нельзя? Это же низость, трусость, расставаться с женщиной с помощью телефонной телеграммы, на которую она даже ответить ничего не может!
- Почему не может? Линда прислала мне в ответ две или даже три эсэмэс-ки.
- И что?
- И ничего. Я их не читал. Вымазывал, не глядя.
- Ах, ты не представляешь, как опасно играть с чувствами женщины.
- Брось, Ира, у ней никаких чувств ко мне не было. Она просто пользовалась мной, пока это шло. Она просто давала мне свое тело за бесплатный ужин.
- Фуй, - сказала я, - как тебе не стыдно, Виталик!
18
- Я все поражаюсь тебе, Ира, в каком мире ты живешь? Что за грезы наполняют твою душу? Мы здесь, в эмиграции, цепляемся друг за друга, чтобы легче было выжить. Линда платит за комнату, которую снимает, три тысячи, а получает всего семь, как ты думаешь, что ей делать, как не искать мужчину, который бы мог ее содержать?!
- Бедная Линда, ты не тот мужчина!
- Да, я не тот. Я и себя-то с трудом содержу.
- А как же быть с «научиться отвечать за кого-то»?
- Очевидно, мне еще рано. Очевидно, я еще не готов.
- А соблазнять девушку, бросать женщину, в этом тебе твой юный возраст не помеха?! Да в твои тридцать один мой Миша уже четыре года, как лежал в могиле, притом, оставив после себя пятилетнюю дочь! Бедная Линда!
- Это ты у меня бедная, - вдруг сказал Виталик, - Одну тебя я заставил страдать. Давай следующий тост за тебя.
19
- Только я все-таки хочу сказать, Ира, - сказал Виталик, когда официант отошел, - Я пока буду жить один. Я хочу жить один.
- А тебе и нужно пожить одному, - ответила я, - И мне нужно пожить одной. Не думай, что я сейчас так просто верну тебе ключи от своей квартиры. Мы можем встречаться, но тебе придется начинать все сначала. Ухаживать за мной, добиваться меня.
- Я не буду, - угрюмо сказал Виталик.
- Это почему это?
- Не умею,- ответил он.
Я расхохоталась:
- Придется учиться.
На этом наши наезды друг на друга прекратились. Потом мы упоительно болтали. Душа в душу. Вот это меня не устает поражать – как мы всегда были откровенны друг с другом. Виталик мне мог сказать абсолютно все, равно как и я ему. При таком взаимопонимании – мыслимо ли жить друг без друга?! И мы не только упоительно болтали, мы упоительно ели – он серну, я дикого кабана. В результате – он наелся дикого кабана, а я серны, потому что мы не ели, а упоительно кормили друг друга.
В общем, к концу ужина передо мной сидел прежний Виталик. Мой Виталик. И когда он достал телефон, и полувопросительно посмотрел на меня, я кивнула. Виталик вызвал Деда.
20
Около трех часов ночи Виталик сел к компьютеру, открыл «Солнце осени» и стал читать.
Дал себе труд, факт.
Я не возражала. В конце концов, это «Солнце» целиком посвящено ему.
Первую половину текста он достаточно часто смеялся, а вторую загрустил. Когда он прочитал последнюю строчку, за окнами уже вставал рассвет.
- Нет, ты, точно, бахнутая, - сказал Виталик и бросился ко мне в постель.
Я расценила его слова, как комплимент.
Это я тогда их расценила, как комплимент. Сейчас я расцениваю эти слова трезво. Надо же было быть так беззаветно влюбленной в мальчишку, чтоб посвятить ему целое произведение! Растрындеть всему свету, как он хорош в постели! Расхвалить его несуществующие тонкость, щедрость, ласковость, доброту! Одно то, как он поступил с Линдой, должно было насторожить меня. Не говоря уж про то, как он поступил со мной.
Да что теперь размахивать руками. Тогда мои руки были заняты – я обеими руками вцепилась в Виталика, я думала, что я его простила. Я думала так три дня, пока он был со мной.
21
- Два раза ты меня добивался, два раза, - вопила я, - и я тебе не уступала! На третий раз уступила – была счастлива, а в четвертый ты приехал и рассказываешь мне такие дивные вещи!!
- Какие дивные, Ира, просто так получилось!!
А получилось вот как.
Линда три или четыре раза слала Виталику эсэмэс-ки с просьбой о какой-то книжке, которую она у него якобы забыла. Тем утром, когда мы с ним расстались, субботним утром, когда я была так безоглядно счастлива, Линда снова прислала эсэмэс-ку « что с книжкой?», и он решил ей ее отдать тем же вечером.
