Кормление по методу тёти Лили

Виктор Свиридов
 
   Тётя Лиля – институтская подруга моих родителей. До войны она с ними училась в Московском горном институте в одной группе, они дружили, всегда были вместе, ходили в походы, занимались парашютизмом и т.д. Муж тёти Лили – огромный, двухметровый, рано облысевший мужчина – тоже был горным инженером. Вскоре после войны его назначили начальником горного комбината, находящегося недалеко от украинского посёлка Ватутино, куда он с семьей и уехал. У тёти Лили двое детей: Боря, которого в семье звали БОриК (на год старше меня), и Ниночка (на год младше). Жила эта семья в своём собственном доме, при котором был приусадебный участок: садик, огород, двор. Свои куры снабжали семью свежими яйцами и курятиной. Тётя Лиля вела всё это хозяйство, т.е. стала домашней хозяйкой, что огорчало моих родителей: Лилька – огонь девчонка, комсомолка, спортсменка, отличница. Она и лётную школу окончила параллельно с институтом, и альпинизмом занималась. Поступила в аспирантуру, профессора ей пророчили научную карьеру… А в результате стала – домашней хозяйкой!
 
  И вот «холодным летом 1953 года» мама повезла меня к тёте Лиле на летние каникулы. Ехали долго, трудно. Но, наконец, мы дома у тёти Лили. Приехали рано утром, прямо к завтраку.
 Тётя меня спросила, буду ли я яичницу с салом? Буду, конечно!
 А сколько яиц, два или три? Три!
 У мамы круглые глаза: что ты, Лиля, не надо ему три! Но мне дали яичницу из трёх яиц, и я съел её с удовольствием.
 «Вот, дети, как надо кушать!», торжествующе сказала тётя Лиля, и тут же спросила у меня: «Витенька, хочешь ещё?»
 «Хочу!»… Мама под столом пихает меня ногой и пытается что-то втолковать тёте Лиле…
 «Не оговаривай ребёнка!», говорит она. И через две минуты ставит передо мной тарелку с новой яичницей. А надо сказать, что мы в Москве хоть и не голодали, но жили весьма скромно. Поэтому проголодавшийся с долгой дороги десятилетний мальчик мог съесть яичницу из шести свежих деревенских яиц. Но когда на следующее утро мне подали то же самое…

     Вопрос кормления детей был у тёти Лили главным и очень больным. Дом ломился от продуктов, но её дети категорически не хотели есть, а она категорически хотела обратного. Она варила шикарные борщи, жарила кур, пекла изумительные пироги… Огурцы, помидоры, баклажаны и прочие овощи росли рядом с домом на грядках, что меня (городского мальчишку) особенно поражало! Мясо и рыба в доме были только с базара и только свежайшие, мёд ей привозили с соседней пасеки. Если учесть, что её муж был самым первым человеком в районе, то благосостояние этой семьи не должно вызывать ни сомнения, ни удивления. А Борик и Ниночка никак не хотели жрать, да и только!

   Процесс их кормления выглядел примерно так: Ниночка сидит над давно остывшим борщом, рядом стынет румяная курочка… Ниночке сказано, что из-за стола она не выйдет, пока всё не съест! Она и не выходит, уныло глядя в туманную даль. Взвинченная тётя Лиля одной рукой хватает Ниночку за щёки и, сдавливая их, заставляет Ниночкин рот приоткрыться. Другой рукой тётя Лиля, быстро-быстро орудуя ложкой, заполняет Ниночкин рот борщом, в надежде, что борщ будет проглочен. Но не тут-то было. Ниночка продолжает уныло сидеть с набитым ртом, только и ожидая момента, когда мать отвернётся, чтобы выплюнуть содержимое рта обратно в тарелку. И так продолжается с переменным успехом, поскольку внимание тёти раздваивается между детьми. Ей надо успеть воткнуть пару ложек то одному, то другому. А ведь дети-то уже совсем большие: Ниночке девять, а Борьке одиннадцать лет!

  Кормление Борика отличается только тем, что тут тётя Лиля применяет силовые приёмы. Например, ловко захватывает шею Бориса борцовским приёмом «замком», чтобы он не мог трепыхаться. А дальше, с криком: «Ешь, я тебе говору!», тётя Лиля упорно запихивала ему в рот надлежащий продукт. (Именно «говору», а не «говорю»!) Процесс кормление обычно длился часа два, неважно был ли это завтрак или ужин, ничем не отличающиеся от обеда.
 На этом фоне я выглядел идеальным ребёнком: быстро и с аппетитом поедал шикарную снедь, подаваемую на стол. Моя мама через пару дней уехала, оставив меня на всё лето у тёти Лили. Уезжая, мама наставляла меня (после яичницы), чтобы я вёл себя прилично, т.е. не выглядел, как из голодного края. Я понял, что добавку просить неприлично, но всё, что мне давалось, съедал без остатка. Честно говоря, такой вкусной и обильной жратвы у нас в Москве в ту пору не было и быть не могло.
 Поэтому я и ел с аппетитом, за что Борик и Ниночка начали меня тихо ненавидеть. Чем это окончилось бы, я не знаю. Но положение спасло, видимо, следующее обстоятельство: случайным образом я приучил детей есть, причём есть с аппетитом.
 Поясню: поскольку в доме процветал культ еды, то доступ к любой пище был свободным в любое время суток. Другое дело, что дети этим не очень-то пользовались. А я, когда мы играли в саду в войну, притаскивал тётин пирог да ещё и банку мёда, и предлагал ребятам это съесть в качестве солдатского пайка. Тут же для примера начинаю с пирога, макая его в мёд. Очень скоро дети приобщились к простой солдатской пище. Потом я стал таскать из дома и более прозаические продукты: хлеб с салом или недоеденную утром курицу. Дальше – больше! Научил их печь картошку в костре, который мы разводили в дальнем углу сада, где обычно тётя Лиля сжигала мусор. Овощей на грядках полно, заедай луком, огурцом и т.п.! Когда тётя Лиля это узрела, то решила, что лучше так, чем никак.
 Кормление детей – штука тонкая!