В память о предпоследнем мужчине она купила мр3 Патрисии Каас. Они оба любили Патрисию. Настоящая женщина, говорила она, истинная француженка. Она любовалась ее фотографиями, обожала заниматься сексом под ее хрипловатый голос...
Он любил Патрисию за нескладное и в то же время привлекательное тело. «Ее тело похоже на твою душу», - говорил он. –«С одной стороны – бездна порока, с другой – такая чистота, которую можно принять за порок, потому что никто не может понять ее. Искренность ребенка, которую многие считают вульгарностью и распущенностью».
Они много занимались сексом. Она со всеми много занималась сексом. Она не могла не заниматься сексом реже, чем раз в день. С ним можно было любить друг друга под музыку. Под нормальную музыку: не под r-n-b и какое-нибудь романтическое гавно наподобие «Романтических коллекций». Она выгибалась в оргазме под «Пласибо» и Вивальди, под Бьерк и Мерлина Менсона, стонала под Рахманинова, вопила под «Нирвану», царапала ему спину под «Крендбериз». С ним она нюхала кокаин, рассыпав дорожку на ключе, вдыхая его через хрустальную соломинку, и ходила в консерваторию, где под «Реквием» Моцарта их руки проникали в самые сокровенные места. Им улыбались все общие знакомые, потому что, несмотря на всю несносность, они были парой. Он купил ей красный диван в ромашках и посудомоечную машинку. Она приучила его кушать паэлью. Они вместе гуляли по Хельсинки и трахались в каждом баре, куда заходили выпить по рюмочке вина. С ним она отморозила два пальца, которые даже прилипли к мобильному телефону в мороз, потому что она не могла идя по улице не слышать его. С ней он побрил голову и стал носить черную футболку с написанным специальным красным маркером ее именем. С ним...С ней... С ними... Случилось именно то, что происходит с ней и со всеми. Она переспала с его лучшим другом. Ушла к нему. Устроила скандал и шоу. Он плакал и нюхл кокаин. Она трахалась в другом доме в другой высотке на другом краю Москвы с его лучшим другом. А потом ушла. К совсем другому. Дантисту. Которого тоже любит. С которым подолгу сидит в его «Альмере» и нежно прижимаясь и сплетаясь пальцами шепчет: «люблю-люблю-люблю». Он называет ее шлюхой и забывает про то, что это – не распущенность, а настоящая искренность – искренность ребенка, который не привык к ответственности, любит секс и обожает «Реквием» Моцарта. Аминь...