Я родился и вырос в городе N. По крайней мере, так утверждают работники приюта, в котором я оказался еще карапузом. Поэтому я до сих пор ничего не знаю о своих настоящих родителях. Известно только то, что мать отказалась от меня сразу же после родов. Вот почему позже у меня не было желания найти ее. Я был лишен материнского тепла, и это очень угнетало меня. Зато в приюте я чувствовал себя как дома. Здесь были люди, которые заботились обо мне. С одногрупниками отношения не складывались: я был замкнутым, закомплексованным и необщительным ребенком. Порой я наблюдал за тем, как они всей толпой играли во дворе. В эти минуты я чувствовал себя одиноким, жутко одиноким. И всю эту боль я держал в себе, ни с кем не делился, боясь, что меня сочтут слабаком. А я поклялся себе быть сильным, чтобы не случилось. Единственное, что помогало мне выражать свои чувства – это музыка. У нас был специальный кружок для этого. Так где-то с семи лет я уже мог играть на гитаре и сочинять какие-то свои композиции. Здесь я был откровенен. Я настолько проникся этой незамысловатой гитарной музыкой, что у меня наворачивались слезы, когда я слышал ее, когда я играл ею. Чаще всего мои мелодии получались минорными, задумчивыми, мрачными, тоскливыми. Именно так я ощущал себя внутри. Мне нравилось, что с помощью музыки я мог ощущать около себя кого-то, кто мог бы выслушать меня, сопереживать мне и поддерживать. Теперь, когда я не расставался со своей гитарой, у меня появился смысл жизни. Я мечтал, что когда-нибудь мои песни выслушает та, которую я полюблю, и буду, любим ею в ответ. Нередко я воображал себя звездой на сцене. Я играю – мне подпевают… Потом я пошел учиться в школу. Это была самая грязная дыра во всем городе. Если у тебя нет родителей, денег, друзей, то ты долго здесь не протянешь. Одного дня в этой тюрьме мне хватило, чтобы понять все. Учителя – подонки, которых заботит не обучение детей, а свое благосостояние. Хотя у них были средства к существованию, они не стремились к работе, зная, что им и без того будут платить мизерную зарплату, что все, кто здесь находятся, так и не доживут до своего совершеннолетия. Со мной были дети, которые гнили изнутри и разлагались снаружи. Но все они стремились хоть как-то выжить. Кто-то воровал, кто-то избивал, девочки продавали себя на темных улицах. Только чаще всего их избивали и насиловали. Бесплатно. К 11 классу я же давно не числился в приюте. Мы вместе с приятелями нашли себе убежище в полуразрушенном общежитии. Я старался держаться ближе к парням, что были старше и хорошо знали этот район, имели связи. Чаще всего они угоняли машины, затем продавали запчасти, избивали прохожих, забирая их деньги и драгоценности. Так мы могли получать хоть какую-то еду: большая часть уходила на сигареты, выпивку, а позже и наркоту. Смотря на все это, я не мог даже рта раскрыть о том, что это неправильно. Однажды шайка послала меня вместе с вырученными деньгами за выпивкой. Но вместо этого я купил еды, не той, что мы ели прежде, протухшей и мертвой. Это был свежий хлеб, овощи… Я с нетерпением бежал в наше убежище, предвкушая сытный ужин… Я так ошибался! Меня сбили с ног прямо на пороге. Это были мои же товарищи. Как видно даже голод не мог заглушить бешеную жажду к выпивке и наркоте. Я смутно помню тот кошмарный день. Я лежал на полу, а они избивали меня ногами. Но я поклялся быть сильным. Ни разу я не вскрикнул. Я лишь улыбался и после каждого удара старался встать. Это злило их. Тогда один из этих гавнюков стал бить в лицо, стараясь «убрать» таким образом мою улыбку. Мне разбили лицо. А я продолжал скалится, а когда кровь забила мне рот, я громко расхохотался, будто я не чувствовал боли. Они предлагали мне забыть обо всем и протягивали сигареты. А я отворачивался. Тогда они снова избивали меня. Буду ли я напиваться? Нет! И снова эта невыносимая боль. Мне сломали три ребра, я получил сотрясение мозга. Потом какое-то время я лежал без сознания в луже крови. А когда очнулся, встал, впервые в жизни закурил и напился. Хотел показать себя крутым и сильным, а оказался последним слабаком. Теперь я был сломан. У меня просто не было сил держаться. Так я стал вором и наркоманом. Нашел себе новых друзей-ровестников, поселился с ними в другом разрушенном здании. Я продолжал ходить в школу, хотя мои раны на лице все еще напоминали о себе как внутри, так и снаружи. Стал вести себя более раскованно, встречался с девушками. Но в тот день я увидел ее. Она была так же бледна и молчалива. Но было в ней что-то живое, отличавшее ее от своих сверстниц. Однажды я видел, как прямо на перемене в школьном дворе, одна из них разбила ей нос. Мне было тяжело смотреть, как она упала на землю и заплакала. Я хотел подойти к ней, помочь, успокоить, сказать ей, что я такой же, как она. Но потом, вспоминая, свой ужасный и безобразный образ, я лишь прятался в тени и хмурился. Поздно ночью я вместе со своими дружками прогуливался по кварталам: мы искали состоятельных прохожих. Нам срочно нужны были деньги на травку. Помню, как я услышал крик о помощи. И мы, с друзьями вытащили биты из курток (этим незамысловатым оружием легко можно было оглушить). Когда-то это были наши работы по труду. Мой взгляд остановился на трех громил, которые пытались изнасиловать девчонку. Я, не раздумывая, подбежал к одному из них и ударил того по голове. Он тут же повалился наземь. От этого другие двое трусливо смылись. Я подошел к девушке, чтобы разглядеть ее. Она была жутко пьяна. И тут я увидел ее лицо. Оно было избито и знакомо мне. Это была та девушка, о которой я думал. Она улыбнулась мне, а я лишь испуганно отвернулся, боясь, что она снова видит мое изуродованное лицо. Мы с друзьями дотащили ее до нашего жилища и уложили ее спать. Больше я с ней не расставался, я решил оберегать ее и не дать ей погибнуть здесь, как это происходит с другими. Впервые я почувствовал себя сильным, когда укрывал ее старым одеялом и шептал, что все будет хорошо.
Ее имя Киара…