Но предварительно сгонял с Тарасом в подвал, чтоб эту книжку взять, а у него там стояла бутылка «Немирова», и они эту бутылку на двоих выпили. С Линдой договорился встретиться в «Интернет-кафе».
- Другого места не нашел! – не удержалась я.
- Вот такой я мудак, - согласился Виталик.
Слово за слово, он перед ней высказался. Мол, ни я тебя не люблю, ни ты меня не любишь, зачем нам продолжать эти отношения; единственным оправданием их могло бы быть рождение ребенка, а ты ребенка не хочешь.
- Я тут подумала хорошенько, Виталик, и решила, что ребенка хочу, - вдруг сказала Линда.
- Ты хочешь от меня ребенка? – поразился Виталик.
- Да, - сказала Линда, - Мне уже скоро тридцать три года. Мне надо спешить. В общем, мне уже не надо твоей любви, мне нужен ребенок.
22
И все.
И все!!
Так легко.
- Я не знаю, Ира, что мне делать. Я пообещал ей с ней встретиться.
- Когда?
- Завтра.
Это все мне Виталик рассказывал, ворвавшись в воскресенье, в одиннадцатом часу вечера ко мне в дом!
Главное, я сидела, никого не трогала, и выстукивала уже 9 главу «Одиссеи»2, Наташа пришла домой в половине десятого вечера с «бригады», и потом говорила, что я выглядела потрясающе счастливой.
- Ты пойми, Ира, у тебя все есть, а у меня ничего нет! Я могу хотя бы иметь маленького, такого, который бы полностью зависел от меня, о котором я хочу заботиться, которого хочу любить!
- Виталик, у тебя есть я. Представь себе, что я твой ребенок. Я маленькая, я беспомощная, я целиком завишу от тебя, обо мне надо заботиться! Меня надо любить!!
- Нет, это другое, - неуверенно протянул этот кретин.
- Ты ребенком прикрываешься, чтоб продолжать трахать Линду в своем подвале, - взорвалась я, - ты подонок, просто подонок, убирайся из моего дома!
- Нет, Ира, - сказал Виталик, - позволь мне сегодня остаться. Я еще ничего не решил. Но ведь ты сама год назад говорила – найдем тебе девку, она родит тебе ребенка, и мы его вместе воспитаем.
- Я не могла такого говорить. Это бред. Как ты себе представляешь Линду?! Как колбу, в которой будет произрастать твое семя?! Да как только ребенок зародится в ее утробе, ты должен будешь каждый день эту утробу гладить и сказки ей рассказывать, пылинки с нее сдувать и исполнять все капризы женщины, чтобы твой ребенок родился здоровым, любимым, желанным, слышишь?!
23
- Ты уже не отделаешься дурацкими эсэмэс-ками! Ты будешь бежать сломя голову по первому ее зову!!
- Ну, не знаю, - сказал Виталик, - У меня нет другого выхода. Где я еще найду женщину, которая бы согласилась выносить моего ребенка?!
- Ты для начала проверься, можешь ли ты иметь детей. А потом проверь Линду. А то уже тридцать два года бабе, а она бездетна. Только меня избавь от своих матримониальных планов.
- У меня нет матримониальных планов.
- Как только Линда забеременеет, ты обязан будешь на ней жениться. Ведь не хочешь же ты, чтоб твой ребенок родился ублюдком.
- Можно ребенка на себя записать, а женщину не записывать!
- Дурак. Так тебе женщина и позволит на себя записать ребенка!
- А что, я знаю, некоторые так делают.
- Женщина может не только не позволить тебе записать на себя ребенка! Женщина может не позволить тебе увидеть его! Никогда в жизни!!
- Ты с ума сошла.
- Это ты спятил.
И при всем этом безумном диалоге я не переставала жарко целовать его! Никогда я еще не хотела его так сильно, как в ту минуту.
- Скажи, ты это специально делаешь, чтоб я завтра не пошел и не трахнул Линду.
- Говорю.
Я вложила в свои ласки всю страсть своей души.
Я чувствовала, что они последние.
- Я же еле простила тебе твое предательство, - наконец, тихо сказала я, - А ты уже готов на второе. Если это случится, Виталик, ты ко мне не вернешься иначе, чем через венчание.
Виталик уже сладко похрапывал.
Ирина Беспалова.