В одной из отдалённых улиц Москвы, в сером доме с белыми колоннами, антресолью и покривившимся балконом жила некогда барыня, вдова, окружённая многочисленною дворней.
В один из тёплых уже майских дней, дворецкий Гаврила привёл в усадьбу нового дворника – здоровенного детину почти трёх аршин росту, с косою саженью в плечах, заросшего русым густым волосом и с роскошною, но нечёсаною бородою.
- Так что ж он молчит-то всё? Немой? – Барыня смотрела с балкона в лорнет на нового работника.
- Точно так-с! Немые-с! С рождения-с. Убогие они-с!
- Как звать-то? А впрочем…Глухой, ведь…
- По метрике-с Герасимом кличут-с!
- Так и славно! Глухой-немой добавки жалования просить не будет...Герасимом? Покажи ему, где спать!
----------------
Герасим перебрался в дом тем же днём. С собою принёс он охапку мешков, моток верёвки и фонограф. За ним, несущим все эти богатства, на двор вошла собачонка: мелкая, с полуоблезшей шерстью, разжиревшая, на тонких, кривых лапках, с грязной бородкой и заплывшими жиром, равнодушными ко всему, глазками.
- Ы-ы! – Широко улыбаясь, Герасим кивнул в сторону своей спутницы.
- Ы-ы, так – Ы-ы! Нам без разницы! Хоть Му-Му, хоть Бова Королевич! Ты знай – мети! Давай, убогий! Давайте и мы! – Гаврила, сапожник Капитон и сенная девушка Татьяна, сидевшие у ворот на лавке, разом запрокинули налитые только что чарки…
-----------------
Первая ночь по приезде прошла тихо. Утром Герасим тщательно вымел двор, полил булыжную мостовую из лейки и, встав в новом фартуке у ворот, внушил своим грозным видом почтение и боязнь соседям и прохожим. Беда пришла во вторую ночь…
Герасим выставил за порог свои видавшие виды сапоги и развесил для просушки портянки, порты и исподнее. Дальше…Дальше Герасим вспомнил про Ы-ы! Покормив её щами с крошеным хлебом, он закрутил пружину завода на фонографе… Собственно, и купил-то его Герасим на Сухаревке из-за картинки на орехового дерева корпусе: сытая бело-чёрная собачка сидела с признаками явного удовольствия у трубы. Под картинкой шла надпись славянской вязью: «Голосъ ея хозяiна». Герасим загнал Ы-ы в угол, навёл на неё трубу и включил прибор…
Первые три минуты Ы-ы сидела, как обычно, молча. По прошествии их, Ы-ы затряслась всем телом, заелозила по стене, пытаясь уйти от страшных раскатов баса Фёдора Ивановича и, наконец, задрав морду вверх и суча лапками, стала требовать прекратить безобразие.
Видя, как нравится собаке действие иноземного прибора, Герасим взялся вязать мётлы, не забывая время от времени менять цилиндры и накручивать завод. Спать легли под утро…
----------------
- Гнать! Немедля! Гаврила! – Скрюченные подагрой сухие ручки барыни тряслись в пароксизме негодования.
- Сей момент-с! – Гаврила возник из воздуха и моментально растворился в нём же.
----------------
Кто-то похлопал по плечу Герасима, монотонно шоркающего метлой по двору.
- Ты эта! Панимаш…- Гаврила с трудом соображал, как объяснить юродивому то, что требовали барыня.
- Я, - Гаврила ткнул себя пальцем в грудь, – Они-с, – Гаврила указал на окна барского дома, – мы, – дворецкий очертил круг рукой, объединяя всех стоявших около дворовых, – Христом Богом тя просим: ступай со двора!
Гаврила замахал обеими руками в сторону полуоткрытых ворот, где, в першпективе, виднелась заросшая осокой и камышом набережная Яузы.
Герасим поднял голову, всматриваясь в указанное Гаврилой направление. Лицо его расплылось в широкой улыбке. Ударив себя три раза в грудь, он затряс косматой головой.
- Да понял, понял! – Загомонила челядь. - Если Герасим что пообещал, так верно, так и исполнит! Мы его знаем!
- Ну и Слава Те, Господи! – Широко осенил себя крёстным знамением Гаврила на маковки местной приходской церкви « Св. Климента, папы римского», что на Ордынке.
------------------------
В вечеру, увидели дворовые люди, как вышел из ворот усадьбы Герасим с пятипудовым мешком на плечах.
- Ну, слава Христе! – Народ разбрёлся по каморкам.
Забытие было недолгим. Спустя два часа двор наполнили: запах герасимовых портянок, звуки фонографа и судорожные всхлипывания Ы-ы…
-------------------------
- Гаврила! Гаврилу позовите! – Властный оклик барыни зазвенел дишкантом над усадьбой.
- Нету-ти, барыня! Верно, из кобака не вернумшись со вчерашнего дня! – Капитон заломил картуз.
- Так что ж этот... немой? Всё ещё тут? Гоните!
- Слушаюсь, барыня! – Капитон заспешил к Герасиму и показал ему жестами то, что показывал надысь Гаврила.
Герасим внял, широко улыбнулся, ударил себя три раза в грудь и согласно потряс головою.
---------------------
Выплывая каждый вечер на стремнину Яузы на утлом челноке с очередным мешком, Герасим сошёлся довольно близко с дедом Мазаем, выплывавшим в то же время и на то же место тож, с какими-то мешками. Частенько сидели они борт о борт, куря молча самокрутки…
---------------------
Проснувшись в четверток, барыня кликнули Любовь Любимовну – последнюю из дворни. Залы отозвались глухим эхом…
Выглянув в окно антресольного этажу, барыня запиметили Герасима, охаживающего двор широкими взмахами новой метлы. Ы-ы полулежала в свете восходящего солнца на широких ступенях подъезда.
- Эй! Дворник! Гаврило…тьфу ты! Этот... Гейдар! Гурген! Ах ты, Господи! – Барыня надрывалась четыре часа. Глухой молча мёл двор, Ы-ы хлопала поусонными глазками на портике.
Барыня очнулась в креслах у окна. Стемнело… Где-то, за два упокоя, половицы гнулись со скрипом под чьими-то неспешными шагами. Мелкая дробь как будто шагов крысиных лапок сопровождала богатырскую поступь…
- Кто? Кто там? Гаврило? Капитоша? Любовь Любимовна? Сюда нельзя!
Медленно скрипнули дверные петли…
- ****ь, Герасим – ты? Испугал, сука! Где ужин-то? Ужин?! У-жин... – Барыня показала руками на горло…
-----------------------
В другой день, в пяток, жители Замоскворечья могли наблюдать в окнах своих привычную кортину: здоровенный мужичина с моськой на бельевой верёвке, с фонографом под мышкой понуро шёл по улице под проливным дождём с дощатой табличкой на груди: « а вотъ каму дворнегъ»