Он никогда не страдал бессонницей, просто вёл ночной образ жизни. В ночное время суток ему лучше думалось, а звезды рисовали нужные ноты, подсказывая мелодию.
Но в эту ночь ему не ничего не приходило в голову. Он ходил из угла в угол, но так и не придумал относительно ничего нового. Вышвырнув клочья бумаг в окно, он устало вздохнул и откинулся на диване, зажмурив глаза. Дом спал, было бесполезно вслушиваться в его зловещую тишину, изредка прерываемую потрескиванием углей в камине. Ветер теребил тяжелые шторы и приятным холодом окутывал его, унося в другой мир...
***
Опять дождь, погода была не хуже, чем в Лондоне. Бесконечные потоки воды с небес и лёгкий туман, бережно окутывающий каждый столб на дороге. Жизнь словно вымерла. Можно было лишь изредка встретить заблудившегося в тумане прохожего, испуганного стихией, съежившегося, словно намокший воробей.
Неспешные шаги по серому асфальту. Мужчина в сером плаще и с чёрным зонтом в руке. Он шёл куда-то, так неторопливо, нашёптывая что-то себе под нос. Вниз по улице, затем направо и вверх, бегом по мостовой, поворот, ещё один. Внутрь под арку и опять вниз, вместе с потоком воды. Стоп. Он тянет на себя тяжелую дверь, и мрак подъезда поглощает его. Он стряхивает капли с зонта и поднимается наверх. Пара пролетов, стук каблуков по бетону. Мерзкий звук звонка двадцать первой квартиры.
- Кто?
- Я.
Скрип двери и испуганно-странный взгляд хозяйки.
- Проходи,- она делает пару неуклюжих шагов назад, пропуская гостя. Он молча заходит и ставит папку на пол, вешает плащ и зонт. На кухне глухой звук приемника и журчащая вода в ржавых трубах.
- Спасибо, что пришел,- она наигранно улыбается, глядя на него, осматривая чёрную форму, задерживая взгляд по привычке на пуговицах.
- Ты просила, я пришёл,- лёгким движением он подхватывает папку и идет на кухню, вольно, словно когда-то каждый день это проделывал.
Она небрежно наливает в прозрачную кружку кипяток и ставит перед ним, садится напротив и нервно теребит скатерть. Он молчит, явно не желая начинать первым, лениво мешает сахар и смотрит на запотевшее окно.
- Я не хотела вообще говорить об этом, в особенности, учитывая наши отношения,- она спотыкается в словах, голос её дрожит от каждого удара капли воды о дно железной раковины. - Но, свесив все за и против, я всё же решила сказать тебе..., - она выжидающе смотрит на него, ожидая вопроса, но он молчит. - Кхм, - она опять замолкает, ей трудно, не знает, как сказать, - Я, в общем, у меня... нас... будет ребёнок,- она опускает глаза, теряя взгляд в бесконечности роз на скатерти, словно стыдится этого факта.
Его же лицо не меняется, лишь блеснули светлые глаза, а пальцы затушили сигарету.
- Сколько?
- Уже четвёртый месяц.
Он отхлебнул горячую жидкость из кружки и поморщился: она никогда не умела заваривать чай.
- Нужны деньги?
- Дело не в деньгах, - она опять спотыкается, - Я не могу делать аборт, никто не может, поэтому... я хочу отдать тебе или в детский дом.
Он скривился:
- Ты в своём репертуаре – всё перекладываешь на чужие плечи. Когда же ты повзрослеешь, маленькая девочка?
- Ты можешь хоть на минуту перестать себя так вести?
- Не вижу смысла.
Она резко встаёт, отчего у неё темнеет в глазах, и чуть было не падает на пол, но всё же ловит равновесие и лишь садиться назад.
- Чёрт бы тебя побрал! - она злится и искрит как испорченная розетка, - За что ты так со мной? - она не ждет от него ответа – знает, что ничего не добьётся, - Я не могу с тобой говорить. Это бесполезно. Уходи, не хочу тебя видеть.
На улице он закурил, но капли воды затушили огонёк.
____
Всю ночь Берлин давили тёмные тучи, постепенно рассеивающие к хмурому утру. Всё смешалось в густом тумане: асфальт, дома, небо, мир.
Мужчина в черной форме выбрался из своего черного "Фольксвагена", часы показывали шесть минут четвертого часа утра.
Сырой воздух был наполнен ужасом ночи, а вращающийся фонарь на крыше машины бросал свет под арку: синий - черный, синий - черный.
Он бросил сигарету в раскисшую дорогу, где та, зашипев, потухла.
- Доктор, что скажете на это?
Тот не скрывая раздражения, тяжело наклонился над жертвой и внимательно вгляделся в её открытые глаза.
- В неё выпустили всю обойму, - он выпрямился и одел перчатку, - Смерть наступила между часом и двумя часами. На улице довольно холодно, тело быстро остыло. Да ещё и эти безмерные лужи.
Он присел на корточки, долго смотря в серые, под цвет сегодняшнего мира, глаза жертвы. В таком положении он оставался довольно долго, пока не затекли ноги.
- Сделайте ещё снимок, - он встал. Последовала вспышка фотоаппарата.
- Герр, санитары приехали!
- Что-то они не торопятся,- он держал курс на свою машину, - оставьте у меня в кабинете все необходимые документы,- хлопнула дверь. Он с тоской взглянул на шебуршавшийся свёрток. Протянув руки и взяв его, он бережно прижал его к груди. Нежная улыбка, нет, её жалкое подобие, промелькнуло на его губах.
- Мой милый... мой,- он поцеловал крошечное чудо в лоб и...
***
Он распахнул глаза и принял вертикальное положение. Глаза хаотично выхватывали из мрака силуэты, а ветер лишь леденил кожу. Глубокий вдох, выход. Вдох – выдох. Он подошел к окну и сел на широкий подоконник.
- Спасибо, - сорвалось с губ.
19 February 2007