И увидел я, что это хорошо

Владимир Либман
В жизни каждого человека бывают особенно яркие дни. Тем более, когда все его дни, в общем-то, более или менее, счастливые... И вроде бы, ничего особенного не происходило, а вот, поди ж ты…
15 февраля стало моим днем.
Правда, утро было омрачено тем, что сын уехал в командировку. Поэтому, по очень давней традиции, я отвез его в аэропорт.
Возвращаться домой было еще рано. Наташкино время вставать - 5.30
Поэтому я съездил на заправку. Но у меня еще оставалось минут 30, и я заехал в промзону, что бы поглядеть, нет ли там мастерской, где можно сделать ключик. Конечно, я такое место нашел. Это была уже первая радость. Но еще маленькая.
И увидел я, что это хорошо.
Ровно в 5.30 я пришел домой.
К тому времени, когда Наташка выползла на кухню, я закончил варить кофе.
Но случилась неудовлетворенность! Кофе мне накануне помололи в магазине, он был недостаточно ароматным. Конечно, надо молоть свежежареные зерна на ручной мельничке. Но у моей мельнички нет ручки-«крутилки»: при переезде когда-то потеряли… Где можно добыть ручку? Конечно, на блошином рынке… Ура! Есть повод опять побродить по барахолке.
Наташка ушла.
Адын, савэм адын, адын, савсэм адын!
И увидел я, что это хорошо.
Пора ехать, делать ключик. Поехал. Очень симпатичный мужичок всего за 35 шекелей изготовил мне ключик. Надо запомнить: если когда-нибудь мне надо будет заработать деньги, я куплю такой станочек, и тоже буду делать ключики…
Хорошо. Теперь у меня есть индивидуальный ключик от склада в подвале дома, где я размещу большой сундук, с ненужным Наташке барахлом… «Вынеси елку, вынеси елку»!
Теперь вынесу. Раньше просто ключика не было…
И увидел я, что это хорошо.
Теперь самое время ехать на блошиный рынок.
Вот. Тут я могу жить. Я давно выяснил, что жить я могу в нескольких местах: на рыбалке, на барахолке, в магазине, где продаются инструменты и всякие железяки, в застолье с друзьями
Только мне на барахолке не нравятся продавцы: все они жулики. (Впрочем, разве только на барахолке все жулики)? На этом рынке царит «официальный» обман.
-Сколько стоит?
-50 шекелей.
-Я возьму за 5.
-Нет! Дешевле 50-ти не отдам.
-Ну, и стой. Я ухожу.
Ухожу.
Кричит:
-Иди сюда!
Возвращаюсь, достаю пять шекелей…
-20, - говорит он.
Ухожу.
-10, - кричит он вслед мне.
-7, - соглашаюсь я.
-8, - разводит он руки.
Всё. Я ухожу. Он кричит мне что-то вслед, но я не оглядываюсь…
О! Точно такая же штучка!
-Сколько?
-7 шекелей.
-Я дам тебе 2
-Три, - разводит руки продавец.
-Ладно, - даю ему три, - но ты меня здорово обманул!
Продавец явно этим… доволен.
Инструменты, кусок старой мясорубки, подстаканники, старые тряпки, роскошные мебельные гарнитуры, перегоревшие лампочки, оборудование для магазинов и пекарен, мастерские на разные вкусы, медь, алюминий, серебро, поделки, подделки…
-Я ищу ручку для кофемолки.
-Сейчас принесу тебе.
Я жду десять минут. Он приходит, и приносит мне… разводной ключ. Вот, гад!
-Я не инстолятор! Мне кофе надо молоть! Я - кофемол!
-Что тебе помешает этим молоть кофе? Зажимаешь и мелешь, – придуривается он.
-Пошел ты! – я даю точный адрес. Меня зло берет: он очень хочет, подловить лоха – это у продавцов считается высшим классом… Обиделся. Хоть и эфиоп, а по-русски понимает! Оно и понятно: этот язык придумал его предок - Пушкин!
Но, в конце концов, я нахожу такую ручку, как хотел! Под цвет и фактруру самой кофемолки и моей, купленной тут же, турочки.
И увидел я, что это хорошо.
Время шло к полдню. Я побрел к своей любимой кофейне, сжимая в руке ручку, и досадуя на то, что Ирочка не может во время работы смыться, и попить со мной кофе…
Кто такая Ирочка? Почему это я должен об этом рассказать? Просто у нее очень красивые глаза. И вообще. Всё. Больше ничего не расскажу.
Еще полчаса ушло на кофепитие.
Бэмц! У меня ножи не точены!
Мигом в машину, и домой за ножами.
Как точат ножи в мастерской на улице Ротшильд, я знаю. Хорошо точат. Но… можно лучше. На прошлой неделе я узнал адрес хорошего точильщика. Он живет в Ашкелоне. Но, может быть, есть такие же в Тель-Авиве? Да. Есть. На улице Алия. Еду туда. Старинная грязная точильня.
Работают исключительно пожилые ашкеназские евреи. Только деды. Они точат все, что может быть заточено: пилы, ножи, ножницы, зубила, сверла. Руки у приемщика – настоящие рабочие руки мастера! Я верю: такими руками плохо сделать невозможно.
У меня есть пару часов, пока они буду точить. Значит… Надо заехать по делу с мужиком поговорить. Заехал. Поговорил. Он согласен. Будем работать.
И увидел я, что это хорошо.
Опа-на! А ведь я еще не был в сауне!
Еду домой. На сердце хорошо и спокойно. Открываю Интернет… Да, вот письмо, которое греет мне душу. Любимая женщина.
Пора в бассейн и в сауну.
Подъезжаю, и вижу, что Наташка уже здесь. Ага. Значит, она, не заходя домой, сразу поехала сюда.
О, как хорошо, поплавав в бассейне часок, посидеть в горячей сауне… Потом контрастный душ. Все делаю медленно. Захожу в сауну дважды. Первый раз, намазавшись оливковым маслом и солью. Второй – намазываюсь смесью оливкового, облепихового масел и меда.
Наташку в бассейне не встретил. У нас режим разный. Ей сауна не нравится. Женщины – странный народ. Сауна не нравится, железки не нравятся, выпивка с друзьями не нравится, рыбалка (!) и та не нравится! Спрашивается, зачем живут? Да еще и дольше нас! Зачем?
Выхожу на улицу. Лицо горит, тело чистое до хруста. Пахну одуревающее. Сам от себя балдею.
И увидел я, что это хорошо.
Теперь приведу в исполнение наш приговор детям! Мы их лишаем родительских прав на двух детей. Сажусь в машину и еду в Ашдод. Внуки, подлежащие экспроприации, уже одеты и обуты. Гружу их в машину, и еду домой.
Сдаю детей Наташке.
Осталось почитать новости. Всё идет хорошо: там сгорело, тут убили, здесь ограбили, опять взорвалось, наводнилось, засохло, изверглось…
День догорел. Всё хорошо. Я маленький человек. Но и у маленького человека, как видим, могут быть большие радости!
И увидел я, что это хорошо